Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ) - Смолин Павел - Страница 29

— Большинству граждан на самом деле все равно — кресты на церкви есть, купола есть, под ними — поп и иконы, значит — все нормально. Никаких религиозных расколов из-за этого не будет: у нас в конституции написано, что СССР — светское государство, а на дворе так-то двадцатый век кончается — ну какой тут церковный раскол?

— Грустно, — призналась Вилочка. — Церкви восстанавливать меньше года назад разрешили, а уже патриархи друг другу на пятки наступают.

— И нам оно на руку, — кивнул я. — Потому что земля слухами полнится, и на обоих патриархов за такие проделки народ будет насмешливо плевать — вместо окормления христиан, они за паству друг другу глотки рвут. Да плевать, пусть в Москве голова болит — они там в подковерных интригах опытные, а вреда, как ни крути, не будет — разве что получится, что у нас здесь старообрядческий край, а по ту сторону Урала — Никонианский. Но по религиозному признаку страну не развалить, а три-четыре уголовных дела в год на особо радикальных деятелей завести не жалко — радикалов никто не любит, они всем мешают.

— Звони, раз обещал, — одобрила Виталина. — Ты прав — вреда не будет.

— Придурошные мракобесы, — вздохнул я. — У вас один бог, один канонический текст, а вы которое столетие подряд друг друга терпеть не можете. Ладно при Иване Грозном — там на кону чудовищная прибавочная стоимость лежала, а еще внешнеполитический фактор в виде верхушки православной церкви в руках у османского султана, но теперь-то какого хрена? Это — гордыня и алчность, как они есть, но толковый поп найдет миллиард потешных аргументов, чтобы сохранить и преумножить собственное влияние, и плевать, как это аукнется на жизни граждан — она же все равно земная, временная, а основная — где-то там, за порогом.

Не люблю попов.

— Может и правда старообрядцы лучше, — продолжил я. — У них хотя бы «Житие протопопа Аввакума» интересное, симпатию вызывающее — понятно, что это пропагандистский материал, но Аввакум создает впечатление хорошего дядьки. Да и Никодим вон — не с шофером личным прибыл, а без пяти минут на перекладных.

— Юродствует, — фыркнула Виталина.

— Не исключено, — согласился я. — Ну хоть свечками торговать нельзя. Раньше как было? Вот стоит храм, а около него — лавка церковная. А в лавке все в три-четыре раза дороже, чем должно, и при этом поп от уплаты налогов освобождается, тратя сверхдоходы на свои нужды — как правило, золотое убранство для своих построек и личный уровень потребления церковных иерархов. Получается — государство в государстве, которое хрен пойми чем занимается, ничего не производит, зато прибавочную стоимость гребет обеими руками. Тупо черная дыра! Нет уж, нам такого не надо — только на пожертвования и на свои, а торговля — открывай кооператив, плати налоги, участвуй в экономической жизни страны на общих основаниях.

— Не пропадут, — кивнула Вилка. — У нас купцы церкви строить всю историю любили, и некоторые кооператоры их примеру последуют — это же удобно: сколько бы дерьма не сделал, построй попу домик, и мигом от грехов очистишься.

— Индульгенция, — кивнул я. — Старинный, уважаемый механизм. Строить что-то для людей — это полная фигня, это же быдло, оно все равно не поймет и не оценит. А вот церковь — это сразу к богу прямая дорога, это уже приятно. А еще и попы в ушко так умиротворяюще нашептывают, какой ты молодец и спасешься.

Прибыв к студии, отправились в нужный павильон, и я прямо из фойе позвонил в Москву, куратору «по мракобесам», который пообещал все уладить как можно скорее — даже недели не потребуется. Но на этом — всё, больше никому углы срезать помогать не буду: хотите бодаться, бодайтесь, а мне и без ремонта точек по оказанию оккультных услуг есть чем заняться.

