Сказка - Кинг Стивен - Страница 21

— Думаю, это вполне возможно.

— Когда я видел его в прежние времена — до того, как он совсем заперся в доме, — он выглядел лет на пятьдесят. Я махал ему рукой, и иногда он махал в ответ.

— Ты никогда с ним не разговаривал?

— Ну, я мог поздороваться или сказать пару слов о погоде, когда было что сказать, но он был не из разговорчивых. По возрасту он мог бы воевать во Вьетнаме, но я не смог найти никаких записей о его службе.

— Значит, он не служил?

— Наверное, нет. Я, вероятно, смог бы узнать больше, если бы все еще работал на «Оверленд», но я не работаю и не хочу спрашивать Линди.

— Понятно.

— Я выяснил, что у него есть по крайней мере какие-то деньги, потому что налог на недвижимость подлежит обнародованию, и счет за дом 1 по Сикамор-стрит в 2012 году составил двадцать две тысячи с мелочью.

— Он платит столько каждый год?

— По-разному. Важно то, что он платит, и он уже жил здесь, когда мы с твоей мамой сюда переехали — может быть, я тебе это говорил. Раньше он бы выкладывал гораздо меньше, налоги на недвижимость выросли, как и на все остальное, но речь в любом случае идет о шестизначных цифрах. Это большие деньги. Интересно, чем он занимался до того, как вышел на пенсию?

— Не знаю. Когда я увидел его впервые, он удивился тому, что я решил ему помочь. Да и потом у нас не было того, что можно назвать разговором по душам, — хотя это должно было случиться, просто я этого еще не знал.

— Вот и я не знаю. Я искал, но ничего не нашел. Что, стоит повторить, почти невозможно в наши дни. Я слышал о людях, исчезающих из поля зрения, но обычно они прячутся в дебрях Аляски, думая, что вот-вот наступит конец света, или где-нибудь в Монтане, как Унабомбер[69].

— Уна кто?

— Был у нас такой террорист. Настоящее имя — Тед Качински. Ты, случайно, не видел в доме Боудича оборудования для изготовления бомб? — папа сказал это шутливым тоном, но я не был до конца уверена, что он шутит.

— Самой опасной вещью, которую я там видел, была коса. И еще ржавый топорик в ящике с инструментами на третьем этаже.

— А фотографии там есть? Его отца и матери? Или его самого в молодости?

— Нет. Единственное, что я видел, — это фото Радар. Оно стоит на столе возле его кресла в гостиной.

— Хм, — папа опять потянулся за трубкой, но передумал. — Итак, мы не знаем, откуда он берет деньги — если, конечно, они у него еще есть, — и не знаем, чем он зарабатывал на жизнь. Думаю, он работал дома, потому что он агорафоб. Это значит…

— Я знаю, что это значит.

— Похоже, он всегда стремился к одиночеству и с возрастом это усугублялось. Под конец он совсем на этом зациклился.

— Дама через дорогу сказала мне, что он часто гулял с Радар по ночам, — услышав свое имя, она навострила уши. — Мне это показалось немного странным, большинство людей выгуливают собак днем, но…

— Ночью на улицах меньше людей, — сказал папа.

— Да. Он явно не похож на парня, который любит болтать с соседями.

— И еще кое-что, — сказал папа. — Немного странно… Но он вообще со странностями, тебе не кажется?

Я пропустил мимо ушей этот вопрос и спросил о другом.

— У него есть машина. Не знаю, где она, но она у него есть — я нашел сведения в Интернете. Это «студебеккер» 1957 года выпуска. У него пониженная ставка акцизного налога, потому что машина зарегистрирована как антиквариат., Он платит акциз каждый год — как и налог на недвижимость, только намного меньше. Шестьдесят баксов или около того.

— Если ты нашел его машину, то должен был найти и его водительские права. По ним видно, сколько ему лет.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Хорошо бы, но ни одна водительская лицензия штата Иллинойс никогда не выдавалась на имя Говарда Боудича. И, конечно, ему не обязательно иметь водительские права, чтобы купить машину. Он мог ее даже не заводить.

— Но зачем каждый год платить налог на машину, на которой не ездишь?

