ПВТ. Сиаль (СИ) - Ульяничева Евгения - Страница 8

— Юга! — внезапно позвал тот, что возглавлял погоню. Стащил наголовник и оказался узколицым, с рыжим гребнем волос. — Юга, я знаю, что это ты!

— Знает он, как же, — прошептал Юга, плотнее вжимаясь в бок кармина.

— Не вынуждай меня, сукин ты сын! — продолжал человек, и в голосе его едва уловимо скользнула змей-трава. — Сам выволакивайся, или я тебя за волосы выдерну, как морковку с грядки, не?!

— Я гляжу, полюбилось ему за волосы меня дербанить, — высказался Юга, морща нос. — Но что за морковка такая, любопытно…

Человек, разгоряченный погоней и близостью добычи, распалялся все больше и больше.

— Юга! Йю-ю-юга-а-а!

— Эк его взяло, — виновник действа остро улыбался, будто было что приятное в чужой бессильной муке.

— К нему не выйдешь?

— Чтобы он мне башку снес, а после сам удавился? Ай, благодарим покорно.

— Ю-ю-юга-а-а!

— И не отвяжется же теперь, — в голосе беглого садовника усталость мешалась с удовольствием, как от трудной, но честно проделанной работы.

Выпь вздохнул. Он не знал и не спрашивал, чем облюдок успел подсуропить вердо. Но прятаться всю жизнь они не могли тоже.

Сказал:

— Я пугну тахи. Вы уши закройте.

Серебрянка сразу поняла, кивнула и плотно прикрыла ладонями уши, еще и зажмурилась. Юга недоверчиво скривил темные, по-девичьи пухлые губы:

— Или ты один всю кодлу пугать собрался?

— Ай, один, — передразнил пастух, — не зря же меня Выпь люди нарекли. Уши прикрой.

Юга выразительно закатил глаза, но послушался.

Сам пастух в придумке не сильно уверен был. То есть людей да особых стращать ему и раньше приходилось, но вот беда — Серебрянку и Юга задеть не хотел.

Прокрался, подобрался как можно ближе к преследователям, благо таилось в обманчивом, сизоватом предтемье замечательно.

Облизнул пересохшие губы.

И.

Запел.

Человек заткнулся резко, с первым же звуком, будто напоровшись горлом на спицу. Истово завизжали пугливые тахи, заплясали — люди их еле удержать сдюжили, а когда Выпь, выждав мало, запел по-новому — совсем головы потеряли, прочь кинулись.

Вердо рыжий дольше всех продержался, все вертелся, старался Выпь углядеть. Напрасный труд, с местностью сливаться пастух был куда горазд. Наконец, махнул рукой упрямец, плюнул с досады, да за своими умчал.

...спутники глядели внимательно, но, как отметил для себя Выпь, без лютого ужаса.

— Вот, значит, как ты в полный голос разговариваешь, — протянул Юга без привычной усмешки, — если б заместо того мужика ты меня кликал — окочурился я бы, точно.

— Точно, — тяжело кивнул пастух. Обернулся к Серебрянке, — ты как? Голова не болит?

— Не, все хорошо, — девочка улыбнулась, — а здорово ты пел, аж земля тряслась!

— Ну, это скорее тахи под его песню в пляс пошли, — ухмыльнулся Юга.

Потянулся, распрямляясь. От вспыхнувшего страха, выбелившего лицо, не осталось и следа.

— Сказать не хочешь? — Выпь глянул исподлобья.

— Спасибо, конечно, но не твоя забота.

— Как знаешь. И волосы прикрой. Места здесь плохие.

— Не твоя забота!

На веко решили остаться среди карминов. Благо доброго тепла от них шло столько, что огонь не нужен был. Да и особые прочие карминов сторонились, так что даже у чуткого Выпь появилась возможность выспаться.

— Жаль, что дикие они. Молока бы надоили.

Серебрянка изумленно глянула на ближайший кармин — огромный, прогретый валун, без сколов, идеально округлый. Сторожко обошла его, бережно провела ладонью по боку — шершавому, бурому, с тончайшими красными веточками-жилочками.

— Они что, живые?

— Ага, — удивился вопросу Выпь.

— С ума сойти. У вас здесь все живое, наверное.

— Не все. Но многое. Как иначе-то?

— А можно я на него залезу? — робко спросила Серебрянка.

— Зачем?

— Ну, просто так. Интересно же... Ну, пожалуйста!

— Просто так, — задумался Выпь. Ему самому в голову не пришло бы лезть на спину кармина, но девочка взялась настаивать, и пастух двинул плечами, — попробуй.

