Охотник за приданым - Фарр Диана - Страница 1

• 1/58
• Следующая

Проклятие! Ничего не вышло.

Джордж Карстерс, барон Райвал, одним движением скомкал письмо. Ему очень хотелось сжечь этот листок: в нем в предельно вежливой форме содержался очередной отказ. Огромным усилием воли он удержался от столь опрометчивого шага и швырнул письмо на обшарпанный письменный стол в углу лондонской квартиры. Нужно все хорошенько обдумать. Еще раз перечитать послание.

Джордж стал мерить шагами тесную комнату, однако это не помогло ему справиться с раздражением. Словно назойливая мелодия в мозгу звучал вопрос: что делать? На все нужны деньги, а их у него нет. Он не может нанять прислугу, помочь отчаянно борющимся с нищетой арендаторам. Не может сам внести необходимые изменения в ведение хозяйства, не имеет возможности прибегнуть к помощи специалиста. Нет денег ни на ремонт, ни на строительство. Не его вина, что поместье Рай-Вейл почти полностью разрушено, но исправлять положение предстоит именно ему. Однако это ему не под силу.

Сезон давно закончился, а он все еще находился здесь, пытался выбить заем. Лондонские аристократы давно устремились в Брайтон или вернулись в свои поместья. Он отклонил все приглашения друзей и остался в городе изнемогать от летнего зноя. Барон решился прибегнуть к средствам, которые считал для себя унизительными.

Лорд обратился чуть ли не к каждому богатому лондонцу, надеясь, что хоть один из них с радостью даст в долг аристократу. Но вскоре выяснилось, что люди, сколотившие себе состояние собственными силами, не испытывают ни малейшего уважения к его титулу из-за скандальной репутации повесы. А все, что можно заложить на правах наследника, давно заложено.

Джордж опустился в кресло перед крошечным камином и устало потер лоб. Ограниченность в средствах связала его по рукам и ногам. Ну что можно сделать с такими землями? Богатейшие пастбища Суссекса прямо-таки созданы для овцеводства, но отец с дедом пригнали слишком много овец в слишком короткие сроки. Насильно оторванные от насущных дел, арендаторы, прокладывая дороги для стад, наверняка проклинали всю их семью. И проклятия достигли цели. Поместье Рай-Вейл превратилось в пустошь, а лорд Райвал разорился.

Джордж в бессилии стиснул ручки кресла. Состояние, огромное состояние, нажитое предками, до последнего пенса промотано за игорным столом. Останься хоть десятая часть, он бы все вложил в землю, и положение изменилось бы в корне.

Но что толку терзаться? Этим делу не поможешь. Джордж унаследовал титул в двадцать два года. Двенадцать лет прожил в Лондоне, забыв о поместье. Вел разгульный образ жизни. А когда все проиграл, вспомнил о доме. Тосковал, страдал из-за своей беспомощности, мучительно размышляя о том, как вернуть поместью былое богатство. Придумал с дюжину планов — любой принес бы удачу, но ни один из них лорд не смог воплотить в жизнь. Судьба сыграла с ним злую шутку.

Невеселая улыбка тронула губы Джорджа. Совесть — не самое удачное приобретение в зрелом возрасте. Ответственность за судьбу поместья он почувствовал, когда ему исполнилось тридцать четыре. И этот груз тяжким бременем лег ему на плечи.

Зачем человеку совесть? Если путь выбран, то чем поможет сознание того, что он приведет вас в ад? Выбора нет. В любом случае нужны деньги, а нажить состояние законным и достойным уважения способом не представляется возможным. Он не мог переступить через себя и промышлять грабежом или убийствами. Но есть еще одна скользкая дорожка — стать мошенником.

Барона передернуло от отвращения. Он снова стал мерить шагами комнату. Он и сам не понимал, почему ему столь омерзительна идея жениться на богатой наследнице. Ведь жизнь в Лондоне с самого начала была не чем иным, как фарсом.

Из всех представителей светского общества у него единственного не было слуг. Лорд Райвал сам чистил обувь, гладил белье, вытирал пыль, разжигал по утрам камин. Он презирал эту жалкую жизнь, и, если бы друзья узнали о его постыдной нищете, не пережил бы унижения.

