Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 35

– Хальт! – раздалось рядом, и я даже не понял откуда слышу голос.

Перестав двигаться, уже через секунду увидел сразу двух бойцов. Оба стояли слева от меня, вскинув винтовки. Подняв руку, прислонил палец к губам, показывая знак тишины.

– Чего этот фриц… – начал было говорить один из бойцов, но второй его тут же заткнул, толкнув в бок локтем.

– Ты Юрко? – тихо спросил он, наклонившись к самому моему уху. В ответ я кивнул. – Немец не слышит, без сознания, я точно говорю.

– Ребят, помогите мне вытянуть его к дороге, я сам ранен, не смогу один.

– Это еще зачем? – вновь тот боец, которому не дал говорить тот, что общается со мной.

– Мне надо его вытянуть, спросите полковника, тот подтвердит, это позволит нам снять с меня подозрение. Поверьте, так надо, ребята. Смерть этого фашиста ничего не даст, он нужен живым.

– Хорошо, сейчас поможем, только надо тебя сначала перевязать.

– Нет, иначе появятся вопросы. Ребят, просто помогите немного. Близко не подходите, там бэтээры остались, да и минометы есть. Как прошло?

– Шестерых взяли целыми, раненых добили, а так все, кто был, лежат теперь возле болота. Позиция у нас была идеальной, сработали все как один.

– Молодцы вы, ребята, жаль только, в меня кто-то попал сразу, первой же очередью.

– Ты рядом с этим фрицем был? Тогда понятно, – увидев мой кивок, покачал головой боец, – стреляли в офицеров, вот тебя и зацепили. Очень больно?

– Не в первый раз, вытерплю, похоже, навылет прошла. Думаете, что никто не сбежал?

– Может, и сбежали, сам же видишь, темно как в заднице.

– У негра, – добавил я, и бойцы, секунду подумав, прыснули в кулаки.

– Верно, мастак ты словечками бросаться. Ладно, сейчас Василь носилки состряпает, почти готовы уже, и пойдем. Не нарваться бы на подмогу, как думаешь, немцы пойдут на помощь своему отряду?

– Там их мало оставалось, вряд ли, но всяко может быть, – ответил я.

Через несколько минут, растянув плащ-палатку на длинных кольях, фрица уложили на эти эрзац-носилки и потащили к выходу из леса, я брел следом, обхватив здоровой рукой раненую. Боль усиливалась, силы кончались, все же организм у меня пока слабоват, хоть и тренирован. Бойцы серьезно рисковали, помогая мне, но никто не высказал какого-либо опасения, благодарность ребятам искренняя. Немцы сами нам помогли, даже и не понимая этого. Метров за триста до дороги мы уже увидели свет фонарей и фар на грузовиках и бэтээрах, обращенных к лесу.

Здесь я и попросил бойцов опустить носилки и уходить к своим, передав Медведеву, что сам выйду на него через связных в Ровно. Там полно людей, имеющих связь с отрядом, дня не проходит, чтобы в лагерь не пришел хотя бы один с какими-либо известиями.

Сил переть фрица на себе к дороге просто не было. Дождавшись, когда бойцы скроются из вида, вновь натянул ремень на руки и начал пытаться тянуть майора, при этом решив звать на помощь, по-немецки, разумеется. Когда нас нашли, я уже ничего не видел и не помню, очнулся только в госпитале, на белой простыне.

Врач, сурового вида украинец, колдовал над моей рукой и постоянно чего-то бубнил под нос на своем суржике. Дядька в возрасте, его политические взгляды были мне не известны и ухо нужно держать востро. Рука онемела, но боли не было, напротив, разбирал смех. Доктор смешно поправлял шапочку на голове, которая съезжала каждую секунду, но справиться с ней не мог. Когда она в очередной раз закрыла ему очки с толстыми линзами, он выматерился по-русски и с опаской поглядел по сторонам.

– Что, доктор, как бы ни была хороша мова, ругаться все равно приходится на москальском? – съязвил я.

– Сейчас руку тебе отпилю, вот посмеюсь! – быстро и нагло ответил врач.

– Да пилите, раз не умеете лечить, хороший врач лишнего никогда не отпилит.

– Заткнись, – буркнул очкастый врач и бросил какой-то металлический предмет в железное блюдо.

– Вроде в Союзе врачи добрые были, а вы вон какой злыдень, – продолжал мучить я доктора, не желая выводить его из себя, а лишь пытаясь выяснить его позицию и отношение к немцам.

– Ты предал Союз, какое к тебе может быть отношение?! – вновь зло фыркнул врач.

– Я делаю то, что требуется на данный момент, – многозначительно ответил я, взглянув врачу прямо в глаза.

