Враг женщин - Гюнтекин Решад Нури - Страница 31

В этой книге говорилась правда. И мы, Недждет, хотя и шли с тобой по жизни вместе, хотя мы и любили друг друга, мы были друг другу чужими. Один из тысячи способов оставаться в одиночестве, а именно — быть уродливым подобно мне. Способ, несомненно, самый ужасный из всех, обрек меня на вечное одиночество. Мою беду я назвал самой страшной из всех. Потому что мы не желаем слушать жалобы других людей и всегда считаем, что мучаемся сильнее прочих. А это в свою очередь — одно из проявлений той «вечной разделенности» между людьми, о которой говорилось в книге.

Я продолжу чтение: «Муки одиночества легко передаются и прививаются. Никакая доброта не способна утешить человека, пораженного этим недугом. Люди понимают лишь одну разновидность страдания: то, которое они испытывают сами».

Теперь, может быть, ты понял, Недждет, почему я пишу письма мертвецу, который уже многие годы покоится в земле? Если бы ты был жив, Недждет, ты бы не смог понять меня лучше, чем теперь.

В природе есть какой-то непонятный контраст. С одной стороны, люди не в состоянии друг друга понять, они могут только почувствовать в других отголосок своих собственных мучений. Но, с другой стороны, они, несомненно, находят утешение в том, чтобы делиться своими бедами с другими, чтобы раскрывать им свою душу. Я знаю эту истину и считаю себя именно по этой причине выше остальных. Я до сих пор молчал, снедаемый дикой гордостью за самого себя. Я проходил сквозь окружавшую меня толпу неслышно, словно тень. Но теперь я понял, что причиной моего горделивого молчания было совсем другое — не мое терпение, не сила воли… Причина заключалась в том, что я еще не попадал до сего дня под воздействие того смерча, который рано или поздно вторгается в жизнь каждого человека как предопределение судьбы. А сейчас этот смерч настиг и меня, Недждет… Я не надеюсь на помощь живых. Если бы ты был жив, я все рассказал бы тебе. Но ты покинул Хомонголоса тогда, когда он больше всего нуждался в твоей помощи.

* * *

Я расскажу тебе о смешном и трагическом случае, Недждет. Хомонголос, должно быть, влюбился… Хомонголос и любовь… Два эти слова, поставленные вместе, могут произвести, казалось, только комический эффект. Ну что ж, это произошло. Ты хорошо знаешь, что Хомонголос храбрый, трудолюбивый человек. Он не обращает внимания на смерть, на боль, на болезнь, на необходимость, ни на что. Он всегда, с самых малых лет боялся только одного — любви.

Я представил перед своим мысленным взором всевозможные бедствия, которые случаются в мире, и от всех можно найти лекарство, придумать выход. Но мне с моим отвратительным лицом, что мне делать, если я влюбился?

От этой мысли я в течение долгих лет пребывал в состоянии неизбывной грусти и скорби. Я тоже поддавался первым порывам юношеских чувств, мечтал, загорался, охваченный непонятными состояниями. Нет нужды жаловаться на боль, на занозу, если можно установить, в каком месте организма она появилась. Например, если у тебя болит зуб, ты можешь его вырвать. Но что поделать с моей болью, идущей из самых темных глубин моей души, чей источник определить не дано никому?

Книга, в которой говорилось об одиночестве, давала мне такой совет: «И сердце, так же как и другие разновидности чувств, в результате долгого бездействия может войти в состояние спячки, анамнеза, слепнуть и угасать, как нечто подобное происходит и с другими человеческими органами, которые долгое время остаются без работы. Глаза, утратившие способность видеть, усохшие пальцы, больное легкое остаются в организме человека омертвевшими придатками, наряду с продолжающими жить и функционировать здоровыми органами, и точно так же неосуществленные намерения и чувства, не нашедшие своего выражения, остаются в уголках нашего сердца, словно усохшие мумии». Я пытался следовать советам, приведенным в той книге. Всю свою молодость, всю волю я потратил на то, чтобы подавить и иссушить чувство любви и потребность в ней, которую испытывало мое существо.

