Леонхард фон Линдендорф 5 (СИ) - Корнеев Юрий - Страница 42

— Вы хотите им наши пушки продавать?

— Ну, не совсем наши. Вернее, наши, но не такие, как у нас. Простенькие, бронзовые. Мы ими итак уже торгуем, но теперь будем делать это на постоянной основе. Может и улучшения какие внесём, с калибром поиграем. Это я уже с Хайнцем обговорю.

— Да, если дело будет касаться пушек, то тут и король договор подписать не откажется.

— Вот, о чём я и говорю. А с ганзейцами надо что-то решать. Или договариваться, или воевать. Так оставлять это нельзя — в тайной войне они нас по любому переиграют. Опыта и возможностей у них намного больше. Лучше, конечно, договариваться, войну мы не вытянем.

— Надо бы ганзейцев чем-нибудь заинтересовать, только вот чем?

— Слушай, Гюнтер, ты же сам рассказывал, что ганзейцы очень тесно связаны с тевтонами?

— Ну, да. Немецкий орден Святой Марии по существу финансируется Ганзой. Да они у Ганзы вроде боевых псов.

— И что, им наше оружие не нужно? У них же вроде постоянные бодания с поляками и литовцами?

— От нашего оружия они не откажутся, но дороговато оно для них. По той цене, что мы в Кастилии торгуем, они не возьмут, а дешевле продавать уже нам не интересно.

— А ты свяжись с ганзейцами и пообещай им скидку для тевтонов. Якобы такие мы прям все патриоты и последнюю рубаху готовы для своих отдать. Думаю это их заинтересует. А ещё и наши пушки и аркебузы. Уж от этого тевтоны точно не откажутся.

Я же помню, что как раз в это время произошла какая-то непонятная история с объединением Польши и Литвы. Что-то там литовский князь Ягайло намудрил, кинув московского князя, и стал польским королём, объединив Польшу и Литву, после чего кисло стало и тевтонам и русским княжествам, включая Московское и Новгородское. (1)

1 — В 1384 г. Между Ягайло и Дмитрием Московским был заключён договор, по которому Ягайло брал в жёны дочь московского князя и подчинялся верховной власти великого московского князя и признавал православие государственной религией Литвы. Но через год от договора отказался и договорился о женитьбе на наследнице польской короны Ядвиге, на которой и женился в 1386 г., стал королем Польши и Великим князем Литвы одновременно, принял католичество и стал насаждать его в Литве. Объединенное Польско-Литовское государство стало основным игроком в Восточной Европе и всем его соседям стало очень грустно.

Если мы поддержим тевтонов и они навалятся на литовцев, то для Ягайло наступят тяжёлые времена и ему будет не до объединения с поляками. Особенно если это будет одной из причин этой войны. Надо подсказать ганзейцам, а они донесут до тевтонов, что это одно из основных условий при заключении мира или перемирия.

— И ещё: пообещай ганзейцам, что мы поможем тевтонам и своими войсками, если они надумают очистить от поляков побережье Балтики.

— А мы поможем?

— Почему нет? Если удастся отжать какой городок на польском побережье, то он нам точно не помешает. Может удастся вклиниться в торговлю с Русью и той же Польшей.

— Не плохо было бы, но воевать? Да ещё в союзе с тевтонами? Они же все фанатики.

— Да, ладно. Какие они, к чертям, фанатики? Я слышал, эти фанатики даже жён имеют, не официальных, конечно. Живут, так сказать, во грехе. Но детей своих признают. Откуда у монахов дети? А ты говоришь: фанатики. В бога они, конечно, верят, но как-то по особенному, по своему. Ну, так и мы такие же, так что споёмся.

