Отверженный VIII: Шапка Мономаха (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 7

Однако включив ноутбук и зайдя на несколько поисковых сайтов, я понял, что мне не до поисков — из головы не выходила вторая половина разговора с Романовым. И больше всего меня мучил вопрос: зачем кесарь дал мне два дня на раздумья? Он сделал это явно не для того, чтобы я всё взвесил — Александр Петрович видел, что я сразу принял решение, и явно понял, что за два дня мнение не изменю.

Но тем не менее Романов настоял на этих двух днях. Зачем? Ответа на этот вопрос у меня не было, но сделал он это неспроста. Возможно, для того, чтобы я посоветовался с бабушкой. Но если так, то зачем он брал с меня слово никому не говорить о нашем разговоре? Или это была какая-то проверка? Если так, то было интересно: прошёл я её или нет.

Но даже если я и провалил все проверки, визит к Романову оказался весьма полезным — теперь я знал, что за меч лежит в подвале бабушкиного замка. Правда, до конца ещё не понимал, во что в итоге для меня выльется обладание этим мечом. Мальчишеский восторг от осознания, что владеешь Великим артефактом, сменился пониманием того, что в первую очередь — это огромная ответственность. Недостаточно иметь великий меч, надо совершать с его помощью великие поступки. От открывающихся перспектив захватывало дух. И становилось страшновато.

А ещё из разговора с кесарем я узнал, что совершенно не умею сдерживать эмоции, и это не радовало. Навык невозмутимости нужно было тренировать и тренировать. И не затягивать с этим делом.

Не известно, сколько времени я просидел в раздумьях, уставившись на окно поисковика — в реальность меня вернул стук в дверь. Пришла Айникки и сообщила, что Её Светлость готова меня принять, и я отправился к бабушке.

— Как всё прошло? — спросил я, едва войдя в кабинет.

— Даже и не знаю, — уклончиво ответила бабушка. — Печатей мы не нашли. Вообще ничего не нашли. С одной стороны, это хорошо, но с другой — ещё острее встаёт вопрос: для чего твою подругу сюда прислали?

— А где она сейчас?

— У себя в комнате. Не беспокой её. Девочке надо отдохнуть хотя бы час, а лучше два или три. Хоть мы и без ментального воздействия обошлись, дело это всё равно неприятное.

Я кивнул, давая понять, что не пойду к Миле, и задал ещё один вопрос:

— А не может быть так, что на ней какие-то совсем уж хитрые печати?

— Нет. Мы использовали очень сильные артефакты и заклинания. Я могу допустить вариант, при котором мы бы что-то нашли, но не смогли расшифровать. Но вообще не обнаружить печать, если она есть — в нашей ситуации невозможно. На твоей подруге однозначно ничего нет. И это очень странно.

— А почему ментальное воздействие не использовали?

— Не вижу смысла. Оно могло бы помочь лишь в одном случае — если эта девочка осознанно желает нам зла и скрывает это. Тогда мы бы вывели её на чистую воду. Но я чувствую, что зла она нам не желает.

— А если у неё есть какое-то задание, но она просто не помнит о нём?

— Скрытое задание, которое она должна выполнить, сама того не ведая? — уточнила бабушка. — Не думаю. С её памятью никто не работал. По крайней мере, последние год-два. Она всё помнит. Никаких скрытых слоёв памяти ментальное воздействие нам бы не открыло. Ну разве что я могла бы у неё спросить, любит ли она тебя; но я и без этого вижу, что любит. И сестру тоже — просила помочь с латвийским или немецким паспортом. В Англию собралась.

— И что Вы ей на это сказали?

— Правду.

— Какую?

— Я сказала ей, что сестру свою она не спасёт.

— Не думаю, что это остановит Милу, — предположил я.

— Почему? — удивилась бабушка. — Она выглядит довольно вменяемой и умной девушкой.

— Но она явно не будет просто так сидеть и ждать неизвестно чего.

— Ждать неизвестно чего — дело глупое и бесперспективное. Но совершать необдуманные поступки — ничем не лучше.

— И что нам тогда делать? — спросил я.

Княгиня Белозерская едва заметно улыбнулась и произнесла:

— Вариантов много, мой мальчик, но точно на этот вопрос я тебе отвечу, как только выясню, для чего её сюда прислали.

