Она за мной пришла (ЛП) - Пирон-Гельман Диана - Страница 3

   У нее вырвался безрадостный смешок. Единственное уцелевшее здание на всем участке оказалось винным магазином.

   — Вспомни о дьяволе, — пробормотала она себе под нос.

* * *

   Суриэль чувствовала, что замерзает.

   Точнее, чувствовало это тело, в котором она теперь обитала. Не могло не чувствовать, если уж быть совсем точной. Силы ее постепенно иссякали, а запасы истощились из-за того, что ей постоянно приходилось быть на три шага впереди Привязанных. Эти древние демоны сделали Лос-Анджелес своей игровой площадкой, и несчастье подстерегало любого освободившегося падшего, которому вздумалось бы пренебречь их мощью.

   Но ни Суриэль, ни та женщина-ребенок, бессознательное тело которой она заняла, не желали склоняться перед Властью.

Она пробралась через обломки, оставшиеся от тротуара, затем обогнула перевернутую машину. Улицы разрушенных районов были завалены мусором, покореженные металлические остовы возвышались среди груд камня и битого кирпича. В ярком лунном свете она увидела тень собственного отражения на выгнутой поверхности того, что некогда было крылом автомобиля. Заостренные черты, дыбом поставленные волосы, куча сережек в ухе и не сочетающаяся с обстановкой широкая усмешка, вызванная мыслью о собственном бесстрашии. Она почти семь недель противостояла Привязанным, а перед этим вынесла целую вечность в Аду. Она придумает, что делать дальше. Всевышний, который запер ее в темнице, владыки Ада, которым вздумалось превратить ее в послушное орудие, даже Денница, который сначала воодушевил, а потом покинул ее, — никто из них пока что не сумел уничтожить ее. Она поклялась, что это не удастся никому. Суриэль, вырвавшаяся из Бездны и впервые за тысячелетия обретшая свободу, чтобы вновь следовать своему священному призванию, не собиралась просто так отбросить эту неожиданную возможность.

   Но она чувствовала себя такой слабой. Она прислонилась к машине и сделала несколько глубоких вдохов, словно лишний кислород, попав в легкие тела-носителя, смог бы стать для нее подпиткой, в которой она так нуждалась. Из глубин недавно обретенной человеческой памяти всплыл образ — полоска белого порошка на стеклянной столешнице, пальцы вцепились в соломинку, все тело дрожит от предвкушения. Затем глубокий вдох, мелкие пылинки оседают где-то в носу, и ее накрывает волна удовольствия, такого же острого, как и нетерпение до этого. Суриэль до конца проследила гаснущее воспоминание, затем заставила себя вернуться к делам насущным. Ей нужно было найти верующего. Как можно скорее, до того, как она потратит всю энергию и не сможет больше прятаться от Привязанного. Отчаяние подбиралось к ней все ближе. Сейчас вокруг осталось не слишком много людей — большинство из тех, кто не погиб в землетрясении или последовавших за ним беспорядках, вскоре бежали в более дружелюбные места в поисках приюта. Могла ли она найти здесь хотя бы одну стоящую душу?

   Вспышка гнева заставила ее собраться с силами. Страху не было места в мыслях Убийцы, демона Седьмого Дома. Я прогоняю страхи прочь — или навеваю их, как того заслуживает умирающий. Где-то глубоко внутри гнев эхом отразился от того немногого, что осталось от души ее носителя. Рафаэлла Ли, Рейф, как ее звали на протяжении чуть ли не всех прожитых ею семнадцати лет, тоже ненавидела страх. Она злилась из-за того, что прожила такую короткую жизнь, что не способна была найти выход, но больше всего она злилась на саму себя за то, что считала себя слабой и никчемной. Сильный гнев, заключенный в столь слабой душе, и привлек к ней Суриэль.

   Но хватит тратить время зря. Суриэль расширила сознание так, чтобы охватить территорию, в пределах которой ее тело смогло бы передвигаться. Любой верующий, удаленный от нее на расстояние большее, чем могло пройти ее тело, с равным успехом мог находиться на луне. Улицы, и без того сильно пострадавшие во время землетрясения, окончательно пришли в негодность из-за последовавших затем пожаров и беспорядков, так что едва ли сегодня ей удастся проехаться на автобусе или такси. Нужно было идти пешком.