– Вытащив на себе фашистского офицера?

У, док, ну, давай не так открыто, ты прям просишь меня признаться, я так не могу.

– Что вы имеете против немецкого офицера? Он вам на мозоль наступил?

– Эх, не был бы ты ребенком, я б тебя научил уму-разуму.

– Ох, как батю с мамой убили, даже и не помню, каково это, учиться уму, – выдохнул я.

– Кто убил? – насторожился врач.

– Немцы, конечно, кто ж еще-то? – Вот, ответил так, что и немчура не придерется, и врачу намек.

– Ты откуда такой говорливый? Немцы родителей убили, а сам им же и служишь!

– С Кобрина я, – коротко бросил я, продолжая отслеживать реакцию врача.

– С панской Польши?

– Мы туда приехали, когда город уже стал нашим.

– Чьим нашим? – опять в лоб спрашивает, ну не знаю я, мужик, свой ты или чужой, как мне с тобой говорить…

– Советским, конечно, он же после раздела Польши нам отошел, – пожал я плечами, как оказалось, это было мне вполне под силу, хоть и не чувствовал я левую руку.

– Лежи спокойно, я еще рану не зашил.

– Давно я тут?

– Нет, пару часов как привезли, крови много потерял. Не мог замотать чем-нибудь?

– Времени не было, доктор, под пулями не больно полежишь, надо было удирать, да еще и с грузом.

– Это ты так о фашисте? Бросил бы его, на хрена тащил? Да и как вообще смог-то, ты ж ребенок еще? – вопросы как из автомата.

– Я где вообще, доктор?

– В Ровно, разумеется, а чему ты удивляешься?

– Тому, что врач не немец.

– Захотел, – даже фыркнул доктор, не то от удивления, не то от радости. – Немецкие врачи только своих, немцев лечат, нам не доверяют.

– Опасаются, никто не знает, чего от вас ждать, вон сколько подпольщиков и разных партизан в городе, может, и вы подверглись пропаганде.

– Чего? – уставился на меня врач.

– То, что слышали, – вновь уклонился я от ответа.

– Ты сказать что-то хочешь, так говори!

– Я больше слушать люблю, говорю редко и по делу.

– Если передать кому-то что-то надо, так и говори, знаю пару человек, передадут.

– Кому и что? – чуть улыбнулся я.

– Так, парень, здесь нас никто не слышит, говори прямо.

– Да и вы говорите, а то каков вопрос, таков и ответ.

– Тебе нужно связаться с партизанами?

Ну наконец-то.

– Мне нужен определенный человек, – опять отвечаю так, чтобы всегда иметь возможность отбрехаться, сославшись на совсем иное значение моих слов.

– Вечером приведу, Часовщик подойдет?

Блин, а сразу не сказать было? Конечно, я знаю Часовщика, это один из надежнейших людей Медведева, преданный Родине и отряду

– Да, – кивнул я.

Через пару часов после операции в руке появилась боль и пришлось очень стараться, чтобы не выть. Давно не чувствовал такой боли, врач успокаивал, объяснив, что после операции всегда так. Пуля, попавшая в меня, была выпущена из пистолета-пулемета Шпагина, ППШ-41 то есть. С одной стороны, хорошо, немцам явно доложат, что и как, а с другой, как-то обидно, что ли, свои попали… Там в лесу я все же ошибся, не было времени и возможности осмотреть рану, а была она слепой. Кость не разбила, но задела, отсюда и сильные боли, врач заверил, что работать рука будет, но восстановление потребует времени.

Часовщик появился только на следующий день. Это был немолодой мужчина, частично лысый, с остатками седых волос на висках. Усталый с виду, он сразу кинулся ко мне с расспросами. Доктор привел его поздно вечером и явно скрытно. Перебросившись со связным парой слов, позвали врача. Часовщик подтвердил, что хирург был «нашим» человеком и доверять ему можно. Я попросил передать в отряд сведения обо мне и, по возможности, держать в курсе происходящего. Так же прояснил для обоих мою задумку с выносом раненого фрица, после Кузнецова так близко к немецкому начальству у нас никого не было. Вот я и решил, а почему бы, собственно, и нет? Да, я как бы не кадровый военнослужащий рейха, но все же числюсь в штате абвера, а это серьезно. К каким-либо секретам меня никто не допустит, я не Кузнецов, выдававший себя за немца, зато мне удалось хорошо себя зарекомендовать, по крайней мере, я так думаю. С Кузнецовым тоже пока не все ясно, то ли он уже пропал, то ли шифруется где-то, но Медведев при последней нашей встрече уклончиво объяснял, что наш разведчик занят важным делом.