Оракул петербургский. Книга 2 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 84

• Предыдущая
• 84/89
• Следующая

Володя развернул записку, в глаза прежде всего бросился короткий стих ("Знамение").

Перед стихами было написано несколько строк текста: Саша благодарил за помощь, оставлял телефон, адрес, предлагал встретиться по приезде в Санкт-Петербург. Действительно во всем этом была не только реальность, но и мистика.

Но сейчас Володю волновала не депеша, не появление нового родственника. Боль неожиданной утраты сразу двух самых близких людей почти парализовала сознание. Он думал, говорил и действовал словно на автомате: спрятал записку, помолчал подбирая слова и обратился к Музе почти с примитивным штампом:

– Когда будут похороны? Где все это будет происходить?

Музу как бы ударило разрядом тока, она снова замолчала, давя в себе рыдания. Справившись, вымолвила:

– Володя давай, во-первых, договоримся, что ты будешь теперь называть меня мамой. Если, конечно, тебе это не сложно. Но для меня в том содержится многое – потом, как-нибудь объясню мотивы. Во-вторых, ты обязан знать правду, а правда эта очень горькая. Понимаешь, они оба, словно по злому року, по чьему-то предвиденью, сидели в таком месте салона самолета, что после столкновения, взрыва и пожара от обоих не осталось следа. Не только их души, но и тела растворились в воздухе. Нам осталась только память о них. Помнишь в стихотворении: "Чернота подавляет: повсюду мерещится пыль, песок и зола"… Не собрать даже пепла для захоронения… Даже часы, некоторые украшения сгорели дотла.

Володя после длительного молчания способен был произнести лишь немногое:

– Музочка,.. тетушка,.. мамочка, ты моя дорогая! Я никогда не делил вас, а любил обоих… У меня всегда было две мамы!.. Сабрина, Муза. Я это постоянно чувствовал.

Володя задумался, уйдя, видимо, с головой в захламленные уголки памяти. Аналитические размышлизмы путались под ногами у разума сердца. Он задал тяжелый, глупый вопрос:

– А зачем, собственно, они полетели? Как оказались в этом самолете, на этом рейсе?

Ответ был убийственным, говорила опять Муза:

– Сабрина и Аркадий летели к тебе, хотели первыми сообщить тебе о изменениях в их жизни, как-то объясниться, что ли… Ты же понимаешь, их волновала твоя реакция. У Аркадия были дела в Сухуми, вот они и сделали маленький крюк, закончившийся, к сожалению, такой нелепой трагедией…

Муза на мгновение, словно, ослепла от слез. Она мотала головой и только причитала, слов нельзя было разобрать (горе всегда необходимо прежде выплакать). Затем она заговорила более внятно:

– Я многократно говорила Сабрине, просила ее быть осторожней… Неужели не понятно: Сергеев ведь из компании посвященных… Точнее – "меченных" и Богом и Дьяволом… Все с ним непросто. Нельзя было так бесцеремонно обращаться с его памятью – это же вызов, а значит приговор себе… Я предупреждала ее многократно!… Неужели так трудно поверить: здесь нет никакой мистики, а только реальность!.. Это же так просто, так понятно, так логично!..

Сейчас Муза уже не говорила, а только мотала головой. Сил не было сдержать слезы: они потекли ручьями. Она уткнулась головой в плечо Володи и дала себе волю: плакала долго. Видимо, за эти дни накопилось много невыплаканных слез. Потом Муза как бы приутихла – ничего не говорила, не причитала, а только периодически подносила платок к глазам и промокала слезы на щеках.

Феликс тоже низко наклонил голову. Володя держался, но нос щекотала тяжелая влага. Ему, конечно, было легче, чем остальным: он был молод, а потому эгоистичен, как всякий мало переживший и абсолютно здоровый человек. У него не было отца, а были только мужчины-наставники, и он уже привык к такого рода ущербности. Влияние наставника всегда несколько формально, оно влияет на душу ребенка огнем или холодом, но не тем приятным, ласковым, нежным теплом, которое согревает постоянно, к которому привыкаешь, как к теплому летнему воздуху. Ассоциируется это ощущение с мужчиной-отцом, не требующим оплаты долгов за отеческое внимание, заботу, вселение уверенности в благополучную жизнь – сегодня, завтра, всегда.

Но у Володи оставалась любимая Муза (названная мать), которая всегда готова заменить ему мать по крови – Сабрину. Безусловно, он любил Сабрину, но он был избалован наличием двух матерей. Нужно помнить, что биологически Володя был сыном своего отца, унаследовавшим его качества, его психологию, которая с каждым годом будет утверждаться в нем все более и более. С генетикой старшего Сергеева Володе передался опыт переживаний утрат, основательно утрамбовавших характер отца (их было слишком много у него!), сделавших из него махрового эгоиста и циника, способного холодно и расчетливо (почти, как робот) наблюдать и исследовать жизнь. И не стоит полагать, что Сергеев старший, а вероятно, и его наследник, являли собой существа, к которым подходило определение – "святее Папы Римского".

Почва у сына для оказания сопротивления испытаниям на прочность была хорошо подготовлена. Еще не известно, какой "фрукт" из Володи вырастит: яблоко от яблони недалеко катится! Всем понятно, что если металл раскалять, а потом опускать в холодную воду – и так многократно, – то хорошее железо преобразуется в сверхпрочную сталь. А человеческий характер имеет свойства преобразовываться по технологиям, подобным производству либо прочных, дорогих, драгоценных, либо бросовых металлов. Именно в такие минуты серьезных испытаний было положено начало жизненной интриги и приглашению юного отрока на казнь. К чему это приведет, как Володя научится "держать удар", пока было не ясно, но догадки на сей счет уже могли появляться.

Муза уже тогда, когда отговаривала Сабрину оформлять брак с Магазанником, понимала, что подруга идет на страшный риск: на земле остаются матрицы личностей, ушедших в иной мир. Можно назвать их по разному – эфирные тела, генетическое эхо, одушевление неодушевленных предметов,.. – как угодно назови, но смысл от этого не меняется. Такие "наместники" будут "пасти" и назидать, отслеживать поступки своих адептов на земле, на которых тоже распространилась "пометка" Божьей милости и рока Дьявола (иначе говоря, образа Авеля и Каина одновременно). Как только проявится отступничество от памяти "посвященного", то тотчас ударит гром и обрушится молния на голову отступника. Все это произойдет в автоматическом режиме, как явление заранее запрограммированное, поэтому-то Священное Писание и предупреждает сомневающихся об опасности. Но люди вообще плохо читают Мудрые Книги, не вдумываются в тайный смысл вещих слов.

Муза не применила "последний довод" (теперь она ругала себя за это): она-то, соприкоснувшись с медициной и насладившись знаниями психологии, догадывалась, что в настоящие врачи Бог посвящает только избранных. Причем, при таком посвящении у них отбираются многие преимущества простых людей. Сергеев, даже если бы захотел, не смог бы совместить в себе особые качества врача и заурядного человека. Такие позиции не совмещаются: если тебе дается право останавливать сердце, отключать мозг, вводить яды, иначе говоря, распоряжаться жизнью и смертью, то ты не можешь быть заурядностью. Иначе ты такого натворишь, что даже сам Господь Бог ужаснется.

• Предыдущая
• 84/89
• Следующая