Ускользающий город. Инициализация (СИ) - Булавин Евгений - Страница 22

Аримович исчез, и Алан хмыкнул.

— Теперь кретин хочет внушить, что это я его прикончил. Как такое забыть?

Второй этаж предсказуемо оккупировал Советский Союз. Сердца здесь давно не было, и потому интерес для Алана представлял лишь фонтан, который брал начало именно отсюда. Могучие насосы на дне мелкого резервуара исправно поставляли воду до самого шестого этажа. Алан отметил, что стекло здешнего цилиндра было не в пример толще тех, что выше.

— Ты веришь в загробную жизнь? — раздался голос Аримовича. Пришлось осмотреть всю экспозицию, дабы понять, что лица нигде нет.

— Не верю.

— Тогда почему ты постоянно воскресаешь меня в своей памяти? Я погиб, Ерофеич, и ничего с этим не поделаешь.

— Ага.

— Не думал, что гибель моя настолько разбередит твой разум… Даже больше, чем смерть Лили.

— Там хоть сердечный приступ.

— Понимаю.

— Скажи, у тебя есть брат-близнец? — спросил Алан.

— Сам скажи. Я ведь твоя выдумка.

Алан раздражённо мотнул головой.

— Этот разговор не имеет смысла.

— Тогда завершай то, за чем пришёл, и возвращайся домой.

— Так и сделаю, — ответил Алан, спускаясь по винтовой лестнице.

Первый этаж ровно на восемьдесят пять процентов утопал во мраке. Освещены были только шесть экспонатов, что сгрудились возле входа на пластмассовых капителях, и — Чёрный Камень в самом центре зала. Не то по недосмотру, не то из-за необоримой тяги к концептуальности, со второго этажа на него падали настырные капельки, которые уже успели продолбить дырочку глубиной в ноготь.

Алан достал телефон и позвонил Стомефи. Ответил бизнесмен после второго гудка:

— Я слушаю.

— Ты знал, что Чёрный Камень можно вытащить только строительным краном?

— Не знал. Подогнать кран?

— Не надо ничего пригонять… Стоп. Ты не знал, что он огромен?

— Местные не ходят в краеведческие музеи, кроме школьников. Но те всё равно ничего не запоминают.

— Ты говорил, это чернокаменский Эрмитаж!

— Правда? Так что мешает подогнать кран? Не переживай, тебя заранее эвакуируют.

— Мешает то, что fucking камень давным-давно потерял функцию сердца. Я так думаю, он уходит этажа на три под землю…

— Блестящая догадка, Похититель. Но тебе пока рановато спускаться ниже.

— Ты не дал договорить. Возможно, Сердце проснётся на одном из этих этажей — когда их как следует обставят, но пока… увы.

Стомефи тяжело просопел в трубку и проговорил:

— И что? Никаких идей?

Алан переложил телефон в другую руку.

— Я сказал, что в Чёрном Камне нет Сердца. Но Сердце есть.

— Сегодня оно у меня будет? — в голосе бизнесмена прорезалось раздражение.

— Да. Возможно.

— Тогда действуй.

Ответ Алана предвосхитили короткие гудки.

— Говноед, а? — послышался голос Аримовича. Лицо его привычно возникло на одном из стёкол.

— Ты лучше скажи, что это за шесть великих артефактов современности.

— С удовольствием. Подходи, а я расшифрую.

— Символист хренов.

— Символисты наоборот, зашифровывают.

Первым, к чему приблизился Алан, был прямоугольник чёрного стекла.

— Первый в мире йоба-фон, — возгласил Аримович. — Без экрана и кнопок.

— Зато с камерой, — указал Алан на глазастый квадратик в верхнем углу стекляшки.

— И виброзвонком!

Алан покачал головой и подошёл к следующему экспонату. Это была пёстрая балаклава с вырезом для глаз и рта.

— Маска участницы группы «Бунт яичников». Данный экземпляр интересен тем, что его благословил лидер «Кристаллайза».

— Лидер чего?

— Какая-то христианская секта из Штатов.

— Впервые слышу.

— Так они и сформировались только для того, чтобы благословить эту шапку.

Третьим был одинокий берец.

— Так будет с каждым.

— А это что за беформенное уродство? — спросил Алан, так и не разглядев, что́ лежало на следующем постаменте.

— Отпечаток танковой гусеницы. Не спрашивай.

— И не собирался.

