Кривое зеркало (СИ) - Ершова Алена - Страница 14

- Ясно, - Вероника на мгновенье прикрыла глаза. - Что вы хотите узнать?

- Правду. Ваша задача рассказать правду, а моя - решить, какая ее часть и в каком виде дойдет до следователя.

- Меня посадят?

- Пока не знаю, - Мамонтов пожал плечами.

- Но ребенок остался жив! – почти прокричала Вероника.

- Меру пресечения выбирает следователь. Если мы сейчас правильно выработаем позицию, то отправитесь домой под подписку о невыезде. Поэтому давайте не будем терять время.

Вероника плотно сжала губы. С чего начать рассказ, да и как расскажешь все мужчине? Появилась и пропала мысль попросить адвоката-женщину. Нет, ни одна женщина на подсознательном уровне не простит ей ребенка в мусорном баке. Поэтому придется выложить все незнакомому мужчине и надеяться на его профессионализм.

Сглотнув сухой ком в горле и уставившись на столешницу, словно там была вырезана подсказка, Вероника начала:

- Я приехала в город в июле прошлого года подавать документы в институт. Поступила без проблем, у меня целевка от сельской школы была. Заселяться в общагу не захотела, уж больно облезлая была, да и делить комнату на троих не очень, поэтому убедила родителей снять мне квартиру. До учебы полтора месяца, искать работу особого смысла не было, и я отдыхала. Буквально через неделю после поступления в баре познакомилась с мужчиной, – девушка замолчала, прикрыла глаза, рвано всхлипнула, но продолжила:

- Очень красивого мужчину… Он был чем-то подавлен и к тому моменту, как мы разговорились, выпил не один шот. К середине ночи у меня было такое чувство, что я знаю этого человека всю жизнь… В общем, дело дошло до того, что мы сняли одну из комнат и провели там ночь... Он предохранялся, - нервный смешок вырвался сам собой, - но, видимо, недостаточно хорошо, а утром, едва ли до конца протрезвев, пробубнил что-то про семью, натянул штаны, оставил мне две тысячи рублей и свалил. Обидно, конечно, я-то надеялась, что нашла того самого, единственного.

Адвокат дернул уголком рта. Ему ли не знать, что «те самые» по барам спутниц на всю жизнь не ищут, лишь попутчиц на одну ночь. Но Мамонтову за донесение этой информации до неокрепших женских умов денег не платили, и он оставил ее при себе.

- Тем не менее жизнь в городе била ключом. Новые знакомства, места, развлечения, - продолжила Вероника, - и вскоре я забыла о той встрече. Тем более, что у меня появился какой - никакой парень и, в общем, жизнь стала налаживаться. Только к сентябрю до меня дошло, что чего-то регулярно приходящего не хватает. И я сейчас говорю не о деньгах от родителей, - девушка явно старалась прикрыться щитом сарказма. Выходило так себе. - Пошла в городскую консультацию, а там очередь на три недели вперед. Плюнула и обратилась к платному гинекологу. Там-то и узнала, что залетела. И нет бы, дуре, сразу почиститься, испугалась, что родителей вызовут, мне ж тогда восемнадцати не было. Решила до дня рождения потерпеть. Потерпела, только оказалось, что аборт уже делать нельзя. Срок большой. Я чуть не померла тогда от ужаса. Ребенка я не хотела. Как быть дальше, не знала, решила оставить так, как есть.

«В надежде на то, что само рассосется?» - Скольких трудов Мамонтову стоило не задать этот вопрос вслух. Вместо этого он спросил:

- Почему рожали дома?

Вероника потерла указательным пальцем нос, решая, что сказать.

- Я не вставала на учет, не сдавала анализы. Кто бы меня взял?

- Вы прекрасно знаете, что это не так. Со схватками взяли бы. Там же после родов можно было бы написать отказ. Еще раз, Вероника, почему вы рожали дома?

Адвокат расслабленно откинулся на неудобной спинке стула, всем свои видом показывая - ему по большому счету все равно, что ответит клиентка,

- Поймите, я примерно догадываюсь о чем вас будет спрашивать следователь, и хочу, что б вы были готовы.

Девушка заволновалась, заерзала на стуле. Интересно: она понимает, что от ответа на этот простой вопрос зависит линия защиты? Планировала ли она заранее, где окончит жизнь ее ребенок, или это было спонтанное решение, отчаянный шаг? Минутная слабость или холодный расчет?