— Есть вопрос получше, Чип: зачем платить налог, если не умеешь водить машину?

— А как насчет Адриана Боудича? Его отца или деда? Может, у него была лицензия?

— Об этом я не подумал. Надо проверить, — он сделал паузу. — Ты уверен, что хочешь продолжать за ним ухаживать?

— Да.

— Тогда спроси его о чем-нибудь таком. Попробуй выяснить, почему он скрывает любые сведения о себе.

Я сказал, что так и сделаю, и на этом, казалось, обсуждение закончилось. Мне хотелось рассказать про тот странный чирикающий звук, что я слышал в сарае — сарае с большим замком на двери, в котором якобы ничего не было, — но я промолчал. Этот звук постепенно всплывал в моем сознании и постепенно заполнил все мысли.

Я все еще думал о нем, когда снимал пыльный пластиковый чехол с кровати в комнате для гостей, где мне предстояло спать половину весенних каникул — а может быть, и все. Кровать была застелена, но от простыней тянуло затхлостью; я снял их и надел свежие из бельевого шкафа. Насколько они свежие, я не знал, но пахли они лучше, и там нашелся еще один комплект для раскладного дивана вместе с одеялом.

Когда я спустился вниз. Радар уже ждала меня у лестницы. Я положил белье на мягкое кресло мистера Боудича и понял, что мне придется передвинуть его и маленький столик рядом с ним, чтобы разложить диван. Когда я двигал столик, его ящик наполовину открылся. Я увидел там кучу мелочи, губную гармошку, такую старую, что большая часть хромированного покрытия слезла — и бутылку карпрофена[70]. Мне это понравилось, потому что странно было думать о том, что мистер Боудич игнорирует болезни своей стареющей собаки. Это, конечно, объясняло, почему продавщица зоомагазина согласилась продать мне лекарство, на которое был нужен рецепт. Что меня огорчило — так это осознание того факта, что лекарство действует не очень хорошо.

Я покормил Радар, подложив ей в еду таблетку из нового пузырька — наверняка только что купленное лекарство свежее и, возможно, поможет лучше, чем старое, — а потом вернулся наверх, чтобы взять подушку. Радар опять ждала у подножия лестницы.

— Господи, ты так быстро все слопала?

Радар вильнула хвостом и подвинулась ровно настолько, чтобы я мог пройти мимо нее.

Немного взбив подушку, я бросил ее на то, что теперь было его ложем посреди гостиной. Он мог бы ворчать по этому поводу — наверно, так и будет, но я думал, что как-нибудь это переживу. Протирка спиц его фиксатора выглядела несложным делом, и я надеялся, что в «Уходе на дому для чайников» сказано что-то о том, как перетаскивать его с инвалидного кресла, в котором, как я предполагал, он прибудет в дом, на кровать и обратно.

Что еще, что еще?

Надо засунуть снятое белье в стиральную машину, но это может подождать до завтра или даже до понедельника. Телефон, вот что — он должен быть под рукой. Его стационарный телефон был беспроводным и выглядел так, как будто его взяли из какого-нибудь фильма семидесятых про полицейских и грабителей, где у всех парней бакенбарды, а у девчонок пышные прически. Подняв трубку, я услышал гудок и уже клал ее обратно на подставку, когда она вдруг зазвонила у меня в руке. От неожиданности я ойкнул и выронил трубку, Радар гавкнула.

— Все в порядке, девочка, — сказал я, поднимая трубку. На ней не было кнопки для принятия вызова. Я все еще искал ее, когда услышал голос мистера Боудича, металлический и далекий:

— Алло? Ты там? Алло?

Итак, нет кнопки «Принять» и нет возможности узнать, кто звонит. С таким старым телефоном нужно просто пойти на риск.

— Добрый день, — сказал я. — Это Чарли, мистер Боудич.

— А почему лает Радар?

— Потому что я уронил телефон. Я как раз держал его в руке, когда он зазвонил.

— Это напугало тебя? — он не стал дожидаться ответа. — Я надеялся, что ты будешь там, потому что Радар пора ужинать. Ты ведь покормил ее, верно?