   Сначала она ощутила запах самого города, мертвый коричнево-черный запах, похожий на вонь обгорелой кости. Запах нес с собой привкус, тошнотворно-горький. Часть ее удивилась тому, как почти безграничное сознание демона преломляется через ограниченность органов чувств этой больной смертной девушки. Запах и вкус сейчас были ее путеводными нитями, частью единой физической реальности, в которой обитало сознание, некогда способное охватить множественные слои вселенной. От этой мысли ей захотелось плакать. Еще один плохой признак. Она только зря потратит силу, если позволит себе так быстро отвлечься от охоты.

Где он, тот запах, который она искала? За мертвящей вонью бетонных расщелин и асфальтовых проулков таился еще один запах, застарелый, тяжелый и болезненно-желтый. Запах отчаяния, горя, страха и гнева, настолько разбавленных безнадежностью, что от жизни там осталась лишь крохотная искорка. Наверное, так для Рейф пах бы Ад. Но сейчас запах исходил от жителей Лос-Анджелеса, согнувшихся под ужасным грузом собственного безразличия. Где-то в темноте таились и другие запахи и вкусы: едкая острота злости, пряная корица материнской любви, яркая зеленая резкость надежды. Но поблизости не оказалось ничего более-менее приличного. Рейф сморщила нос, почувствовав химическую горечь насосавшегося виски пьяницы за три квартала от нее, который во сне слышал голос давно умершей матери и созерцал ангельские сонмы. Swing low, sweet chariot / Coming for to carry me home^[5]. Покажи ему настоящего ангела, и он поверит, пусть лишь на мгновение. Этого ей как раз хватит, чтобы продержаться еще несколько часов, а затем память о чуде ускользнет из его пропитого мозга точно так же, как драгоценная реликвия выпадает из неловкой руки ребенка. Тогда она вернется к тому, с чего начала, и будет опять рыскать по улицам в поисках разбавленной человеческой веры.

   Она вздрогнула, затем заставила себя оторваться от машины. Где-то в городе должен быть вариант получше. Она устала подбирать крохи, устала существовать от одной охоты до другой. Пока что сойдет и пьяница. А затем она найдет что-нибудь поинтересней. Что-нибудь такое, что будет соответствовать силе и славе Ангела Смерти.

* * *

Горлышко бутылки, надежно завернутой в коричневый бумажный пакет, уютно устроилось у Линнеи в руке. Она до сих пор не верила, что купила выпивку. По крайней мере, ей хватило мозгов держаться подальше от дешевого пойла. Бутылка «Шивас»^[6] послужит ей не хуже, чем служила ее родителям, а потом не будет никакого похмелья. Если это «потом» наступит, но сейчас ей было плевать. К тому же была некая гармония в том, чтобы топить свои горести в отраве, которую так любили мамочка и папочка.

   Она споткнулась о трещину в бетоне и уперлась рукой в какой-то обломок, чтобы удержать равновесие. Рассмотрев его поближе, она решила, что это был кусок фасада здания. Он был грязно-белым и ноздреватым, с завитушками, в которых угадывались очертания геральдических лилий. Или, быть может, зазубренные края ангельских крыльев. Подумав об этом, она рассмеялась, и звук заметался бешеным эхом, отражаясь от теней.

   — Ты случайно не мой ангел-хранитель? Если так, то вот что я тебе скажу: ты опоздал. Ты так чертовски сильно опоздал, что тебя уволили.

   Господи, она уже вела себя как пьяная, а ведь бутылка еще даже не открыта. И место, где ее можно выпить, еще не найдено. Она узнает это место, как только увидит. Конечно же, где-то в зоне землетрясения. Эта территория была такой же, как она сама. Изувеченной, разбитой, вывернутой наизнанку, кровоточащей и обгорелой. Как и бутылка, царящая вокруг разруха странным образом успокаивала. Мир снаружи отражал мир внутри нее, и все было так, как должно быть.

   Под ногами что-то хрустнуло. Осколок стекла подмигнул ей в лунном свете. Она огляделась. Улицы и проулки, или то, что от них тут осталось, были усыпаны битым стеклом повсюду, куда падал взгляд. Наверное, так выглядели улицы после Хрустальной ночи, разве что на них не было оставшихся от некогда гордых небоскребов стальных конструкций, которые теперь возвышались на фоне неба инопланетными тропическими растениями. Впереди, почти в конце квартала, она увидела зияющую черноту большого провала. Придется смотреть, куда наступаешь. Не стоит падать в бетонную расщелину до того, как будет выпит хотя бы глоток.