Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/59
- Следующая
— Хирург, между прочим, — отрекомендовал ее гостям Федор Александрович. — Режет. И скальпелем и языком. Последнее куда опаснее.
— И все равно не помогает, — весело отозвалась Нина Яковлевна. — Болезнь очень запушена.
Филин был уже в комнате. Как видно, приход гостей прервал какой-то жаркий его спор с хозяином, потому что Федор Александрович, войдя в комнату, примирительно махнул ему рукой и сказал:
— Ладно, Михаил Григорьевич, оставим пока дела. А то взыскание придется отменить. Вот так.
В последних словах Жгутина внезапно прозвучала властность, которую трудно было ожидать в этом добродушном человеке.
— Авторитет руководства это никак не укрепляет, — сердито проворчал Филин.
Но Жгутин, не обращая уже внимания на его слова, энергично потер руки и, с неодобрением взглянув на портфель, который принес Семен, спросил:
— Ну-с, так как там Москва-матушка? Хорошеет, говорят, с каждым днем?
Разговор зашел о Москве, и Андрей с Семеном, перебивая друг друга, стали рассказывать о новых транспортных тоннелях, линиях метро, жилых кварталах. И на внимательных, подобревших лицах их слушателей застыла довольная, но чуть грустная улыбка, как всегда бывает с людьми, когда им рассказывают об успехах и радостях далекого, но близкого их сердцу человека.
Потом Нина Яковлевна накрыла на стол, но, когда Семен вытащил бутылки с водкой и коньяком, она нахмурилась и, внимательно посмотрев сначала на него, потом на мужа, строго сказала:
— А вот это уже ни к чему. Не тем путем, молодой человек, начинаете служебную карьеру.
Андрей готов был провалиться сквозь землю. Жаркая краска стыда залила его лицо, шею, лоб. Это было так заметно, что Филин при взгляде на него даже улыбнулся хоть и иронически, но с оттенком сочувствия.
Сам Жгутин только развел руки, как бы призывая всех засвидетельствовать чудовищную бестактность супруги.
Только Семен не растерялся и бойко, с улыбкой возразил:
— Сразу видно, Нина Яковлевна, что вы не мужчина. Мужчине в голову не пришли бы такие обидные слова. А карьеру мы начнем, знаете, с чего? Мы такого контрабандиста поймаем, что все ахнут. Верно, Андрей?
Через некоторое время все уже мирно сидели за столом. Мужчины, успев выпить, раскраснелись и говорили возбужденно и громко. Даже Филин расстегнул форменный пиджак. Только Андрей, хоть и у него начинало шуметь в голове, смущенно помалкивал. Больше всех разошелся Федор Александрович. Он говорил громко, отчаянно жестикулируя и успевая при этом почти непрерывно есть.
Разговор вернулся к дисциплинарному взысканию, которое наложил на кого-то вчера Филин.
Жгутин энергично закрутил головой:
— Нет, нет и нет! Я утверждаю, что в худшие времена… Понимаете? При Сталине только так было. За малейшую провинность, даже оплошность, обязательно наказать.
— Между прочим, тогда все-таки был порядок, — внушительно заметил Филин, — и было тихо.
Жгутин побагровел и, переходя почти на шепот, с ненавистью, которой даже нельзя было заподозрить в нем, переспросил:
— Тихо? Вам такая тишина нравится?
— Пожалуйста, не искажайте моих слов, — поморщился Филин. — Некоторые из прежних методов и я не одобряю.
Но Жгутин не унимался. Равнодушно откликнувшись на тост Семена «За здоровье всех присутствующих», он, морщась, выпил и снова обернулся к Филину.
— Значит, методов не одобряете? Ну, а результатом довольны? Так выходит?
— В результате мы социализм построили и Гитлера разбили.
— Нет, не в результате, а вопреки! Нина Яковлевна досадливо махнула рукой и сказала, обращаясь к Андрею:
— Вот так всегда, чуть за стол сядут. Прошлый раз спорили об атомных испытаниях.
Андрей чувствовал, что пьянеет. Все вокруг временами начинало вдруг медленно кружиться, болела голова, появилась противная дрожь в руках. Он напряженно улыбался и старался внимательней слушать то, что ему говорила сидевшая рядом Нина Яковлевна. Для этого ему приходилось все время мучительно нагибаться, потому что низенькая его соседка сидела, как казалось ему, где-то глубоко внизу.
