Солнечный луч. На пороге прошлого - Григорьева Юлия - Страница 5

Он, конечно же, моему появлению был рад, но в силу своего характера не мог отпустить, не посетовав на свое нынешнее положение. И тогда происходили беседы, которые забавляли ашеров, моих телохранителей и Элькоса, который сопровождал меня повсеместно, знакомясь с людьми и Иртэгеном в целом. Но о хамче я расскажу чуть позже, пока же мне надо было закончить ворковать с Ветром.

– Не надо ворчать, мой дорогой, – вернулась я к прерванному диалогу. – Ты же знаешь, что я скоро снова приду к тебе. Я больше никуда не денусь, уверяю тебя! Ну, посмотри, – я распахнула шубу, сменившую шубку матушки, и показала свой живот: – Куда мне сбегать? Я уверена, что исполнила всё, что желал Создатель, остальным же буду заниматься в Айдыгере, а значит, ты будешь со мной.

– Мьяв, – возразил саул.

– Не могу я на тебя сесть, понимаешь? Потерпи, дорогой. Придет весна, и ты повозишь меня в повозке. А когда родится дайнанчи, и я оправлюсь, то мы непременно промчимся с тобой во весь опор. Ты же знаешь, как я обожаю твой бег.

– Всё же они различны с Аметистом, – произнес Элькос, наблюдавший за мной. – Мне поначалу показалось, что история повторяется, но ошибся. Аметист был величайшим эгоистом, и весь мир должен был крутиться вокруг него. А Ветер привязан к вам, душа моя, и отсюда все эти пассажи и ваши уговоры.

– Верно, – ответила я, поглаживая саула. – Аметист и Ветер схожи лишь на первый взгляд, они оба невероятно артистичны. Но господин Аметист пользовался своим даром, чтобы привлечь к себе внимание. А Ветер желает быть рядом, потому что дорожит мной. Впрочем, он умеет быть тираном, а я попадаю под влияние, что афериста, что опекуна. Уж таково мое женское сердце, – обернувшись, с улыбкой закончила я.

– Мьяв, – встрял саул.

– Нет уж, – я вернула ему свое внимание, – нам пора прервать дискуссию до следующей встречи. Уж прости, но у меня еще есть дела.

И я отступила назад, увеличив между нами расстояние настолько, чтобы Ветер не мог удержать меня, уже привычно ухватив зубами за плечо. Саул зашипел, выразив неодобрение, но я не поддалась, и визит на этом был окончен.

– Куда идем? – спросил хамче, пристроившись рядом, когда я выходила из ашруза. – На курзым?

– Нет, – ответила я. – Там мы уже были несколько раз. Я увидела всё, что хотела и всем довольна. Эчиль и Керчун – молодцы. Впрочем, я изначально думала, что людям нужно лишь указать направление. Они слишком долго спали, но теперь глаза открываются, и я безмерно этому рада.

– Когда вы расскажете им их историю?

Я посмотрела на магистра, после отвела взгляд и отрицательно покачала головой:

– Пока рано, мой друг. Я еще не всё прочитала и не во всем разобралась. Когда сойдет снег, мы прокатимся с вами на другую сторону священных земель. Я хочу узнать, что там находится. К тому же говорить надо не только с тагайни. Белый мир – это все его дети. Но тем, кто к нам ближе, я все-таки кое-что расскажу раньше остальных. А как ваши успехи?

– Продолжаю разбираться, – уклончиво ответил Элькос, и я поняла, что у него всё еще не получается.

Я спросила магистра о его попытках выучить язык Белого мира. То, что новоявленный хамче воспринял с энтузиазмом, на деле оказалось не так уж и просто. Тут сказалось отсутствие опыта работы с чужим сознанием. Да, он мог влезть в голову и заставить открыть все затаенные мысли, но это было вовсе не то, что помогло бы магу заговорить без уроков и пояснений.

– Понимаете, девочка моя, – говорил мне Элькос, – то, что я делал прежде, можно сравнить с топором, которым пытаются вырезать тонкий узор из бумаги. Сейчас же мне необходимо, не нанеся вреда носителю, получить его знания. Это ювелирная работа, и топор уже не поможет. Я не менталист, и нас не обучали работать с разумом человека. Тут ведь этическая подоплека, сами понимаете. Однако Белый Дух сказал, что я могу с этим справиться, и значит, мне это и вправду под силу, а потому буду и дальше искать путь.

