Оракул петербургский. Книга 2 - Федоров Алексей Григорьевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/89
- Следующая
Подумав еще немного, Магазанник продолжил уже с большей жесткостью в голосе:
– Правы все же те, кто считает, что самое перспективное вложение капитала в человеческий фактор – в умных людей! А в истории нашей страны, по всему ее длиннику, – от первого пришествия примитивного разбойника Рюрика из Скандинавии до большевистских выродков, бездарностей, психопатов, – тянется цепочка геноцида, применяемого именно против рафинированного интеллекта, а уж потом против посредственности. В такой цепочке отношений, видимо, и уничтожается государство, ибо смертельный удар наносится по самому жизненноважному органу – мозгу нации.
– Ты приглядись, Феликс, – продолжал с тяжелой усмешкой расстроенный шеф, – по сей день среди отечественных чиновников больше всего ценятся не те, кто умеет делать дело, а те, кто эффектно и многозначительно надувает губы. Сергеев над ними всегда потешался, как мог. Эта радость тянется за ним еще со скорбных лет нашей молодости – совместного пребывания в Нахимовском училище, Военно-медицинской академии… Да, что там говорить, привыкли мы жить, как "у негра в жопе". А негр тот – как раз собственный чиновный придурок!
Вышли из машины и зашли в ресторан. Огляделись оба, Магазанник опять распушился:
– Погляди, Феликс, заштатная держава Венесуэла. Но вошли мы – посетители, способные платить, а значит умные. Хозяин уже приободрил официанта. Нет, посмотри, – решил сам к нам идти, видишь, тащит мясную вырезку, сырую, свежайшую – сейчас начнет совещаться с нами, соблазнять обжорством.
– Феликс, я помолчу, прикинусь олухом, а ты покуражься в российском стиле, разряди агрессию, но в меру, конечно. А то я уже битый час мозги тебе компостирую бездарной проповедью про все то, что ты знаешь и без меня.
Феликс утвердительно кивнул головой. Он понимал, что у шефа имеются все основания для плохого настроения, спорить с ним сейчас не стоит, но и привлекать внимание к себе ресторанными дрязгами тоже нет смысла. Он просто по деловому и без излишней предвзятости закажет плотный ланч (lunch) на две персоны с отменным чилийским вином.
Пока Феликс и Магазанник обычным российским способом разряжали маскулинность – то самое психологическое свойств, состоящее из агрессивности, решительности, конкретности мышления, физической подпитки, которое отличает нормального мужчину от нормальной женщины, – Сабрина и Муза в тиши домика-сказки тешили фемининность слезами и разговорами. Фемининность, надо сказать, – феномен более сложный, опирающийся на биологию и физиологию, то есть особую природу, совершенно иного, более высокого качества. Ведь социальное предназначение мужчины – это выполнение роли забора, защищающего главного носителя генофонда (женщину) от внешних дискомфортных, опасных воздействий (войны, заморозков, инфляции, разбойников и прочего).
Правда в нужный для женщины момент мужчине еще выделяется время для впрыскивания своих биологических уродцев, носителей основных половых признаков – недоразвитой "У" – хромосомы, похожей на инвалида с оторванной правой ногой. Специальный женский орган воспринимает эту информацию, для чего Бог представил его потребителю (мужчине) в виде мифически-восторженной конструкции, привязав туда же и разлагающую волю психологию, называемую сладострастием. Простенький по своей механике, но сдобный по ощущениям, акт общения двух разных анатомий так дурит головы сильной половине людской и звериной популяций, что ангелы, наблюдающие из-за облаков многочисленные суетливые соития, творимые на земле в разное время суток и в разных местах (в том числе, даже в самых неподходящих!), откровенно потешаются над человеками и зверушками, комарами и бабочками, змейками и ящерками.