— Что задумали? — вернулся бродивший где-то в хвосте стада Юга.

Выпь сосредоточенно подсадил девочку — та, извиваясь и оскальзываясь, с пыхтением вскарабкалась на спину валуну. Осторожно поерзала, глянула сверху, восторженно поделилась:

— Ого, он теплый такой! И шершавый! И красивый, тут узоры, если присмотреться… Выпь, а он точно живой?

— Ага. Они пасутся, по темноте передвигаются.

— О да, в веко они только так вкруг себя оборачиваются, — подхватил Юга, — а в гон так вообще юлой крутятся, на пути у них стоять верная погибель.

— А... подо мной он не будет двигаться?

Парни обменялись быстрыми взглядами. Садовник подмигнул:

— Да кто его знает? Что на ум взбредет особому, про то ему самому неведомо. О, или шевельнулся?!

— Точно. Дернулся.

— Ребята, ребята, снимите меня, пожалуйста, — забеспокоилась Серебрянка, — ой-ой, он, кажется, и впрямь решил покатиться!

— Так отойдем же подальше, зашибет! — Юга попятился, уводя Выпь.

— А-а-а, снимите меня, ну пожалуйста! — отчаявшаяся Серебрянка самостоятельно заскользила на пузе вниз.

Воткнулась бы головой непременно, не подхвати ее у земли пастух.

Юга заходился смехом.

— Вы оба... Просто невозможные. Ну как так можно?

— И можно, и нужно, — фыркнул Юга, — будет тебе урок; маленькие девочки должны слушаться старших.

— Старшие не должны вести себя, как маленькие девочки. С косичками! — показала язык, с фырканьем вывернулась из рук пастуха и забилась под бок кармину.

— Обиделась, — насмешливо протянул Юга, вытаскивая из волос какую-то дрянь. С изумлением рассмотрел чужой светлый волос, брезгливо выбросил, — ай, чего здесь только не летает, не ползает...

— Спрячь волосы, — посоветовал Выпь.

Садовник тровантов раздраженно закатил глаза.

— Не моя забота, — понятливо кивнул пастух.

...спать получилось урывками — мучили дурные сны, проваливалась под ногами земля, схлестывалась вода над головой, кричали раздираемые овдо люди. Не иначе, чужой кошмар заблудился, сел на голову, обнял крыльями…

Проснувшись в очередной раз, Выпь устало смерил взглядом Полог. До прозара оставалось совсем немного. Проверил сторожевой зрак, изображенный камешками и сплетенной травой. Его пастух рисовал в силу привычки, распахнутая зеница не обещала полной защиты, но помогала не пропустить опасность. Пригладил пальцами жесткие грани эдра, успокаиваясь. Решил пройтись, проветриться.

Серебрянка дремала, вжавшись в бок кармина. Пастух задержался рядом с девочкой, прикидывая, кем она может быть на самом деле. Из Ивановых поделок? С сомнением покачал головой. Двинулся дальше.

Прошелся через стадо, вернулся обратно, к стоянке. Задумался.

Куда его могло унести? Или нашел рядом очередной дикий Провал?

Сжал-разжал кулаки, гоня смутное беспокойство — такое же терзало, когда на его гул собирались напасть жадные, голодные особые.

Но Юга-то не ройный овдо, вполне себе самостоятельный, здравомыслящий, мало ли куда мог... Запнулся обо что-то, быстро убрал ногу — свою сумку Юга едва кинул бы.

Вспомнил, как перед сном садовник долго бродил где-то далеко, вернулся обеспокоенный. Выпь тогда списал это на опаску возвращения погони, но другая разгадка на ум пришла.

Огладил шершавый бок кармина, мысленно извинился и кое-как, срывая ногти, взобрался на толстую круглую спину. Выпрямился во весь рост. Ругнулся вполголоса, быстро скатился, едва не подвернув ногу.

— Ты куда? — сонно-хрипло окликнула его синеглазая Серебрянка.

— За Юга, — коротко отозвался Выпь.

— Он ушел?

— Ага.

— Куда?

Выпь молча закрепил на спине сумку — кто знает, что пригодится, на один голос тоже рассчитывать не стоит.

— Выпь, да ну его. Оставь. Раз смотался, значит, так решил. Нам даже лучше будет, он злой и беспокойный.

— Не злой он. Мы вместе ушли, вместе дойдем. Дальше пусть сам решает, — запнулся, протягивая лямки, — сам, а не какой-то волосожор.