Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ) - Фоменко Михаил - Страница 67

Путь отряда проходил мимо этих полей, к террасе из буро-серых скал, замкнувших в огромную подкову склоны ледника. Каждый шаг давался с трудом. На острых, изрезанных трещинами камнях скользили ноги, но стоило немного отступить в сторону, как человек по колено проваливался в мелкозернистую россыпь фирна, выбраться откуда стоило немалых усилий.

Путь был так тяжел, что почти не оставалось времени для того, чтобы разглядывать окружающий ландшафт, и вначале никто не обратил внимания на странный предмет, чернеющий метрах в двухстах у засыпанного снегом каменистого склона. Издали он напоминал большой матерчатый мешок или тюк, случайно оставленный кем-то в этом пустынном краю.

Каково же было удивление Самарина и его спутников, когда они увидели, что этот странный предмет движется. В горах, особенно на большой высоте, где в разреженном воздухе, несмотря на его прозрачность и чистоту, преломление лучей создает порой самые фантастические и причудливые миражи, все это могло показаться обманом зрения.

Но через некоторое время, когда все убедились, что в их предположении нет ошибки и темный предмет продолжает двигаться, Самарин приказал свернуть к кромке каменистого склона.

— Товарищи, — отрывисто вскричал Стогов, опуская бинокль, — да там человек! Ей-богу, человек! — И, уже не разбирая дороги, рискуя ежеминутно провалиться в трещину или в один из узких клинообразных колодцев, что так густо усеяли основание ледника, бросился вперед, увлекая остальных.

По хрупкому ледяному насту полз человек. Судорожно, словно повинуясь какой-то невидимой воле, человек выбрасывал вперед руки, цеплялся за выступы льда и медленно подтягивал вперед тело, чтобы через минуту повторить все это вновь.

Вид его был страшен. Меховая куртка с разодранными в клочья рукавами, лицо, заросшее грязно-серой бородой, обмороженные щеки и уши…

Но больше всего поражали глаза. Широко открытые, горящие лихорадочным яростным блеском, способным, казалось, растопить ледяную плиту, по которой он сейчас полз. Не замечая того, что возбужденные, жестикулирующие люди окружили его, человек продолжал двигаться вперед резкими судорожными рывками до тех пор, пока Стогов не преградил ему путь, придержав за плечи. Незнакомец попытался подняться, заговорил что-то быстро, неразборчиво и вдруг, сникнув, упал на бок, широко раскинув руки.

— Ну что, как он? — нетерпеливо спрашивал Самарин врача экспедиции.

— Видите сами, — недовольно отвечал врач, быстро распаковав рюкзак с медикаментами. — Обморожен, без сознания, ушибы и кровоподтеки по всему телу. Не понимаю, как он полз! Что-то невероятное!

— Несомненно, он из группы Кратова, — сказал Самарин. — Я не знаю там всех, но он только оттуда, других людей здесь не может быть!

— А снежные люди? — робко и неуверенно спросил кто-то из геологов.

— Не говорите нелепостей! — рассердился Самарин. — Объявляю дневку. Ставьте палатки, радисту немедленно связаться с базой!

Несмотря на добрый, покладистый характер Самарина, в экспедиции знали, что в делах службы он строг и взыскателен.

Поэтому после его слов все быстро принялись за устройство лагеря.

Погода в горах, особенно здесь, среди неприступных вершин горного Памира, настолько переменчива, что никогда нельзя предугадать ее капризов. Так было и на этот раз. Сообщив на базу свои соображения и догадки о найденном человеке и вызвав санитарный самолет, Самарин решил, что завтра они смогут двигаться дальше. Но разыгравшаяся метель сорвала все его планы.

Больше всего Самарина беспокоило состояние больного.

Он бредил, метался, рвал на себе одежду и, несмотря на все усилия врача, не приходил в сознание.

Только к вечеру второго дня, когда, вслушиваясь в завывания метели, Самарин, Стогов и доктор уже готовились ко сну, больной, лежавший до этого в забытьи, открыл глаза и в первый раз осмысленно и недоуменно огляделся вокруг.

— Где я? — спросил он, облизывая сухие, потрескавшиеся губы. И после того, как Самарин коротко сообщил о том, как они нашли его, долго лежал молча, словно заранее подыскивая слова для предстоящего большого разговора.

