Витим золотой - Федоров Павел Ильич - Страница 56
- Предыдущая
- 56/76
- Следующая
Ощущение того, что они, небольшая группа ссыльных большевиков, оказались в центре исключительных событий, обязывало к действию. На этой встрече предварительно было решено, не теряя времени, разослать своих людей на все прииски, чтобы они связались там с другими ссыльными большевиками и возглавили все движение. Во всех примкнувших к забастовке поселках необходимо было срочно создать стачечные комитеты, организовать сбор средств для оказания помощи неимущим рабочим; для постоянной связи со стачечными комитетами избрать старост и делегатов на общее собрание представителей всех бастующих приисков, где должно быть создано центральное бюро для общего руководства всей забастовкой. Во избежание ареста решили пробираться с большой осторожностью, разными путями и малыми группами. Лебедев отправлялся в Надеждинский, Черепахин, Кондрашов и рабочий Федор Аладьин на Феодосиевский.
Рано утром 2 марта Черепахин и Аладьин вышли с Васильевского на лыжах. Кондрашов с Булановым, заночевав у Матрены Шараповой, отправились чуть позднее. В Феодосиевском они должны были распрощаться. Буланов должен был ехать с якутом Поповым на собаках в Дальнюю Тайгу.
Мартовский день был ясным, но еще коротким и холодным. Хорошо накатанная дорога шла по реке Бодайбо. По берегам стыла в сугробах тайга. Лыжи скользили легко и ходко. Вскоре показался поселок Каменистый. Здесь жандармы уже были настороже. Недалеко от казармы Черепахина с Аладьиным встретили полицейские и потребовали показать документы. В связи с разыгравшимися событиями Черепахину, состоявшему на особом полицейском учете, пришлось перейти на нелегальное положение. Он только сегодня утром взял чужой паспорт на имя Гуляева, изучить который не успел, и мог сразу же провалиться. Положение на первых же шагах создавалось самое критическое. Если бы его схватили, то продержали бы в тюрьме до конца забастовки, и рабочие лишились бы одного из главных руководителей.
– Скажи, что я Плотников, – успел он шепнуть Аладьину.
Придерживая болтавшуюся на боку казачью шашку, к ним медленно подходил полицейский.
Черепахина, как беспаспортного, а вместе с ним и Аладьина повели в урядницкую. Полиция пронюхала, что назревают какие-то события, торчала на всех окраинах и перекрестках.
– Кто такой? – когда Черепахин предстал перед очами урядника Тихонова, спросил тот.
– Плотников, – ответил Георгий Васильевич.
– Кем работаешь?
– Буровым мастером в ночной смене…
– В Феодосиевский зачем идешь?
– В гости к дружку…
– Смотри у меня, ежели врешь! – Тихонов погрозил коротким толстым пальцем, пригладив тощие усишки, начал крутить ручку телефонного аппарата. Пока справлялись о Плотникове из ночной смены, продержали до сумерек…
На Феодосиевский прибыли в десять часов вечера, обойдя полицейские посты, проникли в Муйские рабочие бараки, где размещалась группа забойщиков золотоносных шахт. С большими предосторожностями собрались в раздевалке. Все забойщики, как на подбор, люди были крепкие, сильные.
– Правда, что андреевские бастуют? – спросил Александр Пастухов. Он выдвинулся своей высокой фигурой вперед. За ним стояли забойщики Петр Корнеев и Иван Кудрявцев.
– Не только андреевские.
Черепахин рассказал, что стачкой охвачены восемь Приисков, кратко объяснил, почему прекращена работа.
– Это дело! – крикнул Корнеев.
– Ну а мы как? – круто повернувшись к товарищам, спросил Александр Пастухов. Чувствовалось, что он тут у них за вожака.
– А мы что, хуже других, что ли? – снова крикнул Корнеев.
Его дружно поддержали. Голоса рабочих становились все громче.
Вскоре пришли Кондрашов с Булановым, а с ними ссыльный студент Московского университета Николай Шустиков. Они принесли свежие новости: к забастовке примкнули еще несколько приисков. После этого сообщения рабочие единодушно заявили, что к работе завтра не приступят.
– А как быть со второй сменой? – спросил Кондрашов.
– Надо всех предупреждать и уговаривать, – ответил Пастухов. – Мы разойдемся по казармам сразу же после собрания и начнем действовать, – добавил он.