Говорят, что там, наверху, даже организован своеобразный тотализатор. Ставки в нем больше, чем жизнь: например, заключаются пари и ставятся на кон возможности заражения СПИДом той или иной персоны, в другом случае разыгрывается награждение землян гомосексуализмом, эксбиционизмом, фроттеризмом, цисвестизмом, пикацизмом, эксаудоризмом, визионизмом и прочими забавными страстишками.
Но главная причина потехи ангелов состоит в том, что они не могут понять почему люди никак не разберутся в том, что все подстроено именно так, чтобы человек от раза к разу почерпывал побольше заразы из половых органов своей подруги (или друга). А это и есть главные ворота инфицирования человека, воспринимая через которые микробный мир, он лишает себя увеличения долголетия, не говоря уж о бессмертии. Совсем плохи перспективы у ведущих, так называемые полигамные сексуальные скачки или, того хуже, – гомосексуальные отношения. Естественно, что менее затраханными агрессивными микробами являются моногамные персоны. Но и здесь многое зависит от того, с каким иммунно-реактивным качеством выбрана та единственная и неповторимая, которая, умело имитируя восторги любви, прочно придерживает около своих соблазнов нужного мужика за яйца.
Высокая женская особь, давно взорлившая над пошлостью жизни, безусловно, не задумывается над деталями, ибо она несет свою мнимую святость, как кару и награду в одном флаконе. Роль социальных протекторов в данном случае выполняют многострадальные мужчины, истинное отношение к которым чаще бывает такое же, как к удобным прокладкам на каждый день. Но спорить с тем, пожалуй, не стоит. Таковы суровые законы природы, мирозданья, выстроенного Богом Всемогущим.
Сабрина и Муза сидели на диване обнявшись, плотно прижавшись друг к другу, словно оживляя литературную формулу Исаака Бабеля: "Налетчики, сидевшие сомкнутыми рядами, вначале смущались присутствием посторонних, но потом они разошлись". В их внешнем облике, да, пожалуй, и во внутреннем, душевном мире, было много общего. И каждая минута совместного пребывания подтверждала единение душ больше и больше. Почти одновременно на глаза обоим женщинам попался листочек со стихами-переводами из Р.М.Рильке. Их тоже в свое время выполнил Сергеев. Они подняли листочек одновременно, стукнувшись лбами, и прочитали:
В другом стихотворении муссировалась та же тема, но взгляд был направлен с иной точки. Видимо брутальные инстинкты или, если угодно, предчувствия подползающей смерти, волновали переводчика последнее время, и он явно фиксировался на опасных стихах:
Однако нельзя было не заметить, что рядом со смертью соседствовало опасение потерять любовь, любимую. Безусловно, Сергеев до конца жизни дорожил своим новым чувством настолько сильно, что угроза утратить это земное счастье постоянно его тревожила.
Обе женщины поняли это сердцем, почти одновременно, но реакция у каждой была своя, особая.
Сабрина не заметила, как глаза наполнились слезами, и вот они уже полились через край – по щекам, по подбородку… Она вспомнила теплые, ласковые губы, руки – все тело Сергеева. Мягкая, эластичная кожа, издающая тот чистый запах здоровья, неощутимый человеческим анализатором, но который быстро отгадывают комары, оводы и прочая кровососущая живность. Сабрина вспомнила забавное замечание Сергеева о том, что если в округе имеется хоть один комар, то он обязательно прилетит к нему, чтобы попить у аристократа вкусной голубой кровушки, не испорченной никотином, наркотиками, транквилизаторами и лишь слегка доведенной до нужной кондиции универсальным напитком интеллигента-ученого – алкоголем.
Сергеев все сводил к тому, что у него слишком тонкая кожа (как у ребенка), – оттого комары и слышат голос крови за версту. От воспоминаний о поверхностном память скатилась к интимному, более плотскому, – эти картинки довели ее до состояния, близкого к глубокому обмороку. Она и не могла предположить ранее, что за время общения с отличным любовником так основательно спаялась с его желаниями, техникой, с радостью подчинения ритму его сексуальной страсти.
- Предыдущая
- 10/89
- Следующая
