Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 43

Орал в газетах он,

Что в Порт-Артуре он,

Так на параде он,

Ест русский круасан.

Что ест он и пьёт,

А круасан даёт

Под клюквою развесистой мужик.

Барон Такеда-сан

Потерял и честь, и срам.

Забыл про русский штык,

А штык бить супостата не отвык.

И бравый наш барон

Получил штык в афедрон.

Допрыгался наш бравый фанфарон.

Джентльменов пробило на ржач. Лондон от восторга даже кулаком по столу пристукивает. Джадсон утирает выступившие от хохота слёзы. Конан Дойл аплодирует, Черчилль усмехается, только Хорн кривится в какой-то кислой гримасе.

— Слова спиши, Николай Михалыч, — шепчет мне на ухо Гиляровкий, обнимая, — это же будет просто фурор. Вся Россия будет петь и хохотать.

— Прекрасное выступление, мистер Гордеев, — Хорн, пошатываясь, делает попытку подняться. — Но, мы сюда приехали ознакомится с боевым опытом вашего подразделения…

Откладываю гитару в сторону, опрокидываю в себя рюмку коньяка, памятуя прекрасный совет Шамхалова — чтобы не мучиться похмельем, заканчивать выпивку коньяком.

— Прошу, джентльмены. Всё, как говорят у нас в России, «na mazi».

[1] Канкрин имеет в виду повесть «Зов предков», на русский язык её переведут ещё только в 1905 году под названием «Дикая сила».

[2] В данном случае, один из самых фешенебельных ресторанов Москвы до 1917 года, открытый знаменитым бельгийским поваром Люсьеном Оливье, которому Россия обязана одноименным салатом

[3] «Хижина пота» (англ.)

[4] («Для меня ты самая красивая…»

Перед главной частью заставляю честную компанию выпить ещё раз, декламируя:

— Давай, дружок, на посошок!

«Pososhok» джентльменам заходит. Особенно достаётся Джеку Лондону — великий автор приключенческих романов и будущий создатель «Мартина Идена» еле стоит на ногах, но полон решимости посмотреть, как тренируется русская армия.

— Я должен это увидеть! — говорит он и тут же икает.

Папа Шерлока Холмса, будучи мужчиной крупным и, вдобавок, ирландцем по крови, лучше справляется с действием алкоголя. Однако и его выдаёт чуть покачивающаяся, похожая на морскую, походка.

Офицеры — и британец и американец — держатся бодрячком, чувствуется старая школа военных училищ, хотя буквально пару минут назад их нехило так штормило. Хорна, вообще думал — будет не поднять. А стоило ему лишь узнать, что его ждут дела, моментально очухