Джим Моррисон после смерти - Фаррен Мик - Страница 43

• Предыдущая
• 43/131
• Следующая

А ведь не прошло ещё и пяти минут с тех пор, как Эпифания, обольстительно перебирая пальцами, расстегнула серебряные застёжки-колечки, удерживающие её шлем, – и вот теперь эти пальцы ласкают Джима, доводят его до безумия.

– Мы с тобой замечательно развлечёмся, Джим Моррисон.

Одно движение руки – и шлем снят. Второе движение – и костюм просто исчез. Джим не успел даже удивиться. Она не дала ему на это времени. Она стояла перед ним в высоких сапогах на шпильках и длинных перчатках – больше на ней не было ничего. Потом медленно сняла перчатки, и в её каждом движении сквозила влекущая непристойность.

– Да, мы с тобой замечательно развлечёмся, Джим Моррисон. Я из тебя выжму всё, что можно. Как ты считаешь, выдержишь?

Джим заметил, что Девора что-то не торопится раздеваться, но это его ничуть не встревожило. Ему было уже всё равно, что происходит вокруг. Девора хочет смотреть, как они с Эпифанией будут… того? Ну и пусть смотрит. Разве не обещала ему Эпифания небо в сияющих звёздах?

– Таких звёзд ты в жизни не вплёл, малыш.

Они опустились на голубую кровать, и Джима тут же накрыло волной сладострастного исступления. В какой-то момент, пока он ещё не утратил способности к восприятию окружающей обстановки, он заметил, что Девора сняла с пояса своё фаллическое лучевое ружьё в стиле арт-деко и теперь сосредоточенно смазывает его каким-то прозрачным гелем. Джима это насторожило, но было уже поздно что-либо предпринимать.

Сэмпл застонала и закрыла глаза. Ей хотелось лишь одного: чтобы это немедленно прекратилось. Всё происходило в окружении множащихся отражений её самой – её, распростёртой под песьеголовым богом. Ей это всё остопиздело уже давно, а Анубис все долбил и долбил её своим членом явно завышенных габаритов. Ей надоело, что он лижет ей грудь своим шершавым собачьим языком, но больше всего надоело выдавать сладкие стоны и одобряющие банальности, чтобы этот придурок ощущал себя половым гигантом:

– О, мой господин, он такой большой, мне больно, мне так больно, пожалуйста, сейчас он меня разорвёт. О, мой господин! Мне больно, но не останавливайтесь, только не останавливайтесь…

Поначалу ей ещё удавалось сдерживать отвращение, волевым усилием отрешившись от происходящего, – сперва оттого, что она делала Анубису, а потом оттого, что он делал с ней. Она как бы вышла из своего физического тела и заняла позицию стороннего наблюдателя. С такой точки зрения вся эта сине – лиловая спальня в клубах ароматного дыма и могучее, жадное и неуёмное существо с собачьей головой, склонившееся над распростёртым покорным телом, которое стонет под ним, задыхаясь, пока он вертит его, как хочет, – была исполнена определённого порнографического очарования с налётом эстетики прерафаэлитов. Абзац наступил, когда Сэмпл вдруг поняла, что в этой своей отстраненности она испытывает некое извращённое удовольствие – что ей это нравится. И тут она вспомнила, какой он на самом деле мудак, этот Анубис, а как только вспомнила, блаженная отрешённость развеялась, и Сэмпл охватило гадливое отвращение.

А потом, когда её терпение было уже на пределе, случилось что-то совсем уж непонятное.

А потом, когда Джим подумал, что он сейчас просто сойдёт с ума, случилось что-то совсем уж непонятное. Хотя он и так перестал понимать, что происходит. Эпифания, казалось, была одновременно повсюду, под ним, над ним, впереди, сзади, она обвивала его живой лентой Мёбиуса, взвихрённой галактикой плоти, бьющейся в ритме вселенского пульса. Голубая комната то исчезала совсем, то вновь появлялась. Вперёд-назад, вперёд-назад. Два тела – синхронно. В эротическом ритме сфер. В одно мгновение – комната, а уже в следующее – свободное падение сквозь атмосферу Сатурна, сквозь аммиак и метан. Кольца Сатурна вздымались над ними гигантскими дугами, и они задыхались в безвоздушном пространстве, свободные от капризов своенравной реальности. Всё расплывалось, теряло плотность. Единственной постоянной величиной оставалась Девора в её чёрном, с металлическим отливом костюме. Всегда – у Джима за спиной. Всегда – на периферии его искажённого зрения. В какой-то момент он почувствовал, как в него проникает какое-то инородное тело. Но ему не было больно или неприятно. Наоборот. Это проникновение только усилило то пронзительное, сводящее с ума наслаждение, которое он уже получал с Эпифанией. Если подружке его неожиданной любовницы захотелось трахнуть его своим хромированным лучевым ружьём, кто он такой, чтобы ещё выражать недовольство?

