Эмили. Отчаянная (СИ) - "De Ojos Verdes" - Страница 70

А потом он начал говорить. Ровным тоном со стальными нотками. Режущими. Полосующими и без того уже залатанное сердце. Но слёз больше не было. Только немая боль.

Эмили впитывала информацию со стойкой обреченностью.

У Сергея, — который брат, но не брат, — в вещах нашли билет и на её имя. Спланировано похищение. А в соке, которым угощал, обнаружилось психотропное вещество, название которого девушке ни о чем не говорило. Зато свойства, перечисленные Марселем, она успела испытать на себе: безропотность, умиротворение, граничащее с эйфорией, невозможность сосредоточиться, выдать связное предложение… И это всё будучи в сознании. Потому что в аэропорту ему нужно было провести свою жертву без подозрений…

А еще…у человека, сыгравшего на её чувствах, отыскали давно потерянный дневник. Девичий. Тот, что Эмили вела по настоянию врача, у которого лечилась. Записывать переживания, избавляясь от них. Такова часть терапии. А записывала усердная пациентка, отчаянно желавшая скинуть этот темный груз, абсолютно всё. Всё, что касалось ноющей пустоты внутри. Но это не помогало. И как показала практика, ещё и навредило… Потому что проворный мошенник, нашедший откровения богатой девочки, у которой «не все дома», разработал целый план по улучшению собственного финансового состояния. И долгие месяцы готовился… Оказывается, Сергей работал в том же учреждении, где наблюдалась девушка, её пропажа банально была найдена в кафе рядом, где обедали многие работники. А Эмили просто после каждого сеанса на эмоциях выливала чувства на бумагу. Так сказать, не отходя от кассы. Вот недобрат и воспользовался…

Марсель обозвал его долбаным Ганнибалом Лектером.* Пожалуй, это точнейшее сравнение. Чертов гений, продумавший всё до мельчайших деталей. Невозможно было не поверить. Он ведь даже фото умудрился показать ей…где женщина и в молодости, и в зрелом возрасте чертами походила на Эмили. Точнее, это Эмили на неё походила. И сам Сергей. Хотя бы глазами. А, может, она такая дура, что не сумела разглядеть линзы? Про профессиональный фотошоп и речи нет, девушка завороженно рассматривала снимки, впитывая в себя образы женщины, якобы давшей ей жизнь, а потом расставшейся с жизнью вследствие тоски по ней же, утерянной дочери.

Она слушала и слушала. Губы кривились в снисходительной легкой улыбке. Ирония судьбы, злой рок…а по правде — её грандиозная ошибка. Вот чем была эта история. Теперь понятны неведомые в самом начале попытки интуиции отвадить Эмили от незнакомца. С которым в дальнейшем ей было так хорошо… Почти как Старлинг, назначенной на поимку сбежавшего убийцы, восхищавшем её своими блистательными способностями заглядывать в душу, задавать правильные вопросы и дарить нужные эмоции.* В конечном итоге, как ни крути, даже эта стойкая и принципиальная девушка стала жертвой преступника. Он поработил её разум, сделал своей любовницей, и та была…в восторге. А там была колоссальная разница в возрасте и взглядах на мироустройство. В конце концов, Лектер был каннибалом, да и ей привил свои привычки…

Что говорить об Эмили, являвшейся в разы слабее героини книги, но тоже бывшей в восторге иметь близкого человека, который своим присутствием смог немного унять пульсирующую боль внутри. А это лишь иллюзия, как выяснилось. Придуманная ею картина.

Сергей вёл себя круче Лектера. Тот хотя бы не скрывал истинных намерений, не было надобности притворяться. А «брат» искусно играл, плетя свою паутину. Играл, черт возьми! Он с ней играл! А она поверила, потому что ей это было нужно! Потому что в голове заведомо был придуман образ злодея-отца, под который четко подстроилась созданная мошенником модель. И тот знал, на что давить, чтобы достигнуть целей!

А как же клятва Гиппократа? Как же человечность? Как же совесть?..

Впрочем, это вопросы в пустоту.

Она продолжала сидеть на коленях Марселя, мертвой хваткой вцепившись в сильные плечи, боясь окончательно свихнуться. Бывают ситуации, степенью абсурдности и нереальности выбивающие из привычной колеи, склоняющие к мысли, что всё вокруг — какой-то тлен, не имеющий смысла. Потому что не может же быть столько грязи, безжалостности и жестокости! Как с этим бороться? Где искать справедливости?

