Великий диктатор (СИ) - "Alex Berest" - Страница 10

Но доесть себя я не успел, подскочивший ко мне дед схватил меня в охапку и, расцеловав, подкинул вверх. Под потолок. Неожиданно. Я чуть не усрался от страха, особенно когда увидел, что не долетел до потолка всего несколько сантиметров. Вот так бы стукнулся кумполом и можно нового попаданца заселять. Слава Богу, дед тоже сообразил, что протупил и больше попыток запулить мою тушку в небеса не предпринимал.

Родня тоже, восторженно что-то вопя, вертелась вокруг нас с дедом. Через пять минут я, весь зацелованный и затисканный, с взъерошенной шевелюрой, был установлен отцом, который выцарапал меня из объятий деда, на стул, и мне было велено читать ещё раз. А потом еще раз. И ещё.

- Сынок? Может, ты ещё что-то написал? - робко и с какой-то затаённой надеждой, спросила мама.

- Оно маленькое, - попытался я отвертеться. - И про лягушат.

- Ничего! Читай! - потребовал отец, и мне пришлось сдаться.

Отдал деду свернутый в трубочку листок с первым стихом и, покопавшись в карманах своих штанов вытащил изрядно помятую и замусоленную бумажку. Прости меня, Агния Львовна, надеюсь, ты еще что-нибудь напишешь.

Пять зелёных лягушат

В воду броситься спешат —

Испугались цапли!

А меня они смешат:

Я же этой цапли

Не боюсь ни капли!

Все дружно посмеялись, и я опять был затискан и захвален.

- Надо его стихи в газету послать, - неожиданно предложила мама. - В Улеаборге могут напечатать в ежемесячном литературном альманахе.

- Давай, Эмма, напиши им, - поддержал идею своей супруги отец. - А я в Гельсингфорс отправлю. В «Ежедневную газету». Как-никак, это газета нашей партии, пусть печатают стихи моего сына! - не на шутку разошелся батя.

- Матти, давай я сама им напишу. Там же работает Хултин, Текла. Она, как я читала, стала первой женщиной магистром философии в Финляндии. Она лучше в стихах разбирается. Я так думаю.

- Ты как всегда права, Эмма. Напиши сама, - согласился родитель с матушкой и тут же рявкнул на остальных. - Ну, чего расселись?! Работать пора! Матти, иди с дедом в дровник, помогать ему будешь. Эса, бегом к дяде Каарло, а то он без тебя уедет. Ахти, ты со мной.

Вот вам и благодарность за стихи. Могли бы и выходной семейному поэту дать. А вместо этого поленья деду подавать. Эх, тяжела жизнь крестьянского ребенка…

…..

За неделю, прошедшую с момента моего первого чтения стихов, я успел их прочитать несколько сотен раз, наверное. Сначала в каждом доме и семье нашего клана, куда меня таскали отец с дедом. Затем матушка меня водила сначала в дом викария, а потом и местного пастора, отца Харри. Меня поразило и крайне удивило, что местные священники, как и наши православные попы, могут иметь семью. Как, оказывается, мало я знал про культуру и религию других народов. Привык, что католические священники имеют обет безбрачия, и ровнял всех под одну линейку.

И именно отец Харри объявил после воскресной утренней проповеди, что в селе появился поэт, и пригласил меня выйти к нему, к кафедре, и прочитать перед всеми свои стихи. Стихам про деда долго аплодировали, над лягушатами посмеялись, а я в одночасье стал местной звездой.

Эта звездатость сыграла со мной и плохую шутку. На меня насели мои сестрички с требованием научить их сочинять стихи. И вот что им сказать? Как мог, простыми примерами объяснил мелодику финской рифмы. Я и сам промучился изрядно, пока в голове что-то не щелкнуло и не произошёл автоперевод. Вот знаю, что надо именно так, а откуда — фиг его знает. Как огромный белый рояль в низкорослых кустах брусники.

Тю ничего не поняла из моих пояснений. Зато Аню явно разобралась в моём лепетании и примерах, и на одной из вечерних посиделок в детском дворике, выдала короткий стих своего сочинения:

Микка шишки собирал

Микка в яму их кидал

Отчего все только и пораскрывали рты от удивления.

- Это какой же Микка? - с чуть ли не ревностью в голосе спросила Тюуне у сестры. - Рантанен? Сын почтмейстера?