На студии царила суета — сегодня будем снимать целый блок юмористических песенных номеров. В качестве актеров — выпускники «театралок» со всей страны с хорошими навыками пародистов. В качестве материала — плагиат из будущего. В качестве режиссера и творческого руководителя — скромный я. Так-то и без меня справятся, но мне все равно делать нечего — отъезд Леннона в тундру образовал мне дыру в графике, а, что бы там Вилка не говорила, лежать на диване и плевать в потолок я не люблю — скучно. Вот был бы комп, смартфон или хотя бы «видак» с хорошей фильмотекой — другое дело, но пока с досугом полный швах, приходится спасаться от скуки работой.

Первая пара участников — парень и девушка, он одет в кожаные штаны, кожаную куртку, украшен очками-авиаторами, а на голове — имитирующий пышные темные кудри парик. Она — в классическом советском сарафане и платочке на голове. Архетип — ветренный стиляга и по уши в него влюбленная простушка. Цель — показать, что в таких типов влюбляться чревато. Помимо них, на сцене расположились музыканты, которые будут имитировать игру на инструментах — всё под «фанеру».

— Товарищи, все репетировали, поэтому давайте постараемся сэкономить государству пленку и время друг другу, — выкатил я немножко мотивации участникам. — На счет три. Один, два, «мотор»!

Заиграл энергичный рок-н-ролл, и мужик-стиляга начал натягивать русский язык на каноничное рок-н-ролльное звучание, не забывая разгуливать по сцене и всем видом показывать, какой он классный и как себя любит:

— Здравствуй, дорогая, как твои дела? [Игорь Корнелюк — Милый] [ https://www.youtube.com/watch?v=06vC_GvscDYab_channel=dirtychanterelle ].

Пренебрежительный тон и сквозящий в каждом жесте нарциссизм возлюбленного не отпугнули нашу Советскую няшу-скромняшу, которая проникновенно отвечала припевом:

— Милый, мне очень грустно было…

Выбирайте себе нормальных, работящих комсомольцев, уважаемые дамы, иначе поматросят и бросят. Впрочем, мне говорить легко — я не среднестатистическая женщина в стране, где за тяжелые послевоенные годы привыкли брать в мужья кого угодно, лишь бы не одной не остаться.

— Стоп! — скомандовал я, когда музыка стихла. — Очень хорошо, товарищи, спасибо большое, — похвалил артистов. — Вы свободны.

Артисты откланялись и ушли за кулисы, а на сцену выбрались монтажники, принявшиеся оформлять ее атрибутами среднестатистической советской квартиры. Здесь выпускницу уже не подтянешь — не солидно, поэтому одолжили в Хабаровске оперную певицу средних лет, которая, облачившись в халатик, мокрое полотенце вокруг головы, тяжелые некрасивые очки и собрав волосы в тугой пучок, внешне постарела на десяток лет. Но гораздо тяжелее перевоплощения ей далась запись песни — там ведь специально нужно петь плохо, что вызвало у профессионалки затруднения. Но справилась — у нас вообще народ как правило справляется, в полном соответствии с анекдотом про кирпич и коммуниста.

Монтажники закончили оборудовать сцену, дама опустилась на табуретку за накрытый белой скатертью и оснащенной вазой с цветами стол, я скомандовал «мотор!», и она принялась с болезненной миной покачиваться на стуле туда-сюда, взявшись за голову и покачиваясь в такт музыке. В нужный момент положила руку на сердце, как бы подчеркивая откровенность своих слов и начала жаловаться в камеру:

— Что это такое? Просто жуть! [А. Пугачева — «Делу время»] [ https://www.youtube.com/watch?v=7QpZ2PK2UwE&ab_channel=%D0%9C%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B8]

Этот номер одним дублем не снимешь — монтаж будет плотный, высокодинамичный, поэтому фонограмме пришлось играть трижды, а певице — ходить по сцене, падать на кровать, накрывая голову подушкой, втыкать в уши беруши с последующим полным надежды взглядом в потолок — слышно-нет? — и почти моментальным разочарованием, которое она выместила, растоптав не оправдавшие надежд беруши. Ну и стук шваброй в «потолок», до которого больше трех метров, так что просто тыкает ручкой за верхнюю кромку кадра.