Переиграть Афродиту (СИ) - Самтенко Мария - Страница 16

— !!!

— Не надо, — буркнула царица. — Это был не тот заговор. О том, чтобы сделать всех мужчин женщинами речь не шла. Просто Гера уже не могла терпеть бесконечные измены Зевса, его пренебрежение, неуважение всех остальных, насмешливые взгляды собственных детей, и захотела избавиться от него и отдать трон… кому там? Забыла. Вроде бы Аполлону. Или Посейдону. Не суть. Мне это предложение чрезвычайно понравилось…

На Персефоне сразу же скрестилось несколько взглядов, и только сама Гера продолжала тереть глаза, не глядя ни на кого из присутствующих.

— … но, поговорив с Герой, я поняла, что она все еще любит Зевса где-то в глубине души (хотя и непонятно, за что). Тогда я обратилась к Гекате, и та сварила зелье на основе воды из Леты, которое отняло у Геры память и изменило ее внешность. Помнишь?..

Гера-Минта молча кивнула.

— Я назвала ее своей сестрой и отвела к Деметре… мама согласилась мне подыграть, правда, она не знала, кто это, приняла за обычную потерявшую память нимфу. А для Олимпа мы сделали новую Геру, позаимствовав одну из облачных овец Нефелы. Гера поделилась с ней своей памятью, дала отпечаток личности… правда, то ли из-за того, в каком состоянии она тогда находилась, то ли из-за… кхм… овечьей природы в голове у новой Геры не задерживалось ни одной мысли кроме безумной любви и безумной ревности к Зевсу, но этого все равно никто не заметил, — губы Владычицы презрительно скривились, — даже сам Зевс так и не понял, что много лет делил ложе с овцой. Но теперь, о Владыка Богов, теперь ты, надеюсь, почувствовал разницу?..

Глаза Владыки Олимпа удивленно расширились.

— Да как ты сме…

Персефона насмешливо улыбнулась, складывая руки на груди, и Зевс, мгновенно оказавшийся полностью одетым, грозным, с занесенной над головой молнией, шагнул к ней. Царица развела руки, продолжая улыбаться… и тут грозный Эгидодержец эффектно растянулся на полу, роняя молнию и выставляя руки, чтобы не удариться носом.

— Это ты не смеешь, брат, — резко сказал Аид, хватая Владыку Олимпа за волосы, рывком поднимая на ноги и вытаскивая из покоев. Из-за полуоткрытой двери сверкнула сдвоенная молния, в стену впечаталось что-то тяжелое, донеслось пару ругательств на варварском языке — Зевс наглядно демонстрировал подземному братцу, насколько ему не нравится получать удары по голове. Особенно сзади и с ноги.

Персефона закрыла дверь и обратилась к Минте (Гере?):

— Ты как? Пришла в себя?

— Голова болит, — последний раз всхлипнула бывшая нимфа. — Но я все помню. Вообще все.

— Кажется, дворец придется сносить! — констатировала Макария, пролезая в покои с корзиной фруктов в руках.

— Уже сносят, — поддержала Геката, просачиваясь следом тоже не с пустыми руками. — Когда Макария примчалась ко мне, я сразу поняла, что происходит, и захватила все необходимое. Вот! Мой лучший самогон!

— Девочки! — растрогалась Гера. — Я так вас люблю! И еще Зевса… — она снова залилась слезами.

— А чего, ты, собственно, ревешь? — вкрадчиво спросила Макария. — Ты же теперь богиня! Царица! Мужики просто толпами падать будут!

— Макария! — возмутилась Персефона. — Что ты такое говоришь! Это не та Минта, которую мы знали, она теперь хранительница домашнего очага… — она запнулась, когда Гера решительным жестом отбросила сотворенное Зевсом покрывало, которое до того старательно поливала слезами.

— И правда! — в ее прекрасных небесно-голубых глазах появился хорошо знакомый присутствующим нетерпеливый блеск. — Раз я богиня, хозяйка Олимпа, значит, мне больше не нужно прятаться по углам, прикрываясь Гефестом! И Афина с Артемидой мне уже ничего не сделают, ха! Представляю, сколько мне Зевс недодал супружеского долга, — она хихикнула и тут же нахмурилась, что-то подсчитывая. Но вскоре ее прекрасное чело разгладилось. — Мы целый месяц не будем вылезать из… а когда он снова начнет мне изменять, я скажу Аполлону…

— Какой-такой Аполлон? — вкрадчиво поинтересовалась Персефона.

