Ружемант (СИ) - Рок Алекс - Страница 61

Купил газету, тут же отругал самого себя. Все равно ведь не буду читать! Здравый же смысл подсказывал: а вдруг дорога окажется длинней, чем думаешь? Я не знал.

Отсюда до Каширы, с Каширы на Москву. Вот ведь, мамка-провинциалка из Подмосковья любила шутить, что лишь дурак едет в Москву через Каширу…

Сдачу швырнул попрошайке, тот не обрадовался, ждал чего покрупней. Пирогов почему-то тоже не захотел.

Поезд, как обычно, битком. Мне улыбались, пытались угостить, благодарили за службу. Повис в воздухе непередаваемый дух бутербродов, лука и селедки. Сильно захотелось есть, как нельзя кстати пришлись бабкины пирожки. Неожиданно из нормального свиного фарша, а не, как я думал, местной кошки.

Неестественно улыбчивый проводник пообещал разбудить, когда прибудем. Укрывшись казенным пледом, задремал под монотонный стук колес и убающивающее раскачивание вагона из стороны в сторону. Проснулся как раз на конечной, за минуту до открытия дверей.

Автобус был мал, пузат и воплощал собой водителя — усатого добродушного дядьку с Кавказа. Глянул на меня, на мятые купюры в руке, на дорожную сумку. Выдохнул, велел заходить так. Сказал, что видел меня как-то по телевизору, заговорщически подмигнул. Не стал пренебрегать его добротой, благодарно прошел в салон.

Подсевшая бабулька искала свободные уши. Не обращая внимания, что я закрыл глаза, она рассказывала и рассказывала. Мне снились ее хорошенькие внуки, дочь-умница и сосед-наркоман. Полный набор.

Шеф толкнул в плечо, когда приехали: уснул, остался один в салоне. Несмотря на час сна, чувствовал себя разбитым корытом.

— Приехали, дарагой! Далше автобус нэ идет, да?

Кивнул. Да, автобус не идет, дальше тащиться на своих двоих.

Трамвай, одиннадцатый номер. Кто так шутил? Я не помнил… Встречные смотрели на мое заспанное лицо и обходили стороной. Ириска не отставала, консультировала, терпеливо командовала: остановиться на светофоре, подождать, идти. Чуть было не угодил под машину — вот же была бы глупая смерть.

Вклинился в очередь к лотку, купил мороженое. Сразу же сорвал блистер упаковки, впился зубами. Горло обожгло холодом, за ним побежало приятное тепло удовлетворения: шоколадное, мое любимое. Дети смотрели на чудаковатого взрослого с опасением и интересом.

Глаз цеплялся за красочные вывески и обещания: шоколад, булочка, белоснежная улыбка, что проявится через неделю, если использовать Роточип… Выискивал занятия на предстоящую неделю. Сходить в кино? В казино? Купить то, о чем давно мечтал, но жаба душила? Раньше я возвращался с большими деньгами, сейчас — голодранцем. Ириска погрозила пальцем: не голодранцем. Мне положены денежные награды и в скором времени их переведут прямо на счет. Только разберутся с бумагами… Нечто подсказывало мне, что разбираться будут долго. Ничего, у меня ж еще заначка дома осталась.

Москва жила по-особенному. Первой мыслью было выловить такси, ехать до дома. Глянул на большую, манящую букву «М», понял, что не могу себя заставить спуститься. Не покидала мысль, что сбегу по лестнице и снова окажусь где-нибудь еще. Обойдется метрополитен и без меня…

Увидав в моей нерешительности подозрительное, подкатил постовой. Уставшее лицо: лениво потребовал документы. Увидав желтую, словно веками лежавшую в архивах бумагу, чуть ли не готов отбивать поклоны. Без бумажки ты букашка, а с букашкой — человек. Или там по-другому было?

Глядел на Москву, словно в первый раз. Красивый город. Как давно я гулял по ней просто так? С тех пор, как дембельнулся, ни разу. Временами сверялся с прогулочным стендом для отдыхающих и туристов. Часто попадались иностранцы с узкими глазами. Они, как и в прошлом мире, путешествовали организованными дисциплинированными группами и снимали все подряд. Даже я удостоился десятков вспышек и восторженных возгласов.

Хотел срезать сквозь подворотню, почувствовал неприятности еще до того, как они успели появиться. Бежать поздно, да и незачем. Трое молодчиков — синие в полоску «абибасы», кепчонки, какое-то подобие складных ножей. От этих бумажкой о геройской службе не отмашешься.