По мере того как я становился взрослее, мои мечты угасали, а страдания притуплялись. Осталась только легкая грусть вместо давних скорбей. Теперь я полагал, что наконец-то стал таким, каким и должен был быть, каким и хотел стать. Я сам стал верить в то, что говорил другим о любви и о женщинах:

«Если даже вдруг ночью возле моей постели окажется фея, и по мановению ее руки в моих объятиях появится сказочная красавица, — говорил я, — то, проснувшись утром, я все равно не испытаю никаких чувств. Мое сердце уже умерло. Я не способен любить».

Да, эта моя излишняя самоуверенность, Недждет, и завлекла меня в то глупое и трагическое положение, в котором я оказался сейчас.

Из-за того, что я думал, что не боюсь любовных чар, я не видел особой необходимости в том, чтобы опасаться женщин и избегать общения с ними. Понемногу я стал даже втягиваться в различные компании, в которых были и женщины. Тогда я ощущал себя настолько сильным, способным отразить любое зло, которое могли бы причинить мне люди, и потому сам шел на контакт с ними, завязывал дружбу, вел себя с ними по-приятельски.

Тем неожиданнее стало то, что меня постигло, то, о чем я не знаю, как и рассказать. Возможно, для тебя это не будет новостью. Ведь все любовные истории так похожи одна на другую…

Весной из далеких краев в наши степи прилетают стаями ласточки. Они выбирают себе места для гнездования и в течение нескольких месяцев живут там в радости и довольстве. Этим летом на одной даче в часе езды от нашего спортивного лагеря поселилась группа людей, очень похожая на такую стаю ласточек: разного возраста, веселые и беззаботные, и, главным образом, молодые женщины и девушки… Они собрались отовсюду под предлогом свадьбы каких-то молодых родственников, постоянно развлекались, играли на музыкальных инструментах, танцевали.

Мои друзья-спортсмены уже три года приезжали сюда, чтобы поупражняться на свежем воздухе и пожить жизнью, полной лишений, без всяких удобств на лоне природы. Но теперь, завидя этот девичий отряд, они забросили свой аскетизм. Порядок нарушился, программа была испорчена.

Самые предприимчивые из них стали потихоньку искать пути, чтобы установить теплые отношения с этой семьей.

Они и в том лагере нашли единомышленников, которые горели тем же желанием.

Несколько серьезных людей и, в первую очередь, я сам, вначале пытались помешать этому. Но что поделать, никто не может встать на пути инстинкта, который притягивает друг к другу мужчин и женщин… Это неодолимая сила, магнетизм.

В общем, мы не смогли совладать с ребятами. Но дело этим не ограничилось. Они от нас не отставали до тех пор, пока нам не пришлось согласиться пойти в их поместье.

Нас пригласили на вечерний прием. Друзья убеждали меня пойти вместе со всеми. Но, когда я оказался на улице лицом к лицу с группой женщин и девушек, мне стало не по себе. Я сорвался с места и на мотоцикле уехал прочь. Покатавшись по окрестностям, я в одиночестве вернулся в наш лагерь.

Но мои товарищи продолжали настаивать, и на следующий раз им удалось убедить меня.

— Они хотели непременно тебя видеть. Мы им обещали привести тебя. Иначе мы опозоримся! — умоляли они меня.

Я догадывался, зачем я им понадобился. Они слышали наверняка о моей славе женоненавистника и хотели воочию посмотреть на эту странную диковину. Я решил: «Хорошо, я приду. Но при этом я преподам этим любопытным барышням такой урок, что они навсегда раскаются в том, что захотели пообщаться со мной. И друзей своих поставлю в неловкое положение, будут знать!»

Я приступил к выполнению задуманного. От моих нападок и насмешек юные барышни трепыхались, как голубицы, подвергшиеся внезапному нападению куницы в своем гнезде. Мои друзья краснели за меня и не знали, куда им деваться. А мне-то что? Ведь это мой первый и последний визит в этот почтенный дом, — думал я тогда. Однако…

Среди тех девушек была одна, совсем не похожая на всех прочих, удивительное создание по имени Сара… Я слышал о ней кое-что еще до того, как впервые увидел. В лагере только о ней и говорили. Были даже такие, кто специально стоял на дороге и ждал, когда она проедет по деревне.