Потом была вспышка света, почти ослепившая Джима. Он испугался, что это Девора в какой-то момент своего холодного инопланетного возбуждения непроизвольно – а может быть, даже нарочно (маленький богомол сидит в каждом) – нажала на спусковой крючок лучевого ружья. Да, Эпифания довела его до исступления, но он всё-таки был в сознании и понимал, что если не ошибся насчёт лучевого ружья, то это чревато серьёзными неприятностями. Ощущение было такое, что позвоночник сейчас переломится пополам, а мозги вскипят и потекут из ушей. Он уже не различал, где наслаждение, а где боль. А затем он вдруг оказался в каком-то совсем другом месте.

Сэмпл не на шутку перепугалась. Ощущение было такое, что позвоночник сейчас переломится пополам, а мозги вскипят и потекут из ушей. Она уже не различала, где наслаждение, а где боль. А затем она вдруг оказалась в каком-то совсем другом месте, с другим человеком – она не сумела его разглядеть как следует, но это определённо был человек. Молодой парень с тёмными волосами до плеч. Его лицо расплывалось словно в ускользающем сне. И они были вместе и любили друг друга с неистовой страстью, и сила перетекала из тела в тело, хотя ни он, ни она не знали, почему так.

Джим оказался в объятиях Царицы Нила, её чёрные кудри обрушились на него мягкой лавиной; она заглянула ему в глаза и как будто вцепилась в него взглядом. Она прижалась к нему всем телом, она держала его крепко-крепко, как будто знала, что они встретились в зыбком и мимолётном пространстве, которое могло появиться лишь в результате случайного отклонения космического потока. Он знал, что уже через долю секунды она исчезнет. Она прильнула губами к его губам: здравствуй и прощай. А потом Джим начал падать. Множественные оргазмы рвали его тело на части. Никогда и жизни он не испытывал ничего подобного. И он падал. Все падал и падал куда-то вниз.

Сэмпл кричала. Множественные оргазмы рвали её тело на части. И она кричала. Кричала, кричала.

Джим упал в грязную склизкую воду. Он даже успел разглядеть улетающий НЛО – густое скопление цветных огней в сером небе. Вот он мелькнул зигзагом, следуя какому-то странному нелогичному курсу, и растворился в хмурых облаках. В точности как в рассказах якобы очевидцев или на смазанных любительских видеозаписях. На миг его охватила злость. Выходит, использовали и выбросили за ненадобностью. Словно какую-то бабу, снятую на ночь. Он даже не потянул на межгалактическую проститутку, в смысле, что шлюхам хоть платят, а его просто трахнули в задницу, и единственное, что он с этого поимел, – жгучую боль в заднем проходе и мерзопакостное ощущение, что его наебали. Насколько он понял, его выбросили по спускному жёлобу из люка в нижней части тарелки, словно мешок с мусором, – даже не попрощавшись, даже не предложив метафорических денег на метафорическое такси.

Он погружался в липкую тину. Болотная вода уже затекла в рот, нос и уши. Сейчас было не время для негодующих обличений – сейчас надо было спасаться. Джим опустился на дно. По крайней мере на плотный слой ила. Он оттолкнулся и отчаянно забарахтался, пытаясь выплыть на поверхность. Злость вспыхнула с новой силой. Эти мудацкие пришельцы не только выкинули его из тарелки, как мусор, – его падение помешало осуществиться какому-то волшебству. Джим не помнил, что это было. Он помнил только, что это было по-настоящему важно, и вот теперь этого нет. Как будто чудесный воздушный торт вынесли остудить на крыльцо, и тут пошёл дождь, даже не просто дождь, а кошмарный ливень, и все – торт безнадёжно испорчен, а рецепт уже не восстановишь. Среди обрывочных воспоминаний одно было самым настойчивым – Клеопатра с роскошными волосами, но её образ уже ускользал. Словно занавес опустился в его сознании, отделив сновидение от яви.

• Предыдущая
• 43/131
• Следующая