— Как насчёт рулона четырёхслойной туалетной бумаги?

— Это всё? — раздражённо вопросил Алан. Ему не нравилось, когда глупые шутки воплощаются в реальность.

— Да.

— Поверить не могу… Ладно. Хочешь услышать про мой личный артефакт?

— А куда я денусь?

Алан достал из кармана пиджака пару перчаток.

— Сделаны из кожи быка, который перебил целую команду тореро, прежде чем ему размозжили голову. Согласись, звучит намного интересней всего, что ты понавтирал мне сегодня.

— Не согласен.

— А кто тебя спрашивает? Gloves, пропитанные человечьей кровью, не дадут пролиться моей собственной.

— Ты что собрался делать?!

— Свою работу, — пожал плечами Похититель.

Чёрный камень, чёрные сердца. Верность принципам

Очнулся Алан уже в «обезьяннике». Металлическая лавка больно сдавливала висок. К глазам липли недосмотренные сны. Алан поднялся и размял затёкшие конечности. По ту сторону решётки виднелся стол, за которым одинокий полицейский пыхтел, решая сканворд.

— Я натворил нечто несусветное? — полюбопытствовал Алан.

— Точно! «Несусветная», — пробормотал полицейский, шустро заполняя клетки гелевой ручкой.

Казённую атмосферу участка разбавили быстрые, но уверенные шаги. Затем сдавленный, как из-под подушки, разговор — буквально пара фраз. Лязгнули металлические двери. В «обезьянник», мелькая лакированными ботинками, снизошёл Эрих Стомефи.

— Отпустите задержанного! — пророкотал он, не удостоив полицейского даже мимолётным взглядом. Тот было запротестовал, но Стомефи жестом кесаря на Сенате пресёк все возражения. Затем, не сводя пылающего взгляда с царапины на стене, выдернул из рукава смятую бумажку и швырнул её полицейскому на стол.

— Подписано Азилевым.

Сбитый с толку парень скакал взглядом то с бумаги на Алана, Стомефи и обратно, пока его не окатил ледяной душ стомифевского:

— Ключи в выдвижном ящике.

Полицейский поднялся и непослушными руками отворил дверь. Алан, не до конца веря, что делает, вышел и зачем-то пожал служивого за обмякшие пальцы.

— Отличный выбор гардероба, — совсем уж добродушно произнёс Стомефи, протягивая Алану его бычьи перчатки. — Осторожно — не уверен, что оттуда извлекли все осколки.

— Спасибо, — пробормотал тот, распихивая перчатки по внутренним карманам.

— Но улика… — пискнул парень в погонах.

— Дело закрыто, — на секунду потемнел Стомефи. — Пойдём, Алан. Не знаю, как тебя, но меня это место угнетает.

Они прошли сквозь участок как ледокол и вертлявая шхуна, пока не наткнулись у самого выхода на ледышку совсем иного толка — ослепительно белого, как Фредди Меркьюри, Азарию.

— Ты, — предположил Стомефи, оглядев конкурента с головы до ног.

— И ты, — развёл руками Азария.

— Девочки, не ссорьтесь, — проговорил Алан. — Я позвонил вам обоим.

— Гляди, каков комбинатор, — разулыбался Стомефи. — Затеял небольшой аукцион?

— Этого я от тебя не ожидал, — покачал головой Азария.

— Однако ты всё равно последуешь за нами, — подытожил Алан.

Улица встретила их ранним вечером и щелчками одной-единственной фотокамеры — пресса работала как часы. Укрыться от неё удалось в лимузине Стомефи с пуленепробиваемой тонировкой на стёклах.

— Куда? — только и спросил водитель.

— Куда? — повторил Стомефи.

— В Заброшенную церковь, — ответил Алан.

— Стал разбираться в местной топографии? — несколько недоверчиво проговорил бизнесмен. — Ладно, трогаем.

Ехали молча. Стомефи попробовал картинно сетовать на пронырливых журналистов, но никто не отреагировал. Тогда он достал из бара какие-то коктейли, предложил гостям, но те отказались. Осушив пару бокалов, бизнесмен начал организовывать музыку, но Азария с мрачной решимостью отключил аудиосистему. Стомефи бросил на него обиженный взгляд, но промолчал. Через пару километров он вдруг просиял и, покопавшись в одном из шкафчиков, явил миру дорожные шахматы с намагниченными фигурками. На доске творился не то очередной этюд, не то неоконченная партия.