Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Ульев Сергей - Страница 47

Лицо мадам застыло в недоуменной гримасе.

— Простите, как, мон сир?!

— Самым приличным образом! — Наполеон раздраженно затеребил край сюртука. — Никаких излишеств. Не целоваться, не ласкаться, не щипаться…

— И не хватать за…

— Молчать, месье поручик!

— …за усы, — докончил свою мысль Ржевский.

— Да, у кого они есть. Не надо нас подстегивать, мадам Сисико. Вам ясно?

— О, конечно, мон сир, — наклонила голову мадам. — Я все — таки не первый год…

— Сейчас не время исповедоваться. Приступайте!

— Девочки, а-ле… оп!

Обе куртизанки, смело задрав юбки, легли спиной на приготовленные для поединка ложа.

Наполеон и Ржевский, встав в ногах у своих партнерш, принялись расстегивать штаны.

— O — la — la, — с завистью произнес доктор Луакре, покосившись на поручика. — Beati possidentes… /Счастливы обладающие… (лат.)/

— Мама мия! — поежилась брюнетка. — Да поможет мне святой Антоний!

— Антоний не поможет: он святой, — ухмыльнулся Ржевский. — То ли дело — я… Начнем, пожалуй? — обратился он к замешкавшемуся императору.

— Ммм… — мычал Наполеон, отчаянно роясь у себя в штанах.

— Ищите, ищите. Должен быть.

— Не смейте меня подгонять! Я вам не лошадь.

Видя терзания императора, мадам Сисико отдала блондинке новое деликатное приказание. Маргарита призывно завертела бедрами, закатывая глаза и облизывая вишневые губы.

— О, Корсика! — восклицала она, тиская себя за грудь. — О, корсиканцы! Обожаю!

Жадно созерцая все эти изыски, Наполеон быстро пришел в столь необходимое для предстоящей дуэли состояние духа и тела.

— Барабанщик, на счет «три» — «Марсельезу»! — с воодушевлением крикнул он.

Деревянные палочки взметнулись над туго натянутой кожей барабана.

— Эн!.. — открыла счет мадам Сисико.

Дуэлянты легли.

— Дё!.. Труа!!!

— Тра — та — та — та! та! та! та! та-а! та — та! Тра! та — та! та! Тра! та — та!

Барабанный бой, величавое пыхтение Наполеона, ретивое дыхание Ржевского, женские постанывания и вздохи, озабоченное сопение доктора Луакре и мадам Сисико, — вот что составляло причудливую гамму звуков, круживших под сводами царского кабинета, превращенного в альков.

Коленкур, не желавший оскорблять свою нравственность видом голой задницы любимого императора, отошел к окну. Взглянув прямо перед собой, он обмер: над стенами Кремля стояло зарево. На крышах деревянных построек играли желто — красные всполохи. Окутанные черным дымом дома колыхались в искаженном от жары воздухе, словно призрачные корабли.

— Огонь уже так близко? — пробормотал Коленкур. — Или это зарница?

Он протер глаза, и со второго взгляда истинная картина предстала перед ним во всей своей ужасной наготе.

— Пожар! — сипло воскликнул Коленкур, обернувшись от окна. — Господа, Кремль горит!

Но его голос утонул в барабанном грохоте.

Этьен, барабанщик Старой гвардии, всю свою душу отдавал возвышенным ритмам Великой французской революции и колотил палочками с таким усердием, что барабан, казалось, должен был вот — вот лопнуть от натуги.

У Ржевского были свои заботы. Доставшаяся ему куртизанка была столь темпераментна, что возбуждала сверх всякой меры.

— Москва, Москва моя, — твердил поручик, заговаривая сам себе зубы, — люблю тебя как сын, как русский дворянин…

— О, мое солнце! о, русский Казанова!

— Отставить сантименты! Еще раз так взбрыкнешься, нос откушу!

— Не могу, я сама не своя…

— Я не я и лошадь не моя? Ты это брось! Остынь, а то хуже будет.

Но его угрозы еще больше возбуждали куртизанку.

— О, рвите меня! рвите меня на кусочки! сильнее! умоляю… — шептала она в исступлении.

— Пожар, сир! — опять крикнул Коленкур, но от волнения его голос был тоньше комариного писка.

Наполеон даже не повел ухом.

