Клеймо дьявола - Серно Вольф - Страница 28

— Тогда я рекомендую вам настой липового цвета. Липовый цвет полезен при начинающейся простуде. Его бы надо называть «утоли-повый цвет», как я имею обыкновение говорить, ха-ха! Но лучше всего он действует в форме пилюль. Что предпочитаете, уважаемый магистр: вкус корицы, мяты или солодки?

— Ну, наверное, мяты.

Лапидиус не стал поучать аптекаря, что липовый цвет всему миру известен как прекрасное потогонное средство, и любая хозяйка держит в доме хотя бы пару унций. Марта тоже не была исключением, что уже пошло на пользу Фрее.

— Со вкусом мяты. Очень хорошо. Достаточно будет двух дюжин? Я приготовлю их быстро, не волнуйтесь.

— Э… да. Прекрасно.

На это Лапидиус не рассчитывал. Он полагал, что у Вайта уже есть готовые, а теперь волей-неволей придется сидеть и наблюдать весь процесс.

Аптекарь между тем уже начал отмерять маленькими весами измельченный в порошок липовый цвет. Эту массу он смешал со светлой глиной, душистыми веществами и капнул туда несколько капель масла, чтобы она стала мягкой. Проделывая все это, он болтал без умолку и комментировал каждый шажок. Под конец, добавив еще цветных спор какого-то растения, он сделал таинственное лицо.

Лапидиус пошел ему навстречу и спросил:

— А это что за блестящие ингредиенты?

— Ха-ха! Так я и думал, что вы захотите узнать. Однако каждый фармацевт имеет свои собственные рецепты, которые он ни за что не выдаст. И у меня есть секреты. Могу вам только сказать: пилюли творят чудеса! Есть у меня свояченица, которую в прошлом году душил кашель, месяцами. Ужасно это было, просто ужасно. И никто не мог ее вылечить, ни цирюльник, ни травница, ни медикус. В конце концов она пришла ко мне, и я посоветовал ей мои пилюли. Хорошо пропотеть еще никому не мешало. И что я вам скажу? Недели не прошло, как свояченица уже чувствовала себя что рыба в воде. Вот и спрашивается, а что же она не пришла сразу ко мне? Не хочется набиваться, но я всегда говорю: «Лучше спросить лишний раз, чем не спросить вовремя»…

— А что вы делаете сейчас?

Проворные пальцы Вайта раскатали тонкие длинные колбаски, которые он уложил поперек на ребристую дощечку. Заводя на нее резательную дощечку, он объявил:

— Видите, вот начальная форма пилюль и готова.

На самом деле, в этом процессе уже образовались несколько дюжин маленьких кубических комочков, которые Вайт проворно выбрал из бороздок.

— Могу заниматься этой работой часами и, чтобы отдать должное истине, делаю это часто. Разумеется, не только с липовым цветом. Чаще я перерабатываю мандрагору, шпанскую мушку и растертый в порошок козий рог, то есть aphrodisiacum, средство, возбуждающее половую деятельность сильного пола, ха-ха! Вы представить себе не можете, как трудно бывает подчас подступиться к этим субстанциям. Ну, соответственно я беру и плату. Поверьте, только такие богачи, как бургомистр, судья, господа советники, медикус и некоторые из крупных торговцев, могут себе позволить регулярно заказывать такие пилюли. Однако не поймите, что я утверждаю, будто они это делают, боже упаси! Ха-ха! А как у вас с этим, если позволено будет спросить? Вас это интересует? Могу сбавить вам в цене.

Лапидиус не ответил. Но его взгляд выразил все.

— Я только спросил! — Вайт разложил пилюли в формочку и принялся ладонью делать по ним вращательные движения. Таким образом возникли маленькие, круглые, на удивление ровные шарики.

Лапидиусу пришла в голову мысль. Если аптекарь не считал зазорным задавать ему бестактные вопросы, то и он может сделать то же самое.

— Действие этих дорогих пилюль ведь… э… деликатного свойства, — сказал он. — А случалось так, что вам приходилось самому относить их покупателю? Например, в вечерние часы?

Вайт, который собирался пересыпать шарики в установку для нанесения покрытий, остановился.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, это, по крайней мере, было бы объяснением, почему я не застал вас вечером пятнадцатого. К моему величайшему сожалению, должен добавить.

— Э… пятнадцатого? Ах да, конечно. В пятницу, ха-ха! Именно так оно и было.

