Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Ульев Сергей - Страница 26

— Ревматизм, ваша светлость, — предположил Ржевский.

— В жопе?!

Фельдмаршал еще немного пошарил и наконец выудил на свет какую — то книгу. Она была заложена ножом.

— Тьфу, вот оно что… — крякнул Кутузов. — А я — то думал, куда она запропастилась?

«Рыцари Лебедя», — прочел про себя Ржевский.

— Рыцарскую тактику изучает, — уважительно шепнул он Давыдову.

— Это нравоучительный роман мадам де Жанлис, — поморщился тот. — Такая гадость, братец!

Кутузов тем временем уже успел углубиться в чтение.

Ржевский заученно рявкнул в кулак.

Кутузов поднял голову.

— Что французы? — по — домашнему просто спросил он, уставившись на поручика.

— Наседают, ваша светлость.

— Фю — фю — фю, — озабоченно просвистел фельдмаршал. — А я вот нравы их постигаю. Думаю, авось пригодится. — Заложив книгу ножом, он небрежно уронил ее на пол. — А по чести сказать — дрянь книжонка! И нравы такие же.

Гусары согласно закивали.

— Да что мы все о них, бесовских детях! — встрепенулся Кутузов. — Вы — то, добры молодцы, с чем ко мне пожаловали?

Давыдов выступил вперед.

— Ваша светлость, имею сообщить вам дело большой важности для блага отечества.

— Для блага отечества? — Кутузов сложил руки на животе. — Ну, что такое? Говори.

Давыдов покраснел как девушка. От волнения его речь выходила корявой и сбивчивой.

— Путь неприятеля протяжением своим очень велик, транспорты с продовольствием покрывают пространство от Гжати до Смоленска. Надо разделить часть казаков на партии и пустить в середину каравана, который следует за Наполеоном. Дайте мне тысячу казаков, и вы увидите, что будет!

Пока Давыдов говорил, за неплотно закрытой дверью то и дело раздавалось шуршание женского платья и слышался женский шепот. Скосив глаза через плечо, Ржевский углядел мелькавшую в проеме полную, румяную и красивую женщину в розовом платье и лиловом шелковом платке. В руках она держала блюдо с караваем. Это была попадья, хозяйка дома. Она намеревалась подать хлеб — соль главнокомандующему, но никак не могла подгадать нужный момент.

Кутузов тоже ее заприметил и, всякий раз, когда слышал шорох, с нескрываемым интересом поглядывал мимо Давыдова за дверь.

Давыдов же не замечал ничего вокруг.

— Даю честное благородное слово гусарского офицера, — горячо твердил он, — я разорву сообщения Наполеона!

Кутузов подавил зевок.

Попадья с караваем на блюде опять промелькнула в проеме, и на короткое мгновение в комнате возник ее курносый нос.

Ржевский, забывшись, откровенно повернул голову в ее сторону.

— Эй, голубчик! — рассердился Кутузов. — На чужой каравай рта не разевай!

— Виноват, ваша светлость.

— Прикрой — ка лучше дверь. Этот сквозняк не для моих старческих костей. А то и впрямь ревматизм тут с вами подхватишь.

Кутузов перевел взгляд на растерянного Давыдова.

— Ну, чего ж ты замолчал? Продолжай, голубчик.

— Появление наших отрядов в тылу противника ободрит поселян и усилит войну народную. Так, я полагаю, в свое время начинал Пугачев, хотя и с противоположным намерением.

Кутузов чуть заметно вздрогнул. Искушенный в придворных интригах, фельдмаршал сразу уловил опасный поворот с мыслях гусарского офицера.

— Пугачева ты зря сюда приплел, голубчик, — покачал он седою головой. — Не можем мы сейчас народ на войну подымать — царь прогневается. И так Наполеон грозится вольную дать крестьянам. Как бы смута не началась. Спаси Господи!

Давыдов сконфужено молчал, чувствуя себя мальчишкой, заслужившим порки.

Кутузов с трудом извлек свое грузное тело из кресла, встав на ноги. Приблизившись к Давыдову, он взял его обеими руками за плечи и развернул к свету. Давыдов сделал движение, чтобы поцеловать фельдмаршала в щеку, но Кутузов заслонился рукой.

— Погоди, голубчик, я не за тем… Где я мог тебя раньше видеть? — спросил он, приглядываясь. — Твое лицо мне как — будто знакомо.

— Вы изволили запамятовать, я тот самый поэт — гусар, которого ваша светлость, будучи питерским военным губернатором, журили за сатиры и разные юношеские залеты воображения.