– Добро! – Внимательно поглядывая на кучку рабочих, приготовившихся к ночной смене, Кондрашов спросил: – А ночники что думают?
Ночники смятенно, неловко молчали. Трудно было ломать привычную жизнь. Да и за семьи было тревожно. Василий Михайлович хорошо понимал это.
Вперед выступил высокий, худощавый рабочий. Брезентовая роба висела на нем кулем. До этого он горячо ратовал за забастовку.
– Вяльцев я, Севастьяном меня зовут. Мы не против, паря. Мы ить не отщепенцы какие, но детишки у нас у многих опять же! – Вяльцев, опустив голову, мял в руках ушастую шапку.
– Продукты будем получать по заборным книжкам, – сказал Пастухов. – Разочтемся потом, ну и пособие также будет.
– А вдруг нас всех поувольняют? – повернувшись к Пастухову, спросил Севастьян.
– Всех не уволят – заменить некем, – сказал Черепахин.
– Пригонят каторжных, как в тот раз, – усомнился Вяльцев. – Нет, браты, куды нам супротив Белозерова, куды!
Он нервно мял огрубевшей рукой пересохшую, дыбом торчавшую на плечах робу бог знает какой давности, испытывая в то же время странную, облегчающую радость: может, перетерпится, утихомирится и все останется так, как было?..
– Эх, браточки! – Архип вышел на круг, который как-то образовался сам по себе. – Разве, Вяльцев, у тебя одного дети? Я вот своих на Урале кинул, аж тыща верст!
– Вольно тебе! – крикнул Вяльцев.
– Эх, друг ты мой Севастьян. Я тут не по своей воле, а по этапу прислан. За мной полиция рыскает, а я тебя уговариваю, чтобы детишкам твоим легче стало жить. Дело-то у нас общее, рабочее. Разве можем мы оставить в беде своих же товарищей?
– Верно говорит! – крикнул Александр Пастухов. – Предлагаю ночной смене на работу не выходить. Сейчас же, не медля, всем, кто может, спуститься в шахты и поднять вторую смену.
– Вот именно! – подхватил Черепахин, его поддержал студент Шустиков.
Спустившиеся в шахты рабочие утренней и ночной смен вывели всю вторую смену. Феодосиевцы примкнули к забастовке дружно и организованно.
Георгия Васильевича рабочие проводили за реку Бодайбо и поместили на ночь в надежное место. Василий Михайлович Кондрашов в сопровождении нескольких рабочих и студента Шустикова уехал в Надеждинск. Надо было встретиться с Михаилом Лебедевым и срочно выяснить точные планы и намерения меньшевистской группы. Буланов ушел к своему другу Александру Пастухову, с которым они вместе когда-то работали в «К° промышленности» и не раз бродили с ружьями по таежным тропам. На другой же день Архип собирался выехать в Дальнюю Тайгу. Однако уехать в этот день не удалось.
На другой день утром все работы на Феодосиевском прииске окончательно прекратились. Рабочие большой массой с утра дружно собрались около Муйских бараков. Чтобы увидеться перед отъездом, еще раз пришел и Архип. Всегда аккуратный, Георгий Васильевич запаздывал. Среди бастующих уже полз слушок, что Черепахина схватили полицейские и заперли в урядницкой. На самом же деле случилось следующее.
Поздно ночью урядник Тихонов вернулся с обхода в свою резиденцию и сообщил становому приставу о готовящейся на Феодосиевском прииске забастовке. Под утро полицейские заняли мост через реку, а также контролировали все тропы через протоки. Прорываться через этот кордон было опасно. Лишившись руководителя, рабочие начали волноваться.
– Выручать надо товарища, – после долгого, томительного ожидания предложил Архип.
– Выходит, двинем нахрапом? – спросил рабочий Корнеев.
– А коли они нас тово-этово? – опять выкрикнул Севастьян Вяльцев.
– Уж коли взялся за гуж! – Буланов погрозил Вяльцеву рукавицей.
– Пошли! Чего мерзнуть! – раздались многие голоса.
Рабочие всей огромной массой впервые в жизни двинулись к урядницкой. Гулко притаптывая и без того крепкий мартовский снег, шли во всю ширь притихших улочек…
Много разномастных пимов и высоких самодельных бот-скороходов, которые глухо шлепают: грук, грук, грук… Зрелище было грозным и внушительным. Полицейские так перетрусили, что побросали все свои сторожевые посты и попрятались.
- Предыдущая
- 56/76
- Следующая