Он часто посещал балы, надеясь, что музыка заглушит голодное урчание желудка. Всем своим видом демонстрировал полное безразличие к ужину, умудряясь откусывать маленькие кусочки омара и сандвичей с салатом, с трудом сдерживая желание с жадностью наброситься на еду. В светском обществе его жалобы на бедственное материальное положение воспринимались как шутка.

В лгуна Джордж: превратился давно. Почему тогда не прибегнуть к откровенному жульничеству? Пора забыть гордость и принять неизбежное. Чтобы восстановить имение, нужно целое состояние. Одолжить его негде. Заработать невозможно. Остается лишь на нем жениться.

Лорд Райвал остановился у письменного стола и рассеянно посмотрел на аккуратные стопки счетов и корреспонденции. Скомканное письмо упало на подставку для карандашей, нарушая общий порядок. Джордж Карстерс был человеком скрупулезным. Он потянулся за ним, разгладил, положил к остальной корреспонденции. Между бровями пролегла морщинка.

Путь открыт. Он ожесточит свое сердце, оставит сожаления и немедленно приступит к делу. Оставалось продумать план.

Он сел и заточил перо. Немного поразмыслив, обмакнул в чернила, положил перед собой лист бумаги и начал быстро писать.

Леди Оливия Фэрфакс бесшумно проскользнула в спальню. Несколько секунд она стояла, разглядывая хрупкую фигурку, свернувшуюся калачиком под одеялами.

Эдит слегка застонала во сне.

— Бедняжка, — прошептала Оливия, направившись к кровати. Она опустила прохладную ладонь на лоб Эдит. Горячий, но лихорадки нет. Оливия нежно убрала спутанные кудряшки с изможденного лица Эдит и ласково сказала:

— Жестоко будить тебя сейчас, но мне нужно ненадолго уйти. Как ты себя чувствуешь?

Девушка пошевелилась, и боль вспыхнула с новой силой, морщинки пролегли между светлыми бровями. Она с трудом приоткрыла лишь один глаз и хрипло проговорила:

— Кажется, получше.

Это была явная ложь. Оливия улыбнулась и строго-настрого запретила себе плохо думать об Эдит. Она вполне допускала, что ее невестка — просто дура. Как и любая женщина, пожелавшая выйти за Ральфа. Однако Эдит по крайней мере обладала твердым характером.

— Ты храбрая девочка. Надеюсь, тебе скоро станет полегче, ты уже заставила себя выпить немного чая. Может, поешь гренок? Или овсянки?

— Сейчас утро?

— Да. Раздвинуть занавески?

— Как хочешь, — равнодушно прошептала Эдит.

Оливия, подойдя к окну, слегка тронула тяжелую занавеску. Солнечный свет хлынул в образовавшийся зазор. Абиссинский ковер, отполированная мебель и шелковые французские обои заиграли красками. Эту уютную комнатку, выдержанную в голубых и кремовых тонах, словно специально подбирали для светловолосой Эдит, лежащей под балдахином. Но сейчас для девушки это не имело ни малейшего значения. Морщась от боли, она приподняла дрожащую руку, чтобы прикрыть от света заплывшие глаза.

Оливия вернулась к кровати.

— Позволь, я осмотрю тебя, — нежно сказала она. Оливия присела на краешек кровати, откинула одеяло и впервые увидела все повреждения при свете дня. Теперь она ясно увидела, что сотворил Ральф, и в ней буквально забурлил гнев. К нему примешалось удивление. Малышке Эдит все же достало мужества сбежать. У девушки не было ничего, кроме одежды, и она в таком ужасном состоянии проехала весь путь до Челси. Оливия покачала головой:

— Просто не верится, что ты осмелилась прийти сюда. У тебя могло быть внутреннее кровотечение. Что заставило тебя пойти на такой риск?

— Риск? — прошептала Эдит. — Остаться там было намного рискованнее.

— Да, но почему ты пришла именно сюда? Мы ведь едва знакомы. Что, если бы ты во мне ошиблась? Если бы я отказалась тебя принять? Или приняла сторону своего отвратительного братца?

Слабая улыбка, коснувшаяся губ Эдит, быстро померкла — ссадины все еще беспокоили девушку.

— Я нисколько не сомневалась в вас. Весь мир знает, что вы — заступница всех обиженных и обездоленных.

• 1/58
• Следующая