Сгусток огненной плазмы пролетел буквально в миллиметрах от моего лба, если бы не защита от магии огня, мне опалило бы всё лицо. Или это была не плазма, а кулак Милы, объятый пламенем — всё происходило слишком быстро, я не всегда успевал понять, чем и как она атакует. Даже наложив на себя все доступные мне заклятия ускорения, я двигался медленнее Милы. Ненамного, но всё же.

От следующего удара я увернуться уже не смог, он пришёлся мне прямо в лоб. От ожога и перелома черепа защита меня спасла, но на ногах я не удержался. Впрочем, падая, я смог вывернуться так, что следующие два сгустка плазмы ушли в пол, а не мне в корпус. Это позволило быстро встать и усилить защиту, что, к сожалению, отразилось на скорости — Мила стала двигаться ещё быстрее по отношению ко мне.

Надо было бросать все силы на ментальные атаки — от обычных Мила просто уворачивалась; за почти пять минут боя я по большому счёту не смог нанести ни одного нормального удара, в основном защищался. Переломить хоть поединка могла лишь ментальная магия, но для её полноценного использования нужно было хорошо сконцентрироваться, а постоянные удары Милы не давали мне этого сделать.

Нужно было перевести дух. После очередного довольно болезненного удара я упал на пол, перекатился на бок и ушёл в сдвиг. Оттуда увидел полупрозрачный силуэт Милы, которая озиралась, готовясь к тому, что я могу появиться с любой стороны. Отдышавшись, я отошёл от Милы метра на три и вышел из сдвига.

— Это что за номера? — возмущённо крикнула моя девушка. — Мы так не договаривались!

— Мы вообще про сдвиг не говорили, — возразил я.

Мила насупилась и в ту же секунду исчезла, и не успел я это толком осознать, как получил сильный удар по голове сзади. Эта девчонка ещё и уходить в сдвиг и выходить из него могла с такой же невероятной скоростью, с какой двигалась по арене. Но меня это уже мало волновало, я отдышался в сдвиге и теперь решил рискнуть — снял с себя все защиты, сконцентрировался и принялся накладывать на Милу сильнейшее ментальное заклятие оцепенения и ужаса.

Можно было не заставлять свою девушку испытывать ужас и наложить лишь заклятие оцепенения, но оно было слабее, а мне хотелось, чтобы наверняка. Мила сразу же изменилась в лице, она уставилась на меня не столько испуганным, сколько удивлённым взглядом и слегка дёрнулась. Затем ещё раз, а потом застыла. Я облегчённо выдохнул, подошёл к Миле, посмотрел ей в глаза, улыбнулся, погладил по щеке и негромко произнёс:

— Вот и всё.

Удар в солнечное сплетение был неожиданным, болезненным и очень сильным — без всякой магии, просто удар кулаком. Я невольно согнулся. Следующий удар по спине заставил меня рухнуть на колени. Прямо перед Милой. Это было фиаско — моё ментальное заклятие не сработало, Мила меня обманула.

— А вот теперь всё, — послышалось сверху.

«И теперь не всё», — подумал я и, не вставая, обеими руками схватил Милу за щиколотки.

Магия воды всегда давалась мне лучше других стихийных магий, это же касалось и одного из её основных разделов — магии льда. Я часто тренировал всевозможные заклятия на обледенение — ими чаще всего приходилось пользоваться. И они почти никогда не подводили.

Какие бы на Миле ни стояли защиты, прямое прикосновение рук мага, накладывающего заклятие, позволяло обойти основную их часть, а те, что не удалось обойти, стали намного слабее. Я крепко сжал щиколотки Милы, чтобы она не могла вырваться, и быстро начитал нужное заклинание.

Мои руки мгновенно покрыла изморозь, которая сразу же перешла на Милу, и буквально за пару секунд кристаллики льда покрыли всё тело моей девушки от ног до макушки и превратились в плотный ледовый панцирь. Поединок был окончен, и в этот раз ошибиться было невозможно — в отличие от оцепенения и ужаса, симулировать превращение в глыбу льда было невозможно.

— Только сейчас всё! — сказал я довольно громко, чтобы Мила смогла это расслышать сквозь лёд, подождал секунд двадцать, чтобы зафиксировать победу, и снял заклятие.