Спасатель (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 11

И из России - три мешка гречки. Мешок гороха и мешок сахара. Луку да морковки корзинами. Перца, хмели-сунели и вегеты – пресная еда каждый день не всем по вкусу. И, конечно, соль.

Кофе вот снабжать их не стали – запах его сильный, выдаст месторасположение отряда. Куревом также не снабдили, - и вредно для организма, и табачный дым демаскирует. По той же причине мыло было выдано только хозяйственное, без отдушки. А то читал когда-то, что по вкусному запаху трофейного туалетного мыла партизанский отряд в Крыму разыскали татарские следопыты.

На полгода двум десяткам человек снабжения хватит. Дальше сами как-нибудь.

Угощал на отвальной кофе по-турецки, сварганенном Сосипатором, политрука с мичманом. У карты, с которой им снимали кроки.

- Бойтесь татар в Крыму. Они все там колобаранты. На немцев работают, – закончил я выдавать вводные.

- Ну, не все же предатели, - возмутился политрук. – Они советские люди.

- Не все, - согласился я. – Верные стране и партии воюют в Красной армии. Хорошо воюют. Как дважды Герой Советского Союза лётчик Аметхан Султан. А те, кто остался в Крыму, те практически поголовно предатели. За что их и выселят из Крыма в Казахстан перед встречей Черчилля, Рузвельта и Сталина в Ялте. Но это будет только в 1944 году. Не было времени индивидуально каждого судить, а информация, что те готовят теракт против лидеров объединённых наций, была. Так что, завтра получаете вещевое довольствие зимнее: ватники, ватные безрукавки, сапоги, теплые портянки, бельё с начёсом и зимние тельняшки, шапочки-балаклавы вязанные из шерсти. Летний комплект, суёте в сидора – пригодится ещё.

- Что по оружию? – Митрофанов аж раздулся от значимости.

- Двенадцать винтовок Токарева у вас есть, - отвечаю. – Их сохраните кровь из носа. Когда к своим выйдете, сохраненное табельное оружие будет играть вам в плюс. Пулемёт немецкий вам выдали и расчёт, как я понимаю, его освоил. Как и три румынских автомата. Это как бы ваши трофеи. Итого: вооружено семнадцать человек.

- А остальные?

- Остальных будем считать. Трое раненых в госпитале остаются здесь. Один списан с воинской службы подчистую, двое еще не оправились от ран. Рябошапка вот еще каменюку на ногу себе уронил – перелом плюсны. Слёг надолго. Остается двое. У мичмана ТТ есть. Одну трофейную винтовку – ««маузер кар38»» мы вам выделим. У неё патроны с пулемётом одинаковые.

- И, главное, патроны, - не отставал политрук от меня.

- Вот смотри, - показал я карандашом на карте. - Вот в это место может подъехать машина, а дальше метров семьсот в горку пешком и чуть налево найдёте пещеру. Где будете базироваться. Там склад продовольствия и боеприпасов уже создан для вас. Если не палить в белый свет, как в копеечку, а экономно расходовать на засадах, то на несколько месяцев вам боеприпасов хватит.

Вынул из-под кровати брезентовую сумку с красным крестом на клапане. Пожелал.

- Дай бог, чтобы не пригодилось. Тут перевязочный материал и самые необходимые лекарства. Высадим вас в январе 1944 года, а в мае наши освободят Крым. Всё. Удачи вам.

К крымским горам подъехали на двух машинах. ««Студер»» вёз краснофлотцев, на ««додже»» ехали егеря Сосипатора в качестве заградотряда. На студебеккере на турели еще закрепили пулемет Горюнова.

Открыли ««окно»» в январь 1944 года. На той стороне стоял яркий зимний день, малоснежный, с лёгким морозцем. Без ветра. Повезло.

Первыми вошли в него пара наших егерей с собаками. Вернулись через полчаса.

- Никого в округе нет. Мордаши никого не учуяли. Можете выдвигаться.

Первыми вошли в окно из основной группы Тарабрин с политруком. Митрофанов заметно нервничал. Но мы с Тарабриным на последнем общем собрании краснофлотцев на него надавили, что он, как представитель партии, должен быть первым, потому что коммунисты всегда впереди. Против такого аргумента он возразить ничего не смог.

