Каникулы в Чернолесье - Егоров Александр Альбертович - Страница 37

– Ну все, начальник, – забормотал он. – Я походу все понял. Я ушел.

Но уйти просто так не удалось и ему. Легкий толчок в грудь – и этот Шурик унесся в противоположную сторону, к туалетам, где и приземлился, заблокировав.

Я готов был кричать от восторга. Я больше не был беспомощным. Теперь, когда я мог владеть энергией, у меня получалось абсолютно все.

Не получилось только одно. Скрыться из видимости вовремя.

– Сергей? – спросила Вероника, глядя на меня сквозь пальцы, все это время она закрывала лицо руками, и по рукам текла кровь. – Сергей? Это… ты?

– Прости меня, – сказал я. – Я не успел.

Она отняла одну руку от лица, и я увидел, что ее красивый нос весь распух, и алая кровь течет по щекам и по шее. Еще никогда в жизни я ее не жалел, но сегодня был именно тот день. Не вполне соображая, что надо делать, я взял ее руку в свою. И прислушался к ее пульсу.

Это было похоже на слабый удар током. Я мог считывать ее данные. Я уже рассказывал, на что это похоже. Но здесь это было ни на что не похоже. Вероника была девчонкой, и она была близкой мне по крови (не зря же так говорят: по крови?), и во всем этом заключалась какая-то запретная тайна, которую, наверное, мне нельзя было раскрывать до конца. Я и не стал. Просто попробовал пофиксить битые коды в ее системе.

Да, и еще кое-что. Я узнал о ней все, что хотел, хотя и не мог еще расшифровать. Хотя… почему же не мог. Кое-что мог.

Когда я оставил ее руку, прошло всего лишь несколько человеческих секунд. Она смотрела на меня и все еще не понимала. Кровь перестала течь, и только слезы все еще лились ручьем.

Я улыбнулся. Вынул из кармашка на спинке переднего кресла чистую салфетку. Утер ей нос.

– Счастливого полета, – сказал я. – А твой новый парень все равно тебя не любит. Зря ты с ним вчера так долго прощалась. Он тебе даже не напишет. Сказать, почему?

Вероника вытаращила на меня глаза. Хотела рассердиться. Но вдруг улыбнулась сквозь слезы.

– Кто, этот Ромик? – спросила она. – Да я и так и думала, что он…

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Это был бортпроводник в фирменной униформе.

– Молодой человек, сядьте на место и пристегнитесь, – сказал он. – Мы… пытаемся устранить причины неприятностей…

Я посмотрел в конец прохода. Второй пилот и еще один бортпроводник кое-как подняли тело лежавшего там пассажира и поволокли его обратно в бизнес-класс. Его коллега стояла рядом, и на ее лице я не заметил особого сочувствия к пострадавшему.

– Сейчас, сейчас, – пообещал я.

Мне пришла в голову еще одна мысль. Я поднял тяжелый золотой телефон, который валялся на полу, и сунул в руки Веронике. Гаджет был настолько крут, что даже не был запаролен, или владелец не умел этого делать.

– Удалишь потом видос, – сказал я. – Ну или… как хочешь. Можешь в блог выложить. Я лайкну.

– Сережа, – сказала она. – Ты… ты даже не понимаешь…

Я знал, о чем она думает. Я мог читать ее мысли. Я даже хотел что-то ответить, но не успел. Тетушка Элла (конечно, она спала в соседнем кресле) внезапно ожила, сняла маску и вынула из ушей затычки.

– Кто здесь? – спросила она, протирая глаза. – Что происходит?

Я еле успел включить режим невидимости. И мгновенно вывалился обратно в реальность.

Я снова стоял на берегу ручья, под желтой луной Чернолесья. Старый хитрец Гройль улыбался и помахивал своей указкой, будто только и ждал моего возвращения.

– Тебе понравилось? – спросил он. – Я подключил полную мощность. Надеюсь, ты оценил.

– Феноменально, – отозвался я.

– Ты ведь не успел наделать глупостей? Всего лишь помог бедной сестричке?

– Ну да.

– Всего лишь отправил в нокаут пару подвыпивших бизнесменов? А хочешь увидеть, что было дальше?

Секундный сбой картинки – и я снова видел то, что происходило в салоне летящего «боинга».

Пассажир, которого кое-как удалось вернуть в бизнес-класс, лежал сейчас в проходе, на мягком ковролине, неподвижный и бледный, и бортпроводница прикладывала к его лицу кислородную маску. Второй пилот расстегнул на нем рубаху и пытался приложить к его груди электроды портативного дефибриллятора, чтобы запустить сердце, но у него не получалось.