Крепко держащие её руки — единственное, что не давало прямо сейчас безжизненно упасть ничком на пол и бессодержательно уставиться в потолок, приплюсовав к тому самому сюжету еще одну трагикомическую сцену с ней в главной роли. Беспросветная идиотка!

— Ты меня спас.

Глухой шепот слабыми вибрациями ударился о стены, нарушая звонкую тишину. А потом до Эмили дошло…

— Как вы узнали?.. Ты следил за мной?

Короткого взгляда в суровое сосредоточенное лицо было достаточно, чтобы прочесть ответ. Очевидно же! Трижды дура! А как еще?!

— Зачем? — у неё полностью обесцветился голос.

— У меня были некоторые опасения относительно твоей тяги к попаданию в неприятности. Еще в самом начале я говорил Ваграму, что тебя надо брать под тотальный контроль. В том числе, конечно, и финансовый. Слежка была начата уже в этом году после отъезда твоих друзей. Я боялся за тебя, мне нужно было удостовериться, что ты не наделаешь глупостей, когда одна. Как видишь, даже это не стало гарантией. Мы чуть не упустили вас. Мне слишком поздно рассказали про подозрительного типа, на которого до этого не обращали внимания, мол, ваши редкие встречи не вызывали вопросов. Все же некомпетентные специалисты — бич всех времен и народов. Если бы я узнал раньше — до этого бы не дошло.

— Это из-за тебя, получается, отец заблокировал тогда мой счет? — догадалась, поражаясь тому, с каким непринужденным спокойствием ей вещают довольно дикие вещи.

И на сей раз это было лишь констатацией факта. Подтверждения не требовалось.

Эмили отстранилась и внимательно всмотрелась в родные черты. Неужели ему всё равно, что он её обижает этим демонстративным снисходительным отношением по части умственных способностей?.. «Тяга к попаданию в неприятности»? Серьезно?!

— Ты могла бы рассказать мне, Эмили… — укоризненно.

— Ты тоже мог бы просто спросить. А не дорого ли нанимать людей, следящих за мной? Не ударило по карману? — язвит, опуская ноги на холодный кафель и направляется к кровати.

— Я и спрашивал. Разве ты отвечала? Мне казалось, когда любят, безгранично доверяют и не имеют тайн.

Девушка замерла у самой койки и поежилась. Стоя к нему спиной, обняла себя за плечи и поникла.

Всё не то. Не так должно быть. Что они творят? У них и так мало времени…

Но остановиться, увы, была уже не в силах. И с горечью спросила:

— А что ты об этом можешь знать? Ты же никогда не любил.

— Ты права.

Чудом ей удалось не дернуться. Потому что прозвучало похлеще удара хлыстом. И если до этого в ней имелся росточек надежды, сейчас он безбожно завял.

Холодно, как же холодно…без его объятий.

— Ваграм тебе уже поведал эту историю, я не сомневаюсь. Так или иначе, ты всё знаешь.

Почему-то не спешит ложиться. Босые ноги начинают леденеть. Ждет, верит, что её обнимут сильные руки. И уверят, что всё хорошо.

И обняли. Даже подкинули вверх. И опустили на постель.

— Замерзнешь… — гулко, а сам стоит и смотрит ей в глаза, прожигая новыми нотками во взгляде.

Что-то рушится. Сыпется медленно. Словно песочные часы в действии. Только утекает их способность сосуществовать.

— Ваграм, может, и рассказал, — проговаривает, наконец, задумчиво нахмурившись, — но это должна была сделать ты. Как однажды сделал и я, открывшись тебе.

Эмили отвернулась и обессиленно откинулась на подушки. А ведь она пыталась! Только эту тему с ним обсуждать сложно. C мужчиной о мужской измене. Даже звучит оксюмороном.

— Прости, но ты говорил о себе и своей жизни, и никто, кроме тебя самого, её не ломал. А здесь присутствуют третьи лица. И я не думаю, что мы бы друг друга поняли…

Ироничное хмыканье проходится по коже неприятным морозцем. Затем покалывает, словно одновременно воткнули тысячи острых тонких иголок.