Тем не менее он узнал, что в этом городе Жгутины уже четвертый год, но квартиру они получили недавно, что у них есть дочь, ее зовут Светлана, она учится в институте и сейчас ушла в театр. Потом Нина Яковлевна стала расспрашивать Андрея. Он отвечал односложно, медленно подбирая слова и выговаривая их так старательно, что Нина Яковлевна, улыбаясь, сказала:
— Ну, мы еще успеем поговорить об этом. А пить вы не умеете. И слава богу.
— Нет, умею, — обиженно заявил Андрей.
Нетвердой рукой он взял ближайшую бутылку, поспешно налил вино Нине Яковлевне и себе и, тяжело ворочая языком, объявил:
— За вашу дочку. Она мне нравится. Нина Яковлевна звонко рассмеялась и совсем по-матерински разворошила ему волосы на голове.
— А вы, кажется, славный парень, Андрей. Можно, я буду вас так называть?
Андрей, приложив руку к груди, ответил торжественно:
— П-почту за честь.
Между тем утихший было за столом спор разгорелся вновь.
— А я вам говорю, — возбужденно размахивал вилкой Федор Александрович, — Дубинин прекрасный парень! В коллективе его любят!
— Конъюнктурщик, — убежденно возразил Филин. — Почувствовал новые веяния. Помните, на последнем партсобрании? Райком предлагает кандидатуру. Кажется, можно доверять…
— А у него было свое мнение!
— Вот! У нас всегда так. С перегибами да с перехлестами. Ну, допустим, что на данном этапе критику снизу поощряют…
— Не допустим, а точно! И не на данном этапе, а вообще! Навсегда! Что это за манера, ей-богу! Федор Александрович начал сердиться.
— Мы с вами люди не молодые, — усмехнулся Филин. — К кампаниям привыкли. Поглядим еще. Ну ладно. Допустим. А что делает ваш Дубинин? Ах, надо плевать на авторитеты, надо ниспровергать.
— Да кто вам это сказал? Филин прищурился.
— Я хотел бы знать, кто ему это сказал,
— Бросьте! Дубинин честный парень!
— В райкоме тоже честные люди, кажется, сидят. И поопытней Дубинина. Кто дал право не считаться с их мнением?
Андрей, прислушиваясь к спору, подумал: «А что, разве таких нет, как этот Дубинин? Разве можно с райкомом не считаться?..» Он хотел было вмешаться, но ему вдруг стало неприятно, что придется поддержать Филина. И Андрей промолчал. «Может, я чего-нибудь не улавливаю? Все-таки выпил здорово», — подумал он.
— …И других увлек, неустойчивых, — все тем же раздраженным тоном продолжал между тем Филин. — На собрании многое зависит от того, как сказать. И хороший оратор…
— Не как сказать, а что сказать! — вскипел Жгутин. — И какой Дубинин, к черту, оратор?! Зато таможенник он… Кто вчера у самого Юзека контрабанду нашел? Он! А вы за пять минут опоздания…
Филин недовольным тоном перебил:
— Считаю, Федор Александрович, что при новых сотрудниках мои действия обсуждать не следует.
«Черт возьми, — опасливо подумал он. — Только выпью и не могу удержаться от спора. В конце концов кому это надо?»
— Ну, ну, пожалуйста. Тогда вот что… — Федор Александрович решительно взялся за бутылку с вином. — За начало службы!
— Между прочим, кто такой Юзек? — с интересом спросил Семен. — Просветите.
— Юзек — это целая кулинарная симфония, — иронически ответил Филин. — Она состоит из двух десятков холодных закусок, трех разных супов — для каждого свой бак! — и десятка горячих блюд. Кроме того, это неплохой выбор коньяков, ликеров, ромов и вин. Вот что такое Юзек.
— И добавьте, — Федор Александрович внушительно погрозил вилкой, — это еще симфония из сотни шкафов, ящиков, полок, из которых по крайней мере десяток имеют двойное дно.
— Да что же такое Юзек? — сгорая от любопытства, повторил свой вопрос Семен.
— Это, — внушительно произнес Филин, — вагон-ресторан, и это контрабанда. Вчера мы выудили ее со дна котла, полного супом.
Федор Александрович задумчиво и устало покачал головой.
— Но он, наверное, не только привозит контрабанду. Я думаю, он потом и увозит от нас столько… Помните? — он посмотрел на Филина. — Капроны и автомобильные свечи? Помяните мое слово, он кому-то сдает товар и от кого-то получает. У него есть здесь связи.
- Предыдущая
- 6/59
- Следующая