Исход (СИ) - Лопатин Георгий - Страница 29

– Отходим!

Понеся незначительные потери, всего-то дюжину человек убитыми и пару десятков раненых, помещики в полном беспорядке даже не отступили, а позорно бежали под смех и оскорбления обороняющихся.

– Приходите исчо! На всех грязи хватит!

Одержав первую победу, новгородцы приободрились.

– Пресветлый! – приветствовали обороняющиеся Алексея, что выдумал такую каверзу, ведь никто даже и думать не мог использовать мехи в таком качестве, не хватает людям фантазии дабы использовать вроде привычные вещь в ином качестве.

Помещики взяли паузу и что-то делали часа два. Как выяснилось, они помимо того, что обихаживали раненых и промывали глаза, плели себе щиты из тальника и прочих веток, покрыв их кто кожей, а кто тканью от мешков.

– Идут!

– В этот раз будет тяжелее…

Так в общем-то и получилось. Толпа дворян снова подобралась к стене гуляй-города, но на этот раз «гоблинская атака» почти не работала, по крайней мере от падающих на голову комьев грязи они прикрылись, как и от струй илистой воды. Другое дело, что этими щитами они связали себя и снизили обзор, так что получили возможность действовать копейщики, что просовывали в небольшие отверстия, кои даже бойницами не назовешь, копья и резко выдвигали вперед на два-три метра, оттягивали назад и снова били, чуть сменив направление. Это разбивало строй, кого-то сбивало с ног, чем тут же пользовались обороняющиеся стрелки, а так же команды «водяных», что принялись поливать атакующих из мехов-брызгалок грязной водой.

Потеряв еще полдюжины человек убитыми и еще некоторое количество ранеными, помещики вновь отступились под все тот же обидный смех и оскорбления.

Вторая пауза длилась чуть дольше, часа три, люди слышали стук топоров.

– Таран делают… – сказал кто-то.

– И мы к этому готовы.

– Да пресветлый!

Таран так же напрашивался сам собой, так для противодействия ему так же подготовились.

И вот к гуляй-городу идет… ну пусть будет «черепаха», хотя со стороны больше походило на какого-то слизня, что так же сжимается-разжимается при движении. Помня, что враг обливается грязью, противник решил ускориться на последнем отрезке и одним ударом проломить секцию стены. Это стало ошибкой.

– Бросай!

Прямо перед бегущими в один момент навалили кучу «ежей», небольших, использовались острозаточенные палочки всего сантиметров тридцать длиной, но этого хватило, чтобы атакующие, что несли таран, споткнулись и часть попадала, соответственно и бревно уронили в метре от стены, а поднять уже не смогли, полетели стрелы, все те же сулицы, снова погибшие и раненые.

– Спасибо за дрова! – прокричал вслед отступающим Алексей. – Можете принести еще, лишними не будут!

Его поддержали смехом и свистом. Радость новгородцев была понятна, они трижды отбились от сильного противника, не понеся при этом потерь даже ранеными.

– Интересно, что они придумают теперь? – призадумался Алексей.

Сам он вот так ничего больше придумать не мог, как бы действовал, ставя себя на место противника.

– Все, они больше атаковать не будут, – уверенно заявила Матрена. – Станут ждать опричников.

– Думаешь?

– Да. Общие потери убитыми и ранеными они понесли около ста человек, то есть треть своего отряда и вроде как все что могли они сделали, чем и отговорятся в свое оправдание.

– Логично, – согласился Алексей. – Еще пара таких неудач и возникает риск, что уже мы перейдем в наступление и добьем их, это для них станет несмываемым позором, что лучше уж так.

– Верно.

Все так и вышло. Помещики сторожили беглецов не давая им уйти и занять более выгодную позицию, что находилась всего в одном дневном переходе.

Все что мог сделать Алексей это немного изменить конфигурацию лагеря, усилив одну сторону и ослабив другую делая ее более привлекательной для атаки ну и вроде как концентрируя там большую часть защитников, что он собственно и сделал. То есть ужав лагерь по площади, поставил фактически двойную стену с севера и приготовив сюрприз на юге.

