Оракул петербургский. Книга 2 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/89
- Следующая
Присмотревшись внимательно, Сабрина отметила, что у товарищей по несчастью есть нечто общее: во внешних данных, в характере, в манере говорить и вести себя. Выплывала иллюзия: встретились жены общего "повелителя", содержавшиеся до сего момента в одном гареме. Они как бы узнавали друг друга, но по понятным причинам стеснялись и обменивались только малыми особыми знаками солидарности. Их общий пароль – некое биологическое клеймо, которое ставится природой незаметно, непонятно, малоощутимо, – скорее всего, действовал на гормональном и клеточном уровнях. Сабрина остановила эти размышления простым выводом: "А не психоз ли родильницы постучался в дверь палаты"? Но тут же упокоила себя: "Нет!.. Это, верно, фантазия, следствие радости по поводу того, что все муки позади"!
Детей для первого кормления принесли через три часа: начинался первый раунд священнодействия, преображающий обычную женщину в мать, в Святую Марию, окончательно. То превращение в заботливое существо начинается с понимания, что имеешь дело с полной своей биологической собственностью – с комочком единой плоти.
Дети были туго запеленованы. Очень хотелось рассмотреть все членики – ручки, ножки, пальчики, поцеловать ягодички такой смешной попки. У мальчика, слов нет, необходимо внимательно рассмотреть пиписю и мошонку. В последнем акте – не простое любопытство, а женский искус, конечно, не животного, а проективного плана. Но даже по мимике, по игре вазомоторов на личике, по манере сосать, по скорости засыпания у груди уже можно определить наметки характера своего ребенка. Но и отношение матери к кормлению ребенка говорило о многом.
Сабрина ощутила в своем Владимире потенцию элегантной, но прочной силы: грудь взял активно, словно понимая, что женщина желает этого, сосал мощными рывками, насыщая свою кишечную прорву с удовольствием и со знанием дела, четко выполняя долг, повышая безопасность матери от застойного мастита или вялого сокращения матки. Было приятно общаться с этим родным существом, умело передающим памяти знаки внимания, явно идущие от души его отца – Сергеева. Умиление расползалось по лицу Сабрины, разглаживая следы усталости от родовых мук, обид за то скотство, которое заставили претерпеть нерадивые медики, да государственные мужи, подарившие больничное нищенство своему народу.
Толстушка при кормлении была несколько отстраненной от своего ребенка, что-то формальное чувствовалось в ее материнских функциях. Она явно не заражалась восторгом, а выполняла только знакомые для повторнородящей действия. Грусть стояла в глазах Татьяны Леонидовны – именно так ее звали, как потом выяснилось.
Молодая мать – Катя, Екатерина Александровна! Первородящая – измотанная авитаминозом, нехваткой микроэлементов в период беременности, была куда более чувствительной – так показалось Сабрине. Молодая мать неуклюже агукала и угукала своему ребенку, улыбалась и все пыталась заглянуть под краешек пеленки, распутать ее ненароком. Насосавшись, дети опрокинулись в спячку и их быстро унесли в детскую палату. Женщинам же предстояло занимать очередь в туалет и комнату гигиены, которых, как водится в российских бестолковых родильных домах вечно не хватает. Отныне вся жизнь матерей будет состоять из утомительного прерывистого сна, ощущения боли, связанного с процессами инволюции до физиологической и анатомической нормы родовых путей, кормления новорожденных и личной гигиены. А в таких огромных коммунальных квартирах, как современные российские родильные дома, эти задачи не такие простые, как кажется с первого взгляда, особенно мужчинам.
Ближе к одиннадцати часам в палату пришла заведующая отделением – Ковалева Светлана Николаевна, стройная, высокая, крашенная блондинка с сочными губами – почти секс-бомба! В ней было много порочного и прочного, притягательного. Она была хорошим примером секрета притягательной силы, идущей от женщины в белом халате – здоровой, безупречно чистой, опрятной, сексуальной, все умеющей и знающей, способной прочитать мужчину наперед. Возраст ее, видимо, уже ограничивал былые возможности, но впечатление о бурной молодости все же оставалось. Сабрина, изучив ее пристальным взглядом, почему-то почувствовала в сердце что-то, подобное ревности, даже стиснула зубы под действием какой-то магнетизма.
Заведующая начала осмотр с середины палаты – с Кати, и по нескольким, брошенным друг другу, фразам стало понятно, что беседуют мать и дочь. Так была приоткрыта первая тайна. Закончив осмотр и потрепав дочь по щеке, Светлана Николаевна обойдя постель Сабрины. Присела около Татьяны Леонидовны. Разговор велся довольно тихо, но когда нечего делать, а ты прикован к больничной постели, то органы слуха и зрения, вкупе с пролетарской смекалкой, начинают действовать в особом режиме. Было ясно, что доктора волновал, прежде всего, психологический настрой пациентки. В разговоре доктора с пациенткой даже промелькнул такой термин, как "отказной ребенок". Стало ясно, что и режим беременности, родов был не очень благоприятным. Татьяна Леонидовна, оказывается, рожала здесь год тому назад: тогда на свет появился желанный, здоровый мальчик, отношение к которому было совершенно иное, чем теперь. Ковалева посетовала на "скорость" материнства: надо же давать себе отдохнуть, а не бросаться во вторую беременность, практически без перерыва. Пациентка отвечала на вопросы доктора довольно вяло, видимо, не считая нужным откровенничать.
Только по окончании этой беседы Светлана Николаевна подсела к Сабрине. Она долго и пристально изучала ее лицо, даже не пытаясь маскировать любопытство, освободила живот пациентке от белья, профессионально помяла его и вдруг неожиданно задала подряд несколько вопросов, мало связанных друг с другом:
– Ваше фамилия Сергеева, не так ли? Вы недавно в России? У вас есть претензии к медицинскому персоналу, проводившему роды?
Сабрина не собиралась ни на кого жаловаться, но постаралась уйти от ответов на сугубо личные вопросы, хотя и их при желании можно было воспринимать, как формальные.
Врач заметила это и попыталась довольно нелепо исправить положение, она заявила Сабрине:
– Не обижайтесь. Просто я была когда-то очень давно знакома с врачом Сергеевым Александром Георгиевичем – вместе работали – вдруг, думаю, от вас к нему тянется ниточка.
Сабрина и на сей раз не стала отвечать и уточнять родственные связи. Но ее что-то больно полоснуло по сердцу.
Светлана Николаевна переместилась к другой пациентке и скоро закончила осмотр всей палаты. Прощаясь, она махнула рукой дочери и ненадолго задержала взгляд на Сабрине.
День снова втянул женщин в обычный круговорот: кормление детей, гигиена, завтрак, обед, ужин, сон при каждой малейшей возможности.
Ночью Сабрину словно что-то отсветило: она проснулась резко, как бы всплыла с большой глубины на поверхность океана. Лихорадочно глотнув воздуха и пробудив сознание полностью, она вытащила маленький ридикюль из тумбочки, в котором, кроме маленького несессера и несложного женского тайного скарба (например, прокладок Шмуклера-Бромменталя), находились листочки со стихами из архива Сергеева. Сабрина вышла в коридор, присела к лампочке ночного освещения и стала перебирать листочки. Она быстро наткнулась на нужные тексты. Первым было стихотворение "Татьяна":
- Предыдущая
- 50/89
- Следующая
