Ошибка Белой Королевы или Кто обидел попаданку? (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 18

Но что же делать, что делать?

Даша сжала виски. Сказала тихо:

— Я ведь так с ума сойду скоро. Не могу я больше, понимаешь? Не с кем даже поговорить, только с ней…

Раскосые жёлтые глаза сощурились. Таис (а следовало бы назвать Багирой) вытянулась вдоль охраняемого порога и стукнула длинным гибким хвостом.

«Со мноуй поговор-ри».

Даша сморгнула.

— Что?

Вновь потёрла занывший висок и уставилась на Кошку. Именно так, Кошку С Большой Буквы. Она разговаривает человеческим голосом? Да ну, бред, почудилось… Просто поза у неё такая характерная. Говорящая. Вот и показалось, на фоне последних психозов… Впрочем, бред-то с долей здравого смысла.

Поговорить с кошкой?

Нет, не как со зверем, глядящим недобро, а как с часовым, охраняющим доступ к той единственной, кто, по мнению Даши, хоть что-то может объяснить.

Стараясь двигаться плавно, без резких движений, она опустилась на дощатый пол, рядом с Таис. Вроде бы они всегда ладили, хоть из всех здешних кошек эта держалась наособицу. Но ведь не конфликтовали! Просто… жили рядом, как, скажем, особи разного вида, достаточно цивилизованные, чтобы уважать спокойствие и личную территорию друг друга.

— Я понимаю, — заговорила Даша. — Ты выполняешь свой долг, ты сторож. А я –мама, у меня тоже свой долг… Впрочем, всё это ерунда — разговоры про долги, если просто кого-то любишь. Я очень люблю Ксюшу и боюсь за неё, понимаешь? И за себя уже боюсь. Вдруг я схожу с ума потихоньку? А главное, не знаешь при этом, что лучше: оказаться здоровой, но обнаружить ребёнка больным или поехать крышей при нём, но здоровом. Или что хуже? Как правильно сказать?

Таис неодобрительно фыркнула, но хвостом бить перестала. Подобрала под себя передние лапы и вновь уставилась немигающим жёлтым взглядом. Где-то на периферии Дашиного сознания прошуршало раскатисто-бархатистое: «Пр-родолжауй!»

Даша поёжилась. Ну вот, опять!

И вдруг в голову пришла совершенно дикая мысль: а вдруг это не глюки? Не голоса в голове? Впрочем, нет о чём это она… НЕТ! Просто, наверное, вот так и сходят с ума, обсуждая на полном серьёзе свои проблемы с кошками.

На самом деле, разговаривать с братьями нашими меньшими она привыкла с детства: вечно тащила в дом и выхаживала всякую живность, потом пристраивала добрым людям. Кого-то из воспитанников оставляла, благо родители сами любили зверьё, просто напоминали ей время от времени, что крохотная городская квартира — не лучшее пристанище для тех, кто привык к вольной жизни; да и людям с ними бок о бок не всегда бывает удобно. Конечно, зайчики и ёжики, а уж тем более бродячие коты домашним хозяйством не занимались, подобно помощникам Белоснежки, но как-то Дашутка умудрялась находить с ними общий язык, отчего в доме всегда было чисто, не присутствовало никакого звериного аромата, свойственного перенаселённому живностью жилищу. Но после раннего замужества от милых сердцу пристрастий пришлось отказаться: у Костика обнаружилась аллергия на кошачью и собачью шерсть, он, даже с хомками находясь в одной комнате, начинал чихать и чесаться. Опять же, скоро появилась Ксю, а свекровь-покойница, в чьей квартире они жили, очень уж чистоту курировала, так что какие уж там котики-щенята…

А вот дочь здоровьем и привычками пошла не в папу. От Даши она переняла любовь ко всему зверью. И раз уж нельзя было завести питомца дома — с маминого одобрения курировала дворовых Мурок и Жучек. Часто, покормив, собирала их вокруг себя, о чём-то подолгу беседовала, поучала… Делилась пережитым.

Как вот Даша сейчас.

Может, ей просто нужно выговориться хоть перед кем-то?

— Всё это непонятно и странно, — пробормотала она. И невольно оглянулась по сторонам, будто ожидая, что вот сейчас, откуда ни возьмись, набегут соседи и примутся сварливо обсуждать её неадекватное поведение. Но тотчас одёрнула себя. Соседи у бабы Любы были на редкость нелюбопытны — что для сельской местности, согласитесь, странно, но факт есть факт: заглядывали только по приглашению. Либо, если возникала великая нужда в средствах народной медицины — растирке там, настоечке, травяном сборе — не иначе, как предварительно созвонившись. Уж так их Любовь Павловна вымуштровала.