На ложе любви император держался степенно, важно, точно попадая в ритм «Марсельезы». Он куда меньше, чем поручик, был взволнован происходящими под ним событиями. К тому же на его стороне было преимущество в возрасте, позволявшее ему легко сдерживать свой корсиканский пыл.

— Мадемуазель, перестаньте подмахивать, — время от времени советовал он своей чересчур увлекшейся партнерше.

Но настал блаженный миг — и блондинка, изменившись в лице, целиком отдалась первобытному инстинкту.

Содрогания ее тела вызвали у императора нешуточные опасения за исход дуэли. Все его уговоры больше не действовали, потому что она, совершенно утратив власть над своим телом, извивалась в припадке наслаждения.

Брюнетка под Ржевским тоже вдруг забилась словно рыба об лед.

Дуэлянтам стало не до смеха.

Между тем пожар за окнами разрастался со скоростью ветра. Огонь быстро подбирался к Кремлю, захватывая его в зловещее кольцо.

Коленкур совсем обезумел от этого зрелища. Он хотел закричать во все французское горло, но вдруг понял, что напрочь лишен голоса. Подскочив к барабанщику, он стал хватать его за руки и биться головой о плечо. После чего, получив в пределах одного музыкального такта порцию ритмичных ударов по темени, без чувств грохнулся на пол.

Дуэль продолжалась.

Гвардеец отчаянно выбивал дробь.

Куртизанки хрипели от удовольствия.

Наполеон и Ржевский держались из последних сил.

— Тра — та — та — та! та! та! та! та-а! та — та! Тра! та — та! та! Тра! Та — та!

И тут Наполеон вдруг почувствовал, что его окутывает сильный и весьма противный запах. Он посмотрел вбок, на соседнюю пару. И поймал веселый взгляд Ржевского:

— Что, мон сир, припекло?

— Откуда это странное амбре?

— Ваша яичница пригорает.

— Наглец!

В тревоге оглядевшись, Наполеон заметил огненные всполохи за окном.

— Пожар… — Он закашлялся. — Предлагаю перенести дуэль.

— Черта с два! — возразил поручик. — Сгорю, но не прекращу!

Куртизанки под дуэлянтами захныкали. Они уже пришли в себя и теперь тряслись от страха.

Мелкое дрожание женских тел неумолимо приближало дуэль к развязке.

— О нет, каналья! — вдруг возопил Бонапарт.

— Ага — ха — ха! — возликовал Ржевский. — Я выиграл!

Внезапно двери распахнулись, и в зал вбежало несколько генералов во главе с Мортье.

Занятие, за которым они застали своего императора, их нисколько не удивило и тем более не смутило (гении, как известно, неподсудны; особенно в столь поздний час); но жизнь императора была в опасности.

— Вы с ума сошли, Луакре! — набросился Мортье на доктора. — Как вы посмели забыть о здоровье нашего императора!

— Но здесь нет сквозняков, — растерянно бормотал тот, вытирая взмокший лоб подвязкой мадам Сисико.

— А пожар?!

— Какой пожар?

— Взгляните в окно, несчастный вы идиот! Император может сгореть заживо.

— Да, да, — подхватил Коленкур, тяжело подымаясь с пола. — А ведь я предупреждал…

Бонапарт мешком лежал на Маргарите, подергивая в изнеможении левой ногой.

Пользуясь тем, что Ржевский на мгновение отвлекся, Виолетта ящерицей выскользнула из — под него и кинулась бежать.

— Ах ты стерва! — озверел поручик, бросаясь вслед за ней со спущенными штанами. — Стой! Тпру — у — у, бля! Догоню — убью!!

Брюнетка выскочила из зала. Поручик — за ней.

Генералы во главе с Мортье приводили в чувство своего императора, которого заклинило на Маргарите. На двух беглецов никто не обратил никакого внимания.

Повсюду царила суматоха. Французы спешно покидали кремлевские палаты.

Догнав Виолетту в задымленном коридоре, Ржевский затащил ее за штору и тут же оседлал. Ей оставалось только жалобно попискивать в его медвежьих объятиях. От ужаса и удовольствия.

— Ну, вот и все, — выдохнул он через минуту, празднуя победу русского оружия. — И чего бежала, дурочка?

— Испугалась, месье, — оправдывалась куртизанка, подымаясь с пола. — Я люблю, когда пожар внутри меня, а не снаружи.

— Да-а, мы, кавалеристы, народ горячий, — усмехнулся Ржевский, шлепнув ее по мягкому месту. — Под нами порой и седло дымится.