— Вот оно что! — нахмурился Кутузов, отпуская его. — Залеты воображения, говоришь? Помню, помню я твои басенки. На войне, голубчик, шалить не годится. Война — это тебе не хухры — мухры, это дело серьезное.

Давыдов повернулся с расстроенным лицом к Ржевскому.

«Выручай!» — молили его глаза.

— Светлейший князь, — бойко начал поручик, — имею честь передать вам низкий поклон и привет от Анастасии Сергеевны.

Кутузов, испуганно разинув рот, рухнул в кресло.

— Она просила напомнить вам о… — продолжал Ржевский.

Фельдмаршал, не закрывая рта, замахал на поручика руками.

Ржевский умолк.

Кутузов оправил ворот мундира, шумно выдохнув из себя воздух.

— Фу — фу — фу…

Ржевский почесал в затылке.

— Ваша светлость, я только…

Кутузов быстро перебил его:

— Молчи! Молчи, голубчик! — И посмотрел на Давыдова. — Э-э, Денис Васильевич, оставьте — ка нас на минуточку.

Когда Давыдов вышел, в комнате наступила вязкая тишина. Полулежа в кресле, Кутузов неотрывно смотрел на стоявшего перед ним поручика и беззвучно шевелил губами.

— Ну, — наконец выдавил из себя фельдмаршал, — что Анастасьюшка? Как она?

— Здорова, ваша светлость.

— Слава богу… слава богу…

— Только вот…

— Что?

— Живот…

— Какой живот?! — охнул Кутузов.

— У ней который. Растет как на дрожжах!

Поручик смолк, увидев, как по щеке фельдмаршала покатилась слеза.

— Ох, порадовал старика, — задрожал подбородком Кутузов. — Стало быть, и впрямь есть еще порох в пороховницах! Ну — ка иди, иди сюда.

Он подставил Ржевскому щеку. Но едва поручик успел, наклонившись, сложить губы дудочкой, фельдмаршал остановил его, ухватив за ухо:

— Ты кто по чину будешь?

— Поручик, ваша светлость.

— Ага, обер — офицер. Тогда ниже бери.

Кутузов приподнял голову, и Ржевский поцеловал его в жирную дряблую шею. Кутузов тоже обнял его и поцеловал.

— А теперь говори, где ты ее видел? — спросил фельдмаршал, вытирая кулаком слезы.

— В Москве, ваша светлость. В начале июня имел счастье познакомиться на балу у Коневских. Прелестная барышня!

— Да-а, хороша. А ты… ты ее того… не того, а? Знаю я вас, гусар.

— Никак нет-с!

— А скажи по чести, небось, хотелось? — хитро прищурился Кутузов, дергая поручика за ментик. — Ведь хотелось, а?

— С брюхатой вроде как не с руки, ваша светлость.

— Молодец, голубчик! — Умное, доброе и вместе с тем тонко — насмешливое выражение засветилось на пухлом лице Кутузова. — Dans le doute, mon cher, abstiens toi, — выговорил он с расстановкой.

— Чего, пардон? — не понял Ржевский смысла фразы.

— В сомнении, мой милый, воздерживайся. Говоря по — русски, не зная броду не суйся в воду. Ты кому — нибудь про нас с Анастасьюшкой уже растрепал?

— Никак нет, ваша светлость.

— Хорошо. Ну и довольно об этом. Поди, позови мне своего командира.

Поручик открыл дверь, впустив в комнату озабоченного Давыдова.

— Сколько, ты говоришь, тебе казаков нужно? — спросил его Кутузов.

— Тысячу, ваша светлость.

— Даю тебе для пробы на оное предприятие пятьдесят.

— Ну хотя бы пятьсот! — взмолился Давыдов.

Кутузов пожевал губами, прикинув что — то в уме.

— Восемьдесят, так уж и быть, дам.

— Ваша светлость, ну хоть сотню!

Фельдмаршал насупился, неодобрительно глядя на Давыдова.

— А еще Анастасия Сергеевна велела передать вашей светлости, — произнес Ржевский, — что она никогда не забудет, как ее…

— Так и быть! — перебил Кутузов, хлопнув в ладоши. — Сто гусар и восемьдесят казаков.

По — отечески приобняв гусар за плечи, он быстро выпроводил обоих за дверь.

— Ступайте, голубчики, воюйте. Благославляю вас на ратные подвиги!

Во дворе они столкнулись с Андреем Болконским, который важно прогуливался взад — вперед. Его штаны давно подсохли, и грязь на них была уже не так заметна.