Дочка же в настоящий момент корпела у себя в комнате над рефератом по географии, отгородившись от мира мамиными наушниками, музыкой и экраном ноутбука, а потому эксцентричных поступков матери не видела. Да и увидь — поняла бы всё как надо.

Вздохнув, Даша положила ладонь на пушистый чёрный бок. Тот колыхнулся в такт кошачьему дыханию.

— И очень похоже, что всё началось ещё дома, — начала Дарья расстроенно. — То ли я в таком шоке была от… ну, когда узнала, что Костя погиб…

А ещё раньше — бросил их. Устал, видите ли, от вечного лазарета в доме. А если бы он сам долго болел? Ведь заставил бы всех вокруг себя на цыпочках бегать! На глаза вдруг навернулись слёзы. За что он с ними так? Только сейчас, спустя несколько дней после похорон, она вспомнила о страшных смс-сках, сработавших, как бомбы, едва не убивших, временно лишивших её дара речи и соображения вообще… И вот теперь, как тогда, на кухне, мелко задрожала левая рука. До трясучки, до выстукивания дроби в половице. Даша беспомощно глядела на конечность, зажившую своей жизнью… когда ту вдруг придавила к полу увесистая кошачья лапа. И даже малость пришпилила когтями. Не до крови. Но чувствительно.

Танцующие пальцы присмирели. Кошка же глянула на их хозяйку с осуждением.

«Не тяни. Р-рассказывауй».

И почему-то Даша успокоилась и больше не пугалась.

— Мы вчера были в магазине, — заговорила спокойно, будто с подругой на кухне общаясь. — Зашли за хлебом, молоком… так, по мелочи. Ксю выбирала йогурт, а я вдруг увидела, что она вся в пятнах, в тех ужасных пятнах, с которых прошлый раз наша неизвестная болезнь начиналась. Причём они в этот раз не только на руках, а везде: на лице, на шее… Куртка у неё была расстёгнута, под курткой — футболка. Так в вырезе футболки штук пять таких пятен просвечивало. Когда до меня дошло, что у Ксюши эти болячки по всему телу, мне дурно сделалось. Я даже за витрину схватилась, чтобы не упасть. Потом открываю глаза, смотрю — а сама боюсь взглянуть — а уже нет ничего! Чистая кожа, чистые руки, личико… Я тогда подумала, что, должно быть, у меня уже паранойя или шизофрения насчёт её болезни: всё время боюсь, что она вернётся, вот и вижу всякое на пустом месте. Потом на обратном пути мы зашли к соседям, Иевлевым, договориться насчёт подключения к их вай-фаю. Нам же обеим интернет нужен: доче для учёбы, мне для работы… И тут на меня опять нашло… Вижу на Ксюше те же пятна, только уже совсем страшные, в язвы перешедшие. Секунд через пять всё проходит, всё нормально. Здесь, дома — ничего, никакой хрени с галлюцинациями, до самого вечера. А вот когда мы пошли на реку, фотографировать закат — всё повторилось. Как приступы какие-то!

Застонав, Даша угнулась головой в колени, обхватив сцепленными в замке пальцами затылок.

— И сегодня снова… понимаешь? Причём не здесь, не в доме, а в других местах, подальше. Я уж специально с Ксю к её подруге здешней заглянула, вроде как с матерью её поговорить, и опять… В Храм зашли, завернули на кладбище, к Костиной родне… Даже на освящённой земле не отпускает. Что это? То ли я действительно с ума схожу, то ли… А Ксюшу спрашивать, не чувствует ли она чего — и сама боюсь, и не хочу её пугать. Но ведь у вас здесь, в этом конкретном доме, всё спокойно! Отчего так? Баба Люба постаралась? Не зря ведь её все вокруг не только травницей зовут, но и… Таис, миленькая!

Она умоляюще сложила руки.

— Пусти меня к ней! Даже не из-за меня, дурочки, из-за неё самой! Ведь третьи сутки не выходит! Вдруг что случилось? Может, пора «Скорую» вызывать, а мы тут расселись, время теряем?

Пушистая стражница негодующе фыркнула. Помедлив, вытянулась на животе, умостила голову на передних лапах и сомкнула раскосые очи. Будто ей пофиг все Дашины причитания.

А вот дверь за ней, едва слышно скрипнув, взяла да отворилась. И пахн у ло оттуда знакомым разнотравным духом, вкусным, чарующим.