Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ) - Смолин Павел - Страница 27

— В семи минутах.

— Давайте тогда последние четыре минуты прогоним, — решил я и взял гитару.

Начало идеально отработано, а последние четыре минуты — метал, он местами сложный. Леннон метала еще не слышал, но интуитивно «лажу» почувствует, опозоримся. Прорепетировали — чуть лучше, чем было в прошлый раз. Значит на финальном прогоне, пред очи Джона, получится еще лучше. Ну физически времени не было, что я сделаю? К черту — долой перфекционизм, даешь «и так сойдет!» — первый Советский попаданец Вовка фигни не посоветует!

— Пойдет, нам это на пластинку не записывать, а Леннон и так впечатлится, — успокоил я немного нервничающих мужиков. — После этого в отпуск с семьями до двадцать девятого декабря на Кубу полетите, там сейчас тепло и океан есть. Таню, Колю и Игоря я от школы отмазал, — добавил для имеющих детей.

— О*уеть! — возрадовался ритм-гитарист.

— Спасибо, Серый! — поблагодарил ударник.

— Теперь лажать точно нельзя! — зарядился мотивацией клавишник.

— Я тебе ракушку привезу, — пообещал клавишник.

— Мне ракушки нравятся, — улыбнулся я.

Дверь открылась, впустив Леннона в сопровождении дяди Вити — он у них с Амааной водителем подрабатывал.

— Йо! — помахал я ему и познакомил всех со всеми.

— Что будем играть? — надела звезда свободную гитару.

— Покажи что-нибудь с альбома, — попросил я.

— Тогда это не нужно, — он с улыбкой снял гитару и уселся за фортепиано. — I believe in night, I believe in day… — исполнил песню «God», в которой рефлексирует на тему распада «Битлз» и подводит грустный итог — он теперь не «морж», а просто «Джон».

Можно даже в Советскую ротацию пустить — там же как раз про материализм и утрату уважения к мракобесию. Теперь Леннон верит только в себя и Йоко — оно, конечно, оппортунизм, но я пропихну. О, споткнулся об имя жены и рожа несколько помрачнела. Как бы не соскочил с крючка. Нужно растормошить как можно быстрее.

— Круто! — оценил я.

Мужики одобрительно покивали.

— Ни у кого не получается быть на вершине все время, — добавил я. — И вопрос только в том, что остается, когда пик пройден. «Просто Джон» достаточно талантлив в качестве мужика за фортепиано, чтобы писать хиты.

Абстрагировавшись от грустных мыслей о миссис Леннон, Джон хохотнул:

— Когда-то я смеялся над «мужиками за фортепиано», а теперь сам стал одним из них! А у тебя есть что-нибудь новенькое?

— Конечно, — ответил я, поднявшись со стула, на котором слушал песню Леннона. Надев гитару, объявил. — У меня есть видение развития рок-музыки на ближайшие тридцать лет. Раз уж ты теперь «мужик за фортепиано», показывать не боюсь — не украдешь, — нахально ухмыльнулся.

Джон одобрительно гоготнул и махнул рукой — давай, мол.

Начав с актуального данному временному периоду репертуара «Цветов» и «Ласкового мая», перешли на прог-рок, затем — хард-рок, который трансформировался в глэм и поп-рок. Короткая пауза на осознание и мы грянули панкуху, продемонстрировав изменения в жанре от начала до моего времени. Снова короткая пауза, шары у Леннона — по двадцать копеек — и пошел метал, по окончании которого звезда выглядела полностью раздавленной, а мы — немножко взмокли.

Пожевав губами, Джон жалобно спросил меня:

— Кто ты?

— А у тебя точно есть моральное право рисовать карикатуры о тунеядстве? — появившись на кухне, спросила Виталина и поставила сверток с продуктами на стол.

Леннон и Амаана улетели на вертолете сегодня в пять утра, и, проводив их, мы легли досыпать. Время уже к обеду, за окном — легкий, редкий снежок, падающий на Хрущевск почти вертикально — ветер для разнообразия решил стихнуть. После перелета суперзвезд ждет долгий путь на пароходе, затем — по «зимнику», и, в самом конце, на оленьей упряжке.

— Пусть бросит в меня камень тот, кто сам без греха, — не обиделся я, продолжая водить карандашиком по бумаге. — А как ты поняла, что тут про тунеядство?

