Новый год с детективом - Устинова Татьяна - Страница 6

Зареванная, торжественная, почти окончательно решившая удалиться от мира в обитель на Белом море, прикрыв очками глаза, чтобы не слишком походить на пожилого сенбернара, опоздав на полтора часа, я воздвиглась в кабинет издателя.

Он удивился немного – у меня на самом деле был странный вид, а про обитель он не мог догадаться, конечно.

«Я хотел показать тебе сводки, – сказал издатель и сунул мне в руки растрепанную папку. – Смотри. Роман, с которым ты так долго мучилась, везде в первой десятке. Ты смотри, смотри! И у оптовиков, и в магазинах, и в рейтингах. Ты молодец, – сказал мне издатель. – Не зря мучилась».

Потом я три часа ехала домой, с Ленинградки на Рязанку, лелея мысль о том, что я молодец. Ну, видимо, не все еще пропало!

Дома металась виноватая мама, некстати забывшая про зайчика, и пахло пирогом. Мама изо всех сил стремилась загладить свою ужасную вину и улучшить мне настроение. Тимофей объявил, что в полугодии у него по английскому «вырисовывается пятерочка и Ольга Викторовна его хвалила». Мишка позвонил и очень деловым тоном сообщил, что задерживается, ибо у него репетиция КВН, сценарий полностью одобрен, осталось теперь только хорошо отыграть. «Вы с папой придете на финал, мам?..»

«Ну конечно, придем! Если папина установка будет работать, а меня не вызовет на ковер издатель».

И вообще – скоро Новый год.

А Новый год приходит без всяких особых условий.

Он был нежеланным ребенком. Виктория жила с этой мыслью семь месяцев, с того дня, когда ей подтвердили, что она на самом деле беременна. Тогда было всего восемь недель и имелась возможность любого решения. Жестокий выбор по отношению к другой, уже зародившейся жизни – да или нет. Совершенно ясно для Вики было только одно: это ее выбор. У Романа уже есть сын, да и жена, впрочем. И его жизнь, как и репутацию, не украсит и не обогатит беременная любовница на работе. Роман был главным редактором глянцевого журнала, Виктория – ведущим репортером.

Сообщать Роману «радостную» весть было нелепо. Его отношение может быть лишь очевидным: виновата она, они договорились, что она пьет противозачаточные таблетки, а в те дни закрутилась, не купила, не приняла и ничего ему не сказала. Ни в коем случае не хотела его подловить и портить обе жизни – его и свою. Просто расслабилась: так уже было, и ничего, обошлось.

Виктория сразу записалась на аборт. За несколько дней до операции стала покашливать в присутствии Романа и жаловаться на простуду.

– Ты не возражаешь, если я сдам материал и несколько дней полежу дома? – спросила она у него.

– Господи, что за вопрос. Ты можешь его прислать из дома, как тебе удобно. Давай я тебя прямо сейчас отвезу?

– Да нет, я сама. У меня тут еще дела.

И в назначенный день она ему позвонила, сказала, что лежит с небольшой температурой. Ее честный организм тут же превратил ложь в правду: температура на самом деле поднялась. До операции оставалось часа четыре. Виктория укуталась в одеяло, свернулась в плотный комочек и попробовала забыться на пару часов, усыпить эту тяжесть вынесенного приговора. Кому? Да пока никому. Его еще нет, он еще ничего не чувствует и не понимает. И позитивный смысл в том, что он не узнает, как горько быть нежеланным ребенком.

Почему она с первой минуты думала, что это мальчик? Наверное, потому, что у Романа может быть только сын. Он герой-любовник и мужчина-победитель. По крайней мере, такова его жизненная роль. Виктория уснула, а проснулась в темно-оранжевом луче тяжелого осеннего солнца. Ее тело было горячим, влажным, а там, внутри, плавала золотая рыбка, кусочек совсем другой жизни. А перед глазами блеснули холодной сталью страшные хирургические инструменты. Она не смогла подняться в тот день. И просто перенесла операцию. И так переносила, пока не стало поздно. Не нашла в себе силы потерпеть полчаса, чтобы потом не мучиться всю жизнь. В этом обвиняла она себя. Ситуация казалась такой жестокой, что она меньше всего думала о том, что навсегда потеряла Романа. Ее страдания были особыми, глубокими, интимными – такими не делятся с другим человеком, если он не самый близкий, не самый родной. А Роман какой угодно, только не родной. Заодно и это стало очевидным.

