Бегущая могила (ЛП) - Гэлбрейт Роберт - Страница 33

Поскольку в последние дни Робин твердо решила не думать о своем партнере ни в каких других терминах, кроме дружеских и рабочих, она предпочла считать, что смешанные чувства раздражения и обиды, овладевшие ею сейчас, были вызваны раздражительностью Страйка и чуть не хлопнувшей дверью офиса, когда она разговаривала с Райаном. Это было полностью его дело, если он хотел снова переспать с этой мерзкой женщиной, и тем более это было глупо, если он не понимает, что она преследует его ради состояния, которым он не обладает, или ребенка, которого он не хочет.

— Да, хорошо, — услышала она слова Страйка. — Увидимся там.

Сделав над собой усилие, чтобы выглядеть нейтрально, Робин вернулась к столу партнеров со свежим кофе, не обращая внимания на напускное пренебрежение своего партнера.

Глава 16

Линия в начале имеет хорошую удачу, вторая — благоприятную; это связано со временем.

Третья строка предвещает несчастье, пятая — болезнь…

И-Цзин или Книга Перемен

В течение следующих нескольких дней Страйк и Робин общались только деловыми сообщениями, без шуток и посторонних разговоров. Робин больше раздражалась на себя за то, что зациклилась на хлопанье дверью и обвинениях в том, что она сплетничала с Илсой за спиной партнера, чем на Страйка за то, что он сделал что-то из этих двух вещей.

Страйк, понимая, что повел себя неразумно, не стал извиняться. Однако к раздражению на Илсу добавилось ноющее чувство самообвинения, которое усилилось после второго свидания с Бижу.

Он понял, что совершает ошибку, уже через пять минут после новой встречи с ней. Пока она хохотала над своими историями и громко рассказывала о том, что на нее запали лучшие юрисконсульты, он сидел в полной тишине и спрашивал себя, в какую игру, черт возьми, он играет. Решив, по крайней мере, получить то, зачем он пришел, он покинул ее квартиру через несколько часов со слабым чувством отвращения к себе и твердым желанием никогда больше не попадаться ей на глаза. Единственным небольшим утешением было то, что на этот раз его подколенное сухожилие не пострадало, так как он указал на то, что предпочитает находиться в горизонтальном положении во время секса.

Хотя это был едва ли первый случай, когда Страйк переспал с женщиной, которую не любил, никогда прежде он не трахался с той, кто ему активно не нравился. Весь этот эпизод, который он теперь считал окончательно закрытым, скорее усилил, чем ослабил его плохое настроение, заставив его вновь столкнуться со своими чувствами к Робин.

Страйк не знал, что отношениям Робин и Мерфи был нанесен первый серьезный удар, о чем Робин не собиралась делиться со своим деловым партнером.

Ссора произошла в среду вечером в баре недалеко от Пикадилли-Серкус. Робин, которая должна была уехать в Ковентри в пять часов утра следующего дня, не очень-то хотела идти в кино в середине недели. Однако, поскольку Мерфи уже купил билеты, она посчитала, что не может возражать. Похоже, он не собирался переходить к схеме, при которой они встречаются в квартирах друг друга только для того, чтобы поесть и заняться сексом. Робин догадалась, что это связано с боязнью принять ее как должное или войти в привычную колею, на что, как она догадалась из косвенных комментариев, жаловалась его бывшая жена.

Поводом для ссоры послужило случайное замечание Робин о том, что она планирует остаться на ферме Чепмена. После этого стало ясно, что Мерфи заблуждается. Он думал, что она пробудет там всего семь дней, если ее удастся завербовать, и был шокирован, узнав, что на самом деле она взяла на себя обязательства по бессрочной работе под прикрытием, которая может продлиться несколько недель. Мерфи был раздосадован тем, что Робин не объяснила ему ситуацию до конца, а Робин была раздражена тем, что он не выслушал ее, как следует. Возможно, Мерфи не виноват в том, что навевает неприятные воспоминания о предполагаемом праве ее бывшего мужа диктовать границы ее профессиональных обязательств, но сравнение было неизбежным, поскольку Мерфи считал, что Страйк оказал давление на Робин, заставив ее выполнить эту обременительную работу, а она не проявила достаточной решительности, чтобы отказаться.

— Так получилось, что я хочу это сделать, — сказала Робин Мерфи сердитым шепотом, потому что в баре было много народу. Момент, когда они должны были уходить в кино, незаметно проскочил двадцать минут назад. — Я вызвалась, потому что знаю, что я лучше всех подхожу для этой работы — и, к твоему сведению, Страйк активно пытался меня от нее отговорить.

— Почему?

— Потому что это может занять много времени, — сказала Робин, солгав по недосмотру.

— И он будет скучать по тебе, ты это хочешь сказать?

— Знаешь что, Райан? Отвали.

Не обращая внимания на любопытные взгляды стоявших неподалеку девушек, которые бросали косые взгляды на красавчика Мерфи, Робин накинула пальто.

— Я еду домой. Мне все равно надо вставать на рассвете, чтобы ехать в Ковентри.

— Робин…

Но она уже направилась к двери.

Мерфи догнал ее в сотне ярдов от дороги. Его извинения были принесены прямо на глазах у увенчанного амурами мемориального фонтана Шафтсбери, где ее бывший муж сделал ей предложение, что никак не избавило Робин от чувства дежавю. Однако, поскольку Мерфи галантно взял всю вину на себя, Робин посчитала, что у нее нет другого выхода, кроме как смириться. Учитывая, что “Да здравствует Цезарь!” уже наполовину закончился, они отправились в недорогой итальянский ресторан и расстались, по крайней мере внешне, на хороших условиях.

Тем не менее настроение Робин оставалось подавленным, когда на следующее утро она отправилась на север в своем стареньком лендровере. В очередной раз ей пришлось столкнуться с проблемой совмещения нормальной личной жизни и выбранной работы. Она думала, что с Райаном, учитывая его профессию, будет проще, но вот она снова оправдывает обязательства, о которых, как она знала, он бы и не задумался, если бы сам их принимал.

Поездка по трассе М1 проходила без происшествий, поэтому отвлечься от неудовлетворительных размышлений ей не удалось. Однако на подъезде к станции техобслуживания Ньюпорт-Пагнелл, где она планировала остановиться, чтобы выпить кофе, раздался звонок Илсы. В лендровере не было блютуза, поэтому Робин подождала, пока она окажется в старбаксе, и только после этого перезвонила Илсе.

— Привет, — сказала она, стараясь казаться веселее, чем чувствовала себя, — что случилось?

— Ничего, правда, — сказала Илса. — Просто интересно, говорил ли тебе Корм что-нибудь.

— О Бижу? — спросила Робин, которой не составило труда притвориться, что она не понимает, о чем говорит Илса. — Кроме того, что он обвинил меня в том, что я разговариваю с тобой за его спиной, нет.

— О Боже, — простонала Илса. — Прости. Я только пыталась предупредить его…

— Я знаю, — вздохнула Робин, — но ты же знаешь, какой он.

— Ник говорит, что я должна извиниться, и это, надо сказать, чертовски приятно — солидарность со стороны мужа. Хотела бы я посмотреть на лицо Ника, если бы Бижу нарочно залетела. Я не думаю, что ты знаешь…

— Илса, — сказала Робин, перебивая подругу, — если ты собираешься спросить меня, расспрашивала ли я Страйка о его привычках в области контрацепции…

— Ты понимаешь, что она сказала мне — и еще пяти людям, которые, кстати, были в пределах слышимости, — что во время романа с женатым королевским адвокатом она взяла использованный презерватив из мусорного ведра и вставила его в себя?

— Господи, — сказала Робин, ошеломленная и очень жалея, что ей сообщили эту информацию, — ну, я… Я полагаю, это проблема Страйка, не так ли?

— Я пыталась быть хорошей подругой, — сказала Илса с досадой. — Каким бы придурком он ни был, я не хочу, чтобы он платил алименты чертовой Бижу Уоткинс в течение следующих восемнадцати лет. Она будет кошмарной матерью, почти такой же плохой, как Шарлотта Кэмпбелл.