Я одобрительно улыбнулась. И желанию магистра искать путь, и его отношению к людям, но не меньше меня порадовали слова о Белом Духе. Элькос принял Отца, как Он принял новое дитя. Одна только эта его фраза: «Однако Белый Дух сказал, что я могу с этим справиться, и значит, мне это и вправду под силу…» – говорила о том, что он видел в Ашит лишь посланца, но отправителем – Создателя. Ни капли сомнений в том, чьими устами стала шаманка, и это безмерно радовало.

– Я пробовал всяко, – тем временем продолжил нашу беседу Элькос. – Я пытался считывать с ауры, но, конечно же, более чем состояние и чувства говорящего человека не уловил. Нужно прожить хотя бы половину того времени, что существуют танры, чтобы научиться большему. Я осторожно проникал в сознание, чтобы попытаться увидеть образы, и уже по ним сопоставить услышанные слова. А еще следил за говорящим, за движением его губ и языка, но понимания так и не пришло. Признаться, я в растерянности. Язык – это ведь песня души, он способен облекать в слова мысли и образы, а я остаюсь немым. Досадно. Во всем Белом мире есть только два человека, с кем я могу общаться, но этого безумно мало, когда вокруг тысячи людей. Это словно бы… словно узник! И только два сокамерника могут составить весь твой круг общения… – Неожиданно разгорячившийся магистр выдохнул и повторил уже тише: – Досадно.

Его слова натолкнули меня на одну мысль. Помогло бы это моему доброму другу, сказать было сложно, но я решила поделиться своими соображениями.

– Знаете, дорогой мой, – произнесла я, – когда-то Отец научил меня слушать музыку жизни. Вроде бы ничего особенного. Ты слышишь все эти звуки каждый день и не обращаешь на них внимания, потому что воспринимаешь каждый по отдельности, и это создает, скорей, какофонию, чем мелодию, полную гармонии. Я однажды упоминала об этом, а теперь повторюсь, потому что ваши слова о песне души вернули меня в священные земли, где я танцевала для Него под мелодию жизни. Что если и вам попытаться сделать что-то подобное? Вряд ли я бы сумела таким образом изучить чужую речь, но вы ведь маг, и как маг, возможно, сумеете разложить слова на некие составляющие, которые будут вам понятны. Наверное, путанно, но, надеюсь, вы меня поняли.

– Хм-м… – протянул магистр. – Что-то в этом есть. Я подумаю над вашими словами, дорогая. По крайней мере, попытаюсь. Благодарю, – он прижал ладонь к груди и поклонился.

– Если моя идея поможет, буду только рада, – улыбнулась я. – Чем быстрее люди начнут понимать вас, тем быстрей вы станете для них своим. Наш народ дружелюбен, но с подозрением относится к чужакам.

– Это уж верно, – фыркнул хамче и неприязненно передернул плечами.

О чем, точнее, о ком он подумал, я понимала – Сурхэм. Наша прислужница отнеслась с неодобрением к тому, что в доме дайна появился еще один жилец. Впрочем, более всего негодовала она из-за пола магистра. Мужчина в доме! И даже напоминание, что в доме каана мужчин всегда было немало, ее не успокоило.

– Ягиры охраняют, прислужники заботятся, а этот что делает? Целыми днями вокруг тебя вьется, по пятам ходит. А ты – жена дайна! И говорите непонятно…

Так что, подозреваю, главной причиной этой нелюбви было то, что Сурхэм попросту оставалась безмолвным свидетелем чужой беседы. Ни сунуть нос, ни дать совет, ни подслушать, в конце концов! Сплошные расстройства для любопытной тагайни. Однако свои расстройства она вымещала на маге, и без слов подчеркивая, что недовольна его появлением.

Конечно, с хранительницей нашего очага была проведена беседа. Я попыталась донести до Сурхэм, что Элькос – старинный друг моих родителей, что я для него, как дочь, и что его «безмолвие» ненадолго. Даже повысила тон и в тысячный раз напомнила, кому и что она пытается указывать. Прислужница в ответ тоже в тысячный раз надулась, задрала нос и… продолжила свои выходки, но уже вне поля моего зрения.

Элькос, как мужчина и мужчина взрослый, не жаловался и старался не сорваться. Тем более у него была немалая выучка в общении с государями Камерата, имевшими желчный характер. Однако Сурхэм оставалась всего лишь прислужницей, а не монаршей особой, и потому мириться с ее предвзятым отношением приходилось по иным причинам, но со временем это могло и вовсе перерасти во взаимную вражду. И это я сейчас ясно увидела.