— Ну, или Дионис, — легкомысленно отмахнулась Царица Олимпа. — Или еще кто-нибудь, не суть. Ну, Зевс же не будет мне верен вечно?

— Я хочу, чтобы мой муж был верен мне вечно, — шепнула Макария на ухо Гекате, разливающей самогон по кубкам. — А не как у Минты!

— Теперь мы должны называть ее Гера, — поправила ее Трехтелая. — Минты больше нет. И той Геры нет, она уже стала облаком.

— Подозреваю, что на глазах у половины Олимпа, — недовольно сказала Персефона. — Ну, ничего. Допустим, Гера оставила вместо себя облако, а сама спустилась в Подземный мир, чтобы проследить за неверным супругом. А Минта… Минту я превратила в траву, когда поймала ее с моим бывшим мужем.

— Вот и ладненько, — хихикнула Гера, отхлебывая самогон из кубка. — У-у, забористый! М-м-м, сестра, а ты не можешь провести меня в Элизиум? Хочу познакомиться с павшими героями, а то когда еще возможность представится…

— Так вроде дедушка Зевс еще не успел тебе изменить, — удивилась Макария.

— Вообще-то успел! — важно подняла палец Царица Олимпа. — С этой развратной Минтой, а как вы думали?

***

Гера проснулась в своих покоях — почему-то не на ложе, а рядом. Она лежала завернутой в какую-то шкуру, теплую и мягкую, и дремала бы дальше, если бы не ужасная головная боль. Богиня с трудом встала на ноги, доковыляла до ложа, нашла среди подушек и одеял крошечную глиняную амфорку с терпко пахнущим зельем Гекаты, осушила ее в два глотка, после чего повалилась на ложе, намереваясь спокойно дождаться, пока зелье подействует.

Вчера голова ужасно болела из-за постепенно восстанавливающейся памяти, и Геката посоветовала заглушить боль крепчайшим самогоном, настоянным на воде из Стикса (Трехтелая говорила, он может перевести в горизонтальное положение саму титаниду Стикс). Потом они решили сравнить этот самогон с тремя другими, довольно успешно, и под конец отполировали асфоделевым элем. Так что теперь было совершенно не ясно, от чего именно раскалывается черепушка бывшей нимфы — собственно, такого эффекта они с Гекатой и добивались.

Зелье действовало — боль постепенно отступала. Гера лежала и перебирала в голове воспоминания. Свежие относились к тем благословенным временам, когда она беззаботно жила в облике нимфы, старые — к более давним временам, к невеселой должности олимпийской богини. Богини всех богинь, великой Геры, чья ревность и склочный характер вошли в легенды. Столетия грустной, унылой жизни, полной бесконечных обид! Зевс ее не любит, дети не любят, остальные боги не уважают, хотя и стараются держаться подальше (спасибо мерзкому характеру!), смертные сочиняют гадкие легенды, и лезут, лезут в постель ее супруга! Потом у него и детишки заводятся, которые тоже ее не уважают. Подруг у нее, значит, нет, из развлечений только охота за бесконечными любовницами мужа, а обязанности покровительницы домашнего очага — какая-то скучная и неинтересная хрень. А что? Женщины и так его хранят, приснишься одной, скажешь «будь покорной своему мужу», а она «ну я и так каждый день покорна». Ничего нового. Грустно. Уныло. Обидно. Беспросветно и унизительно.

Ну и чего, спрашивается, было так страдать?

Гера откровенно не понимала себя прежнюю. Подумаешь, муж изменяет! Ну, Зевса тоже можно понять. Не только же ей хотеть интересной и разнообразной любви! Надоедает, наверно, столетиями в одной позе! А то, что поза была одна, самая что ни есть классическая, Гера прекрасно помнила. И помнила даже свою мотивацию — она-де не шлюха, чтобы и сверху, и снизу, и сзади, и всякими разными способами. Она ведь царица, и даже на ложе должна сохранять достоинство. И еще не давать по столетию после особо обидных измен. Вот дура-то!

Гера представила век без секса и содрогнулась. Да как она вообще такое пережила?! И главное, нахрена?! Подумаешь, Аполлон с Артемидой у Латоны родились, да у Зевса этих детей и без того полный Олимп! И детки, кстати, очень даже ничего, тот же Гефест… хотя, конечно, она сама приняла участие в его появлении на свет.