Сейчас, кстати, в бога верят все. Атеистов нет. Но верят по разному. Одни спокойно и даже легкомысленно, по принципу: ну ты же простишь меня, господи, своё неразумное дитя, а то я тут нагрешил слегка. А другие истово и фанатично. До такой степени, что могут босым, в рванье, пройти пешком сотни километров, чтобы поклониться какой-нибудь щепке, якобы с креста, на котором распяли Христа, иль кусочке тряпки из плаща какого-нибудь святого. Так называемые поломники. По моему, слегка чокнутые, а некоторые и не слегка. Опасные люди, с такими лучше дела не иметь. Среди моего окружения таких нет, хотя в церковь по воскресеньям ходят все. Или в собор в городе, или в замковую небольшую церквушку, скорее, часовню. Я тоже об этом не забываю. И частенько заскакиваю туда не только по воскресеньям, но и в будние дни. Имидж преданного сына церкви надо поддерживать и с церковниками дружить. Это мне обходится, конечно, не дёшево, постоянно им денег подкидываю, но оно того стоит. Церковь меня всегда поддерживает и во всём помогает. Один отец Бенедикт для меня сделал столько, что и не сосчитать. С недавних пор я даже десятину церкви стал отдавать. Ну, теоретически. Сколько уж я там даю, десятую часть от дохода, сотую или даже тысячную, никто кроме меня и Гюнтера не знает и ревизоров в свои закрома я не пущу. Но декларирую именно так, что отдаю десятину. Пусть все меня считают слегка свихнувшимся на религии, мне не жалко. Зато относиться будут не так серьёзно и пакостить поменьше. Хотя, некоторые соседи, те же Берги, Клеве и архиепископ Кельнский, уже знают мою хватку и их не обманешь. Но и это тоже хорошо, хоть не лезут теперь. Да и помалкивают. Не будут же они трезвонить везде, что какой-то мелкий граф, помешанный на религии, накостылял им и обобрал? Чревато. А то соседи могут подумать, что если какая-то мелочь смог сделать это, то почему им, великим воинам, не откусить кусочек от владений этих неудачников?

— Ладно, Гюнтер, займись этим. Может и получится что. А пока будем жить спокойно, но по сторонам посматривая. Чтобы быть готовыми к разным пакостям от наших «друзей». Ирма, много подсылов крутится вокруг завода?

— Нет, совсем не много. Отучили. Но бывает, что и прихватываем кого. В основном ученики, которых их мастера посылают выведать заводские секреты. Таких даже не вешаем, выпорем как следует и отпускаем с предупреждением, что в следующий раз повесим. Но встречаются и настоящие злыдни, которых послали не выведать что-то, а именно напакостить, поджечь что-то или сломать. Таких, конечно, прикапываем.

— Как они умудряются к нам попасть? Ведь купцов в город не пускают?

— В основном с благородными. Они ведь путешествуют со свитами и не пустить в город их никак невозможно. Лишние скандалы нам не нужны. А так как в город грязнуль не пускают, то себя благородные приводят в порядок и едут развлекаться в город, а вот их свита остаётся за городской стеной и расползается по окрестностям. Некоторые просто лазят из любопытства, таких после проверки и предупреждения отпускаем, но встречаются и настоящие злыдни. С такими разговор короткий — после допроса прикапываем потихоньку.

— Интересно, какие такие развлечения они находят в Линдендорфе? Может я чего-то не знаю? Мне казалось, что у нас довольно скучный город. В Дуйсбурге ито веселей.

— Ну что ты Лео. Ты со своими мотаниями по морям отстаёшь от жизни. В Дуйсбурге веселее простолюдинам, а благородным как раз интереснее в Линдендорфе. Во-первых, наши трактиры не сравнить ни с какими другими — чистенько, скатерти на столах, цветы в вазах. И готовят замечательно и не очень дорого. По вечерам музыканты и певцы выступают. Во-вторых, наши девицы, из так называемых весёлых, тоже всегда чистенькие и проверенные лекарками. У нас ведь ими в основном солдаты пользуются, а если такая заразит чем солдата, то это уже расценивается как покушение на графскую власть и дорога после этого одна — на виселицу. Об этом все девицы знают и блюдут себя. В городе уже специальные лекарки появились, которые таким обследованием и занимаются.

— Венерологи средневековые, значит. А если больную чем обнаруживают?

— Лечат. На время лечения заниматься своим промыслом девкам не разрешают.

— Лечение дорогое?

— Да уж не дешёвое. Но девки его себе позволить могут. Стоят их услуги у нас в городе очень не дёшево. За год работы деревенские девки себе на хорошее приданное набирают.

— И их берут замуж?

— Конечно. Кто ж от красивой девки, да ещё и с приданным в звонкой монете откажется?

— Да, дела. А какие ещё развлечения есть у нас в городе?