— Зевает, — указала Вилочка на главного героя. — Пузо чешет. Сразу понятно — тунеядец.

— Справедливо, — согласился я. — Текст будет такой: «Придётся сходить за больничным: все бока отлежал».

— Смешно, — улыбнулась девушка, начав разбирать продукты.

Отложив карандаш, я выполнил свою часть работы, почистив картошку.

— Все, дальше я сама, — чмокнула в щеку Виталина.

Вернувшись к карикатуре, добавил последние штрихи, упаковал в бандероль и написал на ней адрес: «Москва. „Крокодил“». Отложив, немного полюбовался профилем помешивающей шкворчащую картошечку с салом Вилочки и спросил:

— Как думаешь, если в разных странах мира будут время от времени находить «секретные» документы с описанием странных вещей, это попадет в СМИ?

— Хочешь запустить «утку»? — накрыв сковороду крышкой, девушка уселась за стол рядом со мной.

С такого расстояния можно трогать за коленку, и у меня нет ни одной причины так не делать.

— Создадим имитацию, — кивнул я. — Придумаем суперсекретный американский исследовательский центр по хранению и изучению паранормальных штуковин и создадим имитацию украденных документов — служебные инструкции, описание «экспонатов», доклады о происшествиях. Люди к мракобесию и массовой панике склонны — вон как на инопланетян качественно ведутся, в неделю по десятку «похищенных», которые с перепою видят гуманоидов. А здесь — все однотипное, с печатями, пронумерованное и предельно достоверное.

— Может и сработать, — с улыбкой кивнула Виталина.

Я вооружился чистой бумагой.

— Структуру назовем SCP Foundation, — вывел название. — Аббревиатура: «Secure, Contain, Protect».

— Звучит солидно, — одобрила девушка.

— Теперь придумаем структуру, уровни допуска и классы объектов. Лаборантами пусть будут осужденные на смертную казнь «добровольцы». Они — расходный материал для обслуживания объектов и проведения опасных экспериментов. Это у нас сотрудники D-класса…

За три часа, в процессе пообедав, мы набросали первую партию «секретных документов» — Виталина придумала пяток происшествий с летальными исходами и парочку оригинальных SCP-объектов — не забыли снабдить развернутой инструкцией, запечатали, покинули квартиру и отдали вместе с карикатурой дяде Диме — он сегодня почтальон. Сев в машину, отправились в столовую номер два, на встречу со старым знакомым.

Выбор места продиктовал лёгким юродством отца Никодима — он теперь у Алтайских старообрядцев верховный поп, а репатриировавшихся «бразильцев» приезжал встречать лично новоназначенный Патриарх, который Никодима на весь Алтай и «поставил». Укрупняется коммуна, со всей страны люди стекаются. Теперь — совхоз-передовик с умиляющим названием «Красный страусовод». Немножко сопротивлялись «красному», но пришлось смириться, тем более что плюсы сильно перевешивают минусы.

Никодим прибыл чуть раньше нас — вон, через окно видно как он пальто на крючок вешает. Поспешив внутрь, нагнали гостя, который после приветствий нас перекрестил двумя перстами, что-то пробубнив на старославянском.

Благословил, получается.

У линии раздачи мы с Вилкой взяли чаю с пирогом-сметанником, а батюшка — обед по полной программе из горохового супа, биточков с макаронами и «ромовой бабы» под компот.

— Как у вас жизнь, отец Никодим? — начал я разговор, когда мы переместились за стол.

— Божьей милостью, — важно кивнул он. — Не жалуемся.

— Это хорошо, — одобрил я. — Народ-то весь при деле?

— Тунеядцев не держим, — погладил он бороду. — Но работы на всех не хватает — одну ставку на двоих делить приходится. За тем и приехал — нам бы завод какой, или еще тварей божьих, да подоходнее.

— Уже готово, — с улыбкой кивнул я. — Утром приехали как раз, сейчас немного в себя придут, передохнут у нас, и поедут дальше — уже к вам. Корма и материалы для стаек и загонов завтра к вам доехать должны. Встретят без вас?

— Чего ж не встретить, — просветлел он. — А кто приехал-то?

— Тварь заморская, южноамериканская, шерсть дает, — пояснил я. — Альпака называется.