Глава 12

28

В ушах Малюты Скуратова при въезде в Великий Новгород все еще звучал гневный голос царя: «Принеси мне головы этих поганых вероотступников! А не принесешь, то и сам с головой расстанешься!»

Глава опричного приказа редко когда видел Ивана Четвертого таким… грозным, да гневлив, но все же не позволял себе так откровенно выражать свои чувства, как-то сдерживался, бурлил словно котелок на сильном огне, но не выплескивал из себя… содержимое, а тут прямо извержение, такое, что еще немного и сметет вообще всех кто попадет под горячую руку.

Царя, несмотря на буйный нрав и жестокость к врагам отличался изрядной набожностью, опять же о всех врагах коих повелел казнить молился, поминая каждое имя… можно было понять. Ведь подобное происшествие в его царстве бросало на него тень, как на правителя, ведь его подданные не просто перешли в какую-то другую христианскую конфессию или секту на худой конец вроде все тех же приснопамятных жидовствующих, а вернулись к язычеству, это фигурально выражаясь даже не пощечина, а смачный плевок в лицо. Все это накладывалось на начавшуюся информационную кампанию против Москвы в Европе с подачи спевшихся друг с другом польского короля и английской королевы дабы остановить и без того жиденький приток различных специалистов в первую очередь оружейников и строителей в Россию.

В общем если не решить быстро проблему, то могли пострадать и совершенно непричастные люди, что хуже для ближников царя, они и пострадают, а потому Скуратов намеревался дабы затушить царский гнев и не расстаться с собственной головой, выполнить порученное задание со всем тщанием… как умел.

Новгородцы только вздрогнули, когда узнали, кто приехал проводить дознание – царский палач, от которого многие натерпелись еще в его предыдущий визит вместе с царем. Многие, словно опомнившись, попытались в последний момент сбежать из города, но поздно, Новгород окружили разъезды из опричников, что словно стаи бродячих псов сновали по дорогам и хватали всех, кто попадался им на глаза.

Действовала простая формула: «бежал – виновен», так что пыточных дел мастеру изрядно прибавилось работы в подземельях новгородского кремля. Ну а много ли надо, чтобы простой человек оговорил себя, лишь бы только прекратить мучения? Тут не только себя оговоришь, но и соседей.

А ведь еще доносы шли сплошным потоком. Как водится в такие моменты не самые духовно возвышенные и чистые люди чужими руками расправлялись со своими врагами… Так что сотни людей оказались в застенках.

– Рассказывай, – вольготно развалившись в кресле, вальяжно, но с угрозой потребовал Малюта от архимандрита Александра, коему даже не предложил присесть.

Как и всякий незначительный человек волей случая вознесенный на самый верх он упивался полученной властью и всячески ее демонстрировал окружающим, глумясь над теми, кто еще недавно был несравненно выше его по положению. Более того, всяческими способами старался эту власть приумножить. А что этому может поспособствовать лучше, чем стать родичем царя? Скуратов задумал отдать свою дальнюю родственницу Марфу Собакину в жены Ивана Четвертого, а собственную дочь за двоюродного брата царя Ивана Глинского.

Так что ради того, чтобы породниться с царским родом он был готов решительно все, хоть всех новгородцев прирезать поголовно собственной рукой, а сам город сжечь дотла.

– Стало быть укрыл у себя сынка семейки бунтовщиков?! – вскричал Скуратов, выслушав историю Елисея в изложении настоятеля Свято- Юрьевского монастыря. – Признавайся собака, с какой целью укрывал?!!

– Только из христианского милосердия и сострадания…

– А мне мнится, что вы собаки долгогривые измену измыслили! Притвориться решили, что верны царю, а сами бунтовщиков укрывали и готовились предать при первом же возможном случае! Кому продался пес?!! Ляхам?! Свеям?!!