Мне стало нехорошо. Я закрыл глаза – и вернулся.

– Вот так и происходит в жизни, мой юный друг, – сказал доктор Штарк. – Добро непременно должно хорошенько озлобиться, чтобы победить. Как говорится, цель оправдывает средства. Только знай: каким бы мерзким ни был этот жирный сорокалетний гопник, у него в Зеленограде осталась жена и трое детей. Пятнадцать лет, десять и шесть. И все они называют его «папа», дорогой мой Сергей. А некоторые даже «папочка». И все ждут от него подарков, которые, между прочим, самолично им куплены, упакованы и лежат в его багаже.

– Я же не хотел его убивать… просто хотел защитить Веронику. Может, я бил слишком сильно…

– Глупости, – отвечал он. – Нет таких слов – «слишком сильно». Бьют, чтобы убить. Кто бьет слабо – проигрывает.

– И что же, он теперь умрет? – спросил я.

– Ну как тебе сказать… давай я все же сделаю тебе подарок. Стартовый бонус. Этот Леха сейчас задышит, выживет и вернется к своим детишкам в Подмосковье. Правда, не сразу. Сперва полежит месяцок в госпитале. Месяц для него не срок… бывали замесы и покруче…

– И я теперь всегда смогу… делать так? Бить кого хочу? Убивать?

– Всегда. Начиная с того момента, когда перестанешь задавать себе подобные вопросы.

Я промолчал. Следующая мысль, которая пришла мне в голову, была странной.

– А вот мой отец умер, – сказал я угрюмо. – И мама тоже. Я даже забыл, как я их называл.

Гройль согнул свою трость, будто хотел сломать.

– Разве ты что-нибудь помнишь об этом? – спросил он.

– Н-нет.

– Не сомневаюсь. Я тебе напомню.

Его волшебная палочка со свистом рассекла воздух – и на этот раз мне показалось, что я с размаху полетел на землю и сильно ударился головой.

Теперь я видел вокруг вековые сосны, смутно знакомые, и ту же ущербную луну, что и раньше – но в другой фазе, будто кто-то отгрыз у нее добрый кусок. Я был один – или, вернее сказать, меня вовсе не было, потому что сквозь мое призрачное тело можно было различить и траву, и вереск, и корни сосен. И черную липкую тьму, которая стелилась по земле и уже почти затопила наш старый прицеп – дом на колесах.

В домике горел свет. Вот чье-то лицо прижалось к стеклу изнутри, и мое сердце сжалось. Я узнал маму. И даже почти вспомнил ее – такой, какой я видел ее тогда, в самый последний день, когда я ее видел. Когда я сидел в своем уютном гнезде за сеткой, прижимая к груди игрушечную собачку-хаски, и еще не знал, что вся моя прежняя жизнь сейчас закончится.

Дверь прицепа отворилась, и на ступеньках появился мой папа, Матвей Волков. Он с тревогой посмотрел вниз, на черный туман, который заполонил все вокруг. Но не его он боялся. Он был смелым, мой отец, даже в свои двадцать два, или сколько ему было тогда. Сейчас я точно знал это.

Он вглядывался куда-то вдаль, туда, где заканчивалась кое-как видимая, смутно знакомая реальность – поляна возле старых шахт – и начинался мрачный Черный Лес. Оттуда ползла липкая темнота. И еще что-то или кто-то, кого я не мог видеть. А он, кажется, видел.

Матвей спустился по ступенькам и без боязни вступил в черную липкую жижу, и она поглотила его ноги по самые колени. Однако он даже не смотрел туда. Он видел что-то иное – там, далеко, у кромки сосен.

Я тоже пригляделся.

Полупрозрачные фигуры стояли там, выстроившись полукругом. В их руках я видел старомодное причудливое оружие – длинные ружья, шпаги, а у кого-то, кажется, даже копья, щиты и мечи. На головах у них были странные уродливые шлемы; некоторые шли вовсе с непокрытой головой, их отвратительные седые космы трепал ветер. Я видел – или мне казалось, что видел, – их глаза, которые светились красным, как крохотные угольки из костра, который сильно позже, десять лет спустя, разведет на этой поляне девушка по имени Майя, которая так любит играть в колдунью. Все это было похоже на фильм ужасов, только я не знал, как его выключить.