Потом с интервалом в пять метров пошли за ними остальные моряки.

А вот перед Никанорычем, который шел замыкающим, я ««окно»» захлопнул.

- И зачем? – спросил меня мичман укоризненно.

- Чтобы ты двумя половинками не раскидывался по разным временам, - соврал я ему.

На самом деле я преследовал две цели. Первая – у Никанорыча в кармане браунинг с семью патронами. А там Тарабрин. Вторая – не хочу я отпускать на убой такого перспективного кадра. Бронь у него от фронта от заповедника ««Неандерталь»» - я так решил.

Сосипатор, как было ранее договорено, наставил на мичмана пулемёт. Так, на всякий случай.

Но мичман не стал бы боцманом на корабле, если не имел бы твёрдого характера. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

- Фамилия-то твоя как? А то всё Никанорыч, да Никанорыч, - улыбнулся я.

- Настоящей не знаю, - подал плечами мичман. - А в детдоме окрестили меня как Победу. Родион Никанорович Победа. По национальности - русский. Так и в документах записано. А как на самом деле – один бог ведает. Родителей совсем не помню. И отчество у меня от завхоза приютского.

- Что за детдом? – продолжил я расспрашивать, чтобы отвлечь от того, что не пустили его с моряками умирать.

- Школа-интернат полутюремного типа при ОГПУ номер шестнадцать имени товарища Воровского по перевоспитанию малолетних преступников. Среднюю школу там окончил с аттестатом зрелости. Получил специальность слесаря. А потом флот. Вот и вся моя биография. Всё же неудобно перед братвой получилось: они там, а я тут как дезертир, вроде Рябошапки.

- Мы предупреждали о нестабильности ««окон»», - соврал я снова на голубом глазу.

В радужном пузыре появился Тарабрин и тут же ««окно»» за ним схлопнулось.

- Дорвался политрук до патронов, - вытер рукавом Тарабрин пот со лба. – Но, слава богу, промахнулся.

- Всё хорошо, что хорошо кончается, - высказал я банальность, только чтобы хоть что-то сказать в одобрение товарищу.

- Что теперь делать будем? - задал вопрос Никанорыч.

- Что и планировалось, - отвечаю. – Людей спасать. Ты против?

Насупился боцман, но ничего не ответил.

- Только для начала надо пару оленей подстрелить, - пробасил Сосипатор, наконец-то отпустивший ручки пулемёта, - народ свой и тут кормить надо.

Звяк затвора резанул по ушам громче хлопка выстрела. ПБ [пистолет бесшумный конструкции Дерягина образца 1967 года] не подвёл. Толстый безбородый евнух расплескал мозгами и кровью по белёной стене барака и медленно сполз на глинобитный пол. Чалма упала с головы, полетела на пол и укатилась в угол, разматываясь по дороге. На его высоком лбу красное входящее отверстие от пули казалось индуистским знаком над остекленевшими серыми глазами. Заткнутый за широкий матерчатый пояс ятаган ему ничем не помог. Да и железка эта была так себе, даже трофеить ее никто из наших не стал.

Сбившаяся в кучу у противоположной стены, стайка девушек тихо взвизгнули и сомлели.

Стоящий у открытого темпорального окна с их стороны мичман огляделся. Больше внутри глинобитного барака охранников не было.

- Тихо, - прикрикнул он на девушек. – Встали и по одной пошли вон туда. Там свобода.

И показал им рукой с зажатым пистолетом направление на ««окно»», которое мутным мыльным пузырём слегка светилось вместо одной из стен. В другой руке у него был зажат китайский электрический фонарик на батарейках. Но, видя, что напуганные девчата никак не реагируют, коротко приказал.

- Братва, пошли. Борзо-борзо.

Из ««окна»» гуськом появились белорусы. Они, как и было оговорено заранее, просто похватали ближайших к ним девушек на руки и унесли их на нашу сторону.

Оставшиеся девицы только тихо выли на одной ноте.

Девчат было немного. Всего девять. Вчера, когда я наметил для операции именно этот барак, где отдельно содержались молодые рабыни, их было тут намного больше. Но разбираться, почему так нам было некогда. Как и что-то переигрывать. Время шло на секунды, пока наружная охрана не хватится, а той было много. Не меньше десятка здоровых хорошо вооруженных лбов. Не евнухов.