- Там в больнице, в родовом отделении, мамина подруга работает. Я побоялась, что она узнает и родителям расскажет. Они у меня очень строгие. До сих пор уверены, что я до свадьбы - ни-ни, а тут такое! – Вероника опустила голову. - Отец бы меня убил. Вот я и терпела. А потом, как родила, не знала, что делать. Ребенок мне не нужен, только бы портил все: жизнь, учебу. Мне с парнем расстаться пришлось. Он начал замечать, что я поправляюсь. Вот я и решила, что выкину, избавлюсь, и не будет проблем, а оно еще хуже стало.

Вероника плакала, рассказ дался ей тяжело. Мамонтов покачал головой и протянул бумажные полотенца. Бедная, глупая девочка. Наворотила дел, разгрести бы теперь. Ребенка чуть не угробила, жизнь себе поломала и только потому, что страх был ее единственным советчиком. Обратись она за помощью, найди поддержку и не сидела бы тут с удалённой маткой и нависшей судимостью. Родители все равно узнают, и учеба с работой под откос пойдут. Кто ж ее с судимостью к детям допустит. Хотя можно постараться вывернуться и, вообще, дело прекратить. Дело-то хоть и по назначению, но интересное.

- Ладно, Вероника, сейчас придет следователь, и вы напишете явку с повинной, все подробно расскажете. Можете говорить и про родителей, и про страх и, как угодно, давить на жалость. Через пару дней поедем на проверку показаний на месте. Далее нужно, чтобы вы собрали как можно больше положительных характеристик и грамот. Из института, из школы - откуда угодно.

- А от тренера можно?

- Какого тренера?

- По сканболу. У нас команда в школе была, мы на соревнования ездили. В институте я тоже ходила весь первый семестр.

- Пойдет, и чем больше, тем лучше. Понятно?

-Да.

Мамонтов едва заметно кивнул и набрал следователя.

- Мы готовы.

И закрутилось: заявления, показания, слезы, салфетки. Снова показания, чтение протокола, внесение правок и, наконец, подписи. Следователь, довольная явкой с повинной, даже свидетельские показания Владислава Нестерова дала прочесть. Вероника заучила адрес в надежде сходить и поблагодарить мужчину. Все же теперь, по прошествии месяца, она была рада, что ребенок остался жив.

Когда обвиняемая ушла, следователь и адвокат некоторое время молчали.

- Дим, кофе будешь? – наконец спросила капитан Орлова.

- Угу. У меня виски есть.

- Ты же за рулем.

- Да, по фигу, Свет. На такси уеду. – Мамонтов потер лоб. – Устал как собака.

- У меня колбаса есть и морковка корейская.

-  Неси.

Через несколько минут бумаги были сдвинуты на край стола, а кофе с налитым в него виски и закуски заняли почетное место.

- Дим, что ты задумал? - поинтересовалась следователь.

- Тебе скажи, сама захочешь, - хмыкнул адвокат и засунул в рот колбасу.

- А если серьезно?

- Если серьезно, то хочу прекратить в связи с деятельным раскаянием.

Орлова на мгновенье задумалась, что-то подсчитывая. Брови ее нахмурились, потом взлетели вверх.

- А ведь санкция статьи позволяет!

- Вот именно.

- Но, Дим, я не дам на это добро, а если дам, то прокуратура завернет. Дело-то резонансное. Его и в новостях показывали, и в газетах писали.

 Мамонтов невесело усмехнулся.

- Не резонансное, а просто необычное. Неужели тебе девчонку не жалко? Она ж сама еще ребенок. Ей эта статья всю жизнь испортит.

- Жалко знаешь где?! Да, и ноги раздвигать - не ребенок, распоряжаться чужой судьбой - не ребенок, а ответственность нести - ребенок?!

- Да не заводись ты, Света. Как-то все забывают, что детей оба родителя делают. Потенциальный папа живет себе и в ус не дует, а на девчонку и давление семьи, и общественное порицание.

- Да не было никакого давления и порицания! – Следователь залпом осушила кружку. – Лишь в ее голове.

- А в голову-то оно откуда-то попало? Вот - вот. А то, что ни ты, ни прокуратура дело не закроют, я знаю. Поэтому тянуть не буду, все формальности соблюдем и пойдем в суд. Думаю, там-то и прекратят, если звезды сойдутся. Давай еще лей, ночь длинная, а ты домой опять не торопишься.