- Нет, - покраснела Аню. - Это наш Микка. Младший тётки Сусанны, - стала оправдываться она.

- Тю, чего пристала к сестре? - вмешался в девчачьи распри Эса. - Аню, ты обязательно должна прочитать этот стих за ужином. И как у вас всех это получается? - почесал он в затылке. - Сначала Матти, теперь ты. Я вот, так не могу.

- Да там легко, мне Матти объяснил, и я все быстро поняла, - затараторила сестрёнка. - Хочешь, я тебя научу?

- Ну, давай попробуем, - согласился Эса и, выбив трубочку, спрятал её в кисет.

Я же, привычно возясь в песке и возводя очередную башню, с интересом прислушивался к тому, как Аню учила брата складывать рифмы. Но у того долго ничего не получалось. Они с мелкой склоняли шишки, подушки и прочие игрушки. Во! Я даже сам, невольно, прорифмовал шишки с подушками и игрушками. Даже хотел прийти на помощь всё больше отчаивающейся сестренке, но Эса справился сам, когда перешёл на любимые его топоры:

Кто топор мой уволок?

То мне стало невдомёк.

Выдал Эса и, от радости расхохотавшись, схватил пискнувшую Аню и закружил её с силой по дворику, от чего та радостно-испуганно заверещала. Ну, блин. Семья поэтов. Осталось только еще Ахти научить.

Письма в газеты родные отправили. Теперь оставалось ждать ответа. Со своим попаданием, изучением языка и встраиванием в новую жизнь, я полностью запамятовал о смене императоров.Может что-то подобное взрослые и обсуждали, а вернее, точно обсуждали, ведь им наверное пришлось приносить присягу новому своему монарху. Или нет? Вот, совершенно не знаю, как это всё происходит в Княжестве. Но об этих всех событиях я узнал только летом, когда местные младофинны, включая моего отца, собрались на очередные пострелушки и очень громко обсуждали перевыборы выборщиков.

Я даже специально подкрался поближе к мужикам, чтобы послушать, что они говорят о местной политике. Оказывается, наш дед Кауко избирался в финляндский сейм 1863 года и даже поучаствовал в его заседаниях, чему завидовали все собравшиеся здесь. Ну, кроме их детей малолетних. Которые, решив что я играю в какую-то забавную игру, тоже улеглись в кустиках рядом со мной и с недоумением на меня посматривали, почему, я просто лежу. Наше малолетние скопище, наконец, заметили и мужики, но не придали ему никакого значения. Ну, лазят дети по земле, сами потом от матерей получат за грязную или порванную одежду, урок будет.

Оказалось, что с того года, когда впервые собрали сейм, его больше и не собирали. А вот по действующей конституции каждые четыре года уезды должны были выбирать выборщиков, которые в случае сбора нового сейма и должны были выбирать народного представителя в сейм. Как по мне, то я полностью согласен с мужиками, что это полный бред. Но для того, чтобы изменить правила выборов, надо сначала поменять и конституцию. А без сборов сейма этого не сделать. Замкнутый круг.

Очень сильно ругали финский сенат, в котором окопались шведы и русские, и тем самым не дают финнам политических свобод. Мне это было уже неинтересно, и я пополз из кустов, а следом за мной и остальные детишки.

…..

Не дождавшись ответа на наши письма в газеты, матушка взяла всё в свои руки и потащила меня по многочисленным нашим родственникам. И себе развлечение придумала и меня с моим «поэтическим даром» решила людям показать. На возмущение отца, что сейчас как раз самый сезон работ, а рук постоянно не хватает, только фыркнула.

Так что в одно прекрасное утро мы с ней покинули хутор на её бричке. Первым моим удивлением, было то, что мы свернули на тракте не налево, к Улеаборгу, а направо, в неведомые мне еще земли.

- Ма. А мы куда? - удивился я.

- В гости к моей крёстной. Она живет в Кийминки. Это недалеко. Только сначала на карьер заедем.

Ух ты. Здесь есть какой-то карьер? Круто. Интересно, что там добывают, и зачем нам туда? Это я и спросил у матушки.

- Камень, точнее щебень, ну, мелкие такие камушки, которые используют на стройке и как дорожное покрытие, - попыталась она доступно мне объяснить, хотя я и сам прекрасно знал, что это такое. - Вон, наша дорога ими засыпана. Твой папа поручил мне кое-что передать работникам.