Ухмыльнулся самому себе, сделаем город немного чище. Ириска механически сообщила, что звонит в полицию, остановил ее. Зачем беспокоить людей? С этими уж как-нибудь и сами справимся.

Главный у них здоровый, поперек себя шире. Одет лучше, морда кирпичом. Как будто ест на завтрак камни. Разминал пудовые кулаки, но до Вита Скарлуччи ему далеко. Как и до его бронированности. Фамильная реликвия сплелась из потоков маны, обретая угрожающие очертания. Троица глядела на явившийся в моей руке револьвер с подозрением и недоверием — не игрушка ли?

Бахнет уж точно не как игрушечный. Доказал, делая предупредительный в воздух — шантрапа разбежалась. Споткнулся трусливый здоровяк, словно в комедийном фильме упал мордой в собачью кучу. Гудели встревоженные автомобили, Ириска спешила предупредить, что если мы сейчас сами отсюда не уберемся — полиция приедет по наши души.

Послушался совета ИИ, спешно скрылся в следующем переулке. Кровь кипела, адреналин жаждал вырваться из плена, но я не давал ему воли. Обойдется.

День двора гремел на соседней улице. Потащился туда, сумка со скромными пожитками бухала по ногам.

Музыка, запах шашлыков, мужики прятались от солнца под детским грибком, не приближаясь к песочнице. Беззаботная малышня лепила куличики, смеется. Пластиковые лопатки, голубое ведерко. Детская свара, мгновенная драка, громкий рев. Примирение через мгновение. Весело гоготал мальчишка с водяным пистолетом, метя в серьезную, хмурую девчонку с книжкой. Не знаю откуда, но знаю: она ему нравится.

Мерзкая мысль вклинилась непрошенной гостьей: что было бы, не будь нас? Прорвись сюда царенатцы, уничтожь не только тех, кто на передке, но и последнюю линию обороны? Будет здесь смех, по-детски беззаботные обиды, улыбки? Представилось на миг, как безмерно жирный царенатец, разодетый по последней моде, тащит на поводке мальчишку — вещь. Игрушка, питомец…

К горлу подкатил ком, поспешил прогнать злое наваждение. Меж лопаток побежали холодные мурашки, я стиснул кулаки, устремил взгляд в самое небо. Как в детстве пообещал, что умру, но не допущу подобного. Как завещал погибший под Ржевом дед…

— Бушь?

Не сразу понял, что вопрос обращен ко мне. Улыбчивый старикан со всколоченной бородой и непомерным добродушием к незнакомцам.

— Третьим бушь?

Хотел отказаться — не получилось. Пошел следом. Рюмка, хрустящий огурец, картошечка. Ух, хорошо, совсем как раньше.

Подскочила девчонка — пухлая, румяная, кровь с молоком. Жаждала танца, внимания и мужских рук. Раз просит, почему нет? Обоим хорошо, а потом… будет ли потом?

Она жаждала продолжения: приглашала заглянуть к себе домой, заманивала китайским чаем с плюшками.

Чуть не согласился, передумав в последний момент. Зачем ей вояка, который через неделю уедет на фронт? Пусть вон с пареньком замутит, а я дома полежу. Девушка не слишком расстроилась, помахав мне платочком на прощание.

Прошел мимо отделения полиции, чуть не охнул — то самое, куда меня притащили после стачки с Вербицким. Знакомый УАЗик, схватившийся за сердце СанСаныч, глядел на меня, словно призрака увидал. Круглые глаза, выпавшая махровая тряпица, полетел наземь баллон чистящего средства. Испугался или обрадовался? По лицу и не понять.

— Максим?

Удивление превратилось в улыбку. Не в испуганную, довольную. Будто лично он меня грудью во время атак прикрывал. Выкатился из-за капота, широко расставил руки. Не знаю, как реагировать на этот жест. Ответил на его приветствие дружескими объятиями, старый мент похлопал по плечам. В конце концов, он меня в отделение привез, да не он ТУДА отправил.

Его лицо на миг изменилось, появились тревожные морщины. Отпрянул, словно от прокаженного.

— Ты… ты что же? Сбежал?

В самом деле. Сколько я там пробыл у Бейки? Месяц? Может, чуть меньше — и уже вернулся из десятилетнего заключения.