Лапидиус подумал, что надо быть круглым дураком, чтобы не заметить: аптекарь врал. Может быть, он был у любовницы или в компании приятелей.

— А может, и в вечер накануне вы были заняты тем же?

Лапидиус имел в виду, что в ночь с четверга на пятницу произошло убийство Гунды Лёбезам. Вайт, конечно, не выглядел как убийца, но дьявол имеет много обличий, а мертвая пахла беленой, растением, которое он, без сомнения, продает. Аптекарь насыпал в устройство толченой мяты, закрыл его колпаком из самшитового дерева и начал производить круговые движения, чтобы частички мяты смешались с поверхностью шариков.

— Вечером накануне? Не помню. Вот ваши пилюли. Готово. — Он отсчитал две дюжины в баночку.

— Спасибо. Сколько я вам должен?

Вайт заломил непомерную цену, но Лапидиус заплатил, не моргнув глазом. Он взял баночку, поднялся — и тут же сел снова. Еще кое-что пришло ему на ум.

— Мне бы немного белены.

— Белены? — Вайт надул обвислые щеки. — Для чего?

— Мне надо немного.

— Количество зависит от того, на что вам надо.

— Разумеется, — его пробил пот, но он быстро взял себя в руки. — Ну, почему бы вам это и не сказать. Она мне нужна для молодой женщины, которая с недавних пор обитает под моей крышей. Об этом и без того уже говорит полгорода. Она нездорова. Я хочу ей помочь.

— Беленой? Это растение, которое называют также «чертов глаз», может отпускаться только в мизерных количествах. Тогда оно безобидное наркотическое средство. При больших дозах наступает смерть. Вам это известно?

— Да, разумеется.

— Хорошо. Я дам вам небольшую дозу. Вы сказали, женщина нездорова. Что с ней? Врач осмотрел ее?

— Ах, ничего серьезного. Полагаю, женские дела. Однако слишком обильно. Она говорит, привыкла к белене, та ей поможет. — Лапидиус очень надеялся, что его ложь не так явно написана на лице, как прежде у собеседника.

Вайт протянул ему с наперсток мелко помолотой белены.

— Фрея Зеклер зовут женщину, да? Я знаю ее. Она ведь торгует травами? Значит, могла к белене и привыкнуть. Больная может говорить?

— Она говорит мало. Сколько с меня за травку?

Вайт махнул рукой:

— Ничего. Но скажите женщине, что при ее самочувствии разговоры на пользу не идут.

Лапидиус кивнул и откланялся. Когда за ним захлопнулась дверь, у него было такое ощущение, что Вайт пристально смотрел ему вслед.

С двумя баночками в руках — одна для пилюль, другая для белены — Лапидиус шел размеренным шагом домой. Он посещал Вайта, чтобы вернуть ему аламбик, но втайне надеялся использовать эту оказию, чтобы что-нибудь еще выяснить. И теперь размышлял, насколько его надежда оправдалась. Аптекарь, без сомнения, человек примечательный. Человек с двумя лицами: с одной стороны, болтливый, беззаботный, даже простоватый, а с другой — умеющий владеть собой и всегда настороже. Метаморфоза — Лапидиус точно помнил — произошла, когда он спросил, был ли Вайт в вечер накануне убийства дома. Что он ответил? «Вечером накануне? Не помню» — и отдал ему пилюли. Как это человек прекрасно помнит, что делал в пятницу, и не знает, где был в четверг?

И еще какое-то несоответствие, которое он чувствовал, но не мог сформулировать. Он долго размышлял, и, наконец, вот оно! Под конец Вайт сказал: «Скажите женщине, что при ее самочувствии разговоры на пользу не идут». Это могло быть добрым советом, потому что любому больному много говорить не следует. А могло быть и совершенно противоположным — угрозой. Да, угрозой. А если это было так, то, возможно, Вайт боялся, что Фрея выболтает нечто, что может ему навредить? Ему и другим?

Постой-ка, был еще кто-то, кто выражался похоже. Горм, когда колол у него дрова. «Не хорошо говорить… для здоровья», — сказал тогда он.

Лапидиус остановился. Мысли бурлили в его голове. Вокруг Фреи повисла тайна; она пережила вещи, о которых могла вспомнить лишь отрывочно. Глаза, руки, голос и красный цвет играли при этом значительную роль. Весь вопрос в том, что произошло в эти провалы ее памяти? Бесчестный поступок, совершенный такими людьми, как Вайт?