— Фамилия моя Андросов, — медленно начал он. — Я из группы Кратова…

— Что с Кратовым? — быстро спросил Самарин.

— Вы знаете, зачем мы вышли к скалистому поясу Бледных гор, об этом много говорили в свое время, — как бы не слыша вопроса, продолжал Андросов. — Никто из нас, пожалуй и сам Кратов, не верил в существование этих следов, слишком уж фантастической казалась вся эта история. Все мы не новички в горах, а о Кратове и говорить нечего, но на этот раз нам не повезло. Мы много раз пытались подняться на первый уступ террасы или хотя бы пройти до половины ущелья, но каждый раз ни с чем возвращались обратно. Надо вам сказать, что во время наших поисков мы нигде не видели ничего похожего на следы, и Кратов не раз честил тех, кто так упорно твердил о существовании снежного человека. Это продолжалось до тех пор, пока Кратов не предложил нам смелый, но рискованный план.

Левый гребень ущелья был единственным местом, по которому можно было пробраться вверх, но путь словно нарочно преградили рыхлые снежные карнизы. Достаточно было небольшому камню сорваться вниз, как это сразу бы вызвало лавину.

— Но Кратов все-таки решил идти карнизом? — заинтересованно спросил Стогов.

— Да! — подтвердил Андросов.

Было заметно, что рассказ утомил его. Он дышал тяжело, прерывисто, пальцы беспокойно ощупывали одеяло, словно это была не мягкая ворсистая ткань, а бугры и впадины ледяного поля.

— …Когда мы начали подъем, Кратов и Зимин шли в первой связке, а я с Паньковым следовали за ним. Расщелина — выход на скальную территорию виднелась метрах в трехстах впереди. Мы уже миновали половину пути, когда Кратов вдруг негромко свистнул и предостерегающе поднял руку. Как я вам уже говорил, он шел первым и к тому времени выбрался на высокий ступенчатый порог, наискось прорезающий ущелье. Напарник его, Зимин, подбирая веревку и услышав свист, остановился. Остановились и мы. Ведь мы находились ниже его и не могли видеть того, что видел Кратов, стоя на уступе порога. Вначале он обеспокоенно вглядывался вперед, потом резко и как бы испуганно отступил к краю порога. Я хорошо запомнил эту минуту. Он крикнул что-то неразборчивое, словно предупреждал нас, и это было последним, что я услышал от Кратова. Вверху замелькали какие-то тени, раздался дикий, раздирающий душу вой, грохот, и, подхваченный вихрем лавины, я сразу же потерял сознание.

Андросов умолк и попросил пить. Зубы его стучали о край эмалированной кружки, и Стогов, поправляя изголовье, ощутил жар, охвативший тело больного.

— Что же было потом? — осторожно осведомился Самарин, с трудом сдерживая волнение.

— Плохо помню, — ответил Андросов. — Видно, потому, что я стоял ниже всех, меня выбросило к подошве склона. Я ползком добрался до нашей временной базы и здесь вновь потерял сознание. Больше недели жил там: ждал, может быть, вернутся наши, потом решил ползти, выбраться отсюда…

Андросов хотел, видимо, еще что-то сказать, но голова его бессильно откинулась набок, и он медленно опустил вздрагивающие веки.

— Обморок? — тревожно привстал Самарин.

— Да, кажется, так. — Врач взял руку Андросова и, слушая пульс, сердито добавил: — Напрасно мы утомляли его разговорами.

— От этих разговоров, доктор, — строго сказал Самарин, — зависит, может быть, судьба его и наших товарищей. Как знать, а вдруг где-нибудь и Кратов ползет вот так, как он.

— Он же был у базы, а Кратов.

— Вы впервые в горах, доктор, и еще не знаете хорошо здешних людей.

— Он ошибся! — громко и отчетливо проговорил вдруг Андросов, не открывая глаз.

Стогов, Самарин и доктор недоуменно переглянулись.

— Ошибся Кратов! — продолжал тем же размеренным, странно безразличным голосом больной. — Он увидал первый, а я потом!

— Что вы увидели? — настороженно переспросил доктор, опуская руку на пылающий лоб больного.