Когда беременность уже нельзя было скрывать одеждой, Виктория поговорила с Романом. Изложила все четко и сухо.

– Я правильно понимаю, что для нас обоих возможен лишь один выход: я увольняюсь?

– К сожалению, – ответил он. – И я не понимаю, почему ты выбрала такое решение. Я очень привязан к тебе, ценю твой талант, восхищаюсь тобой как прелестной и обольстительной женщиной… И мы не собирались все ломать. Что это за судьба – мать-одиночка… Что за жизнь для ребенка. Но ты взрослый человек, надеюсь, справишься. И, конечно, в трудную минуту ты всегда можешь обращаться ко мне.

– Конечно, – кивнула Виктория.

И подумала о том, что Роман будет последним, кто узнает о трудных минутах ее нелепо выбранной судьбы.

Получив расчет, Виктория обнаружила, что Роман в меру щедро оценил ее достоинства работника и обольстительной женщины, а также корректность поведения в сложной ситуации.

Ну что ж. Она вообще человек долга. Справится и с собственным отношением к нежеланному ребенку, раз не смогла убить его. Он никогда не узнает, что бывают другие дети – желанные. У него уже было имя – Антон.

Но судьба отблагодарила ее более щедро, чем Роман. Все изменилось в одну минуту, когда Вика вынырнула из боли и самого тяжкого напряжения за всю свою жизнь. Измученная, обессиленная, угнетенная сознанием, что с покоем покончено навсегда, она ждала в общей палате первого кормления. Всем приносили свертки с красными одинаковыми личиками. А у ее груди задышало, засопело солнышко. Малыш был рыжиком с золотистым пухом на круглой головке, упоительными сладкими глазками и светлой кожей, какие и могут быть только у рыжиков. Виктория всегда считала, что рыжеволосые люди отмечены как носители особого ума и характера. У Романа, кстати, темно-рыжая шевелюра. Только глаза у него карие. А у маленького Антона они со временем потеряли младенческую голубизну и стали ярко-зелеными.

Короче, Вика так долго готовилась к тому, чтобы скрывать свое равнодушие к нежеланному ребенку, затем, начитавшись всяких книг и статей в интернете, собралась скрывать свое непреодолимое обожание золотого чуда. И, наконец, решила: а пошли вы все. Буду любить, как получается, на всю катушку, и ни капельки не скрывать это ни от людей, ни от объекта, который кажется венцом нежности и прелести. Любовью можно испортить? Да ради бога. Это все, что она может сделать для того, кого хотела убить. Заодно узнаем, можно ли портить любовью.

А дальше все пошло, как и должно быть у человека, способного организовать себя и создать новый порядок после разрушения прежнего. Вместе со всем, что Виктория оставила в прошлом, в опечатанном архиве для технической памяти застыл такой экспонат, как ее смятение. А рядом ее жертвенное решение прожить оставшуюся жизнь в дискомфорте нелюбви, обрекая на такое прозябание и другое существо. Теперь все было на своих, качественно новых местах. И на двух главных они оба – Виктория, богатая своим приобретением и несомненным восторгом, несмотря на все сложности, и Антон, малыш-открытие, который уже приобретает важность и покой маминого баловня. Его душевный комфорт приносит плоды. Мальчик только учится ходить и говорить, а в его взгляде, во всем облике столько доверия и доброжелательности ко всем, совершенно чужим людям. Он хочет только дарить и получать подарки. Со временем станет ясно, хорошо ли это. Но Виктория убеждена в том, что детство ее сына должно быть чистой и золотой мелодией. Дальше будут трудности, наверное, но появятся и крепнущие силы.

Она сама легко устроилась на работу в конкурирующий глянцевый журнал. И оценила преимущества работы с главредом-женщиной, сухой и деловой, как титульный лист бизнес-плана. Виктория должна была просто хорошо работать, быть обязательной и нормально выглядеть. И никаких личных отношений, переживаний и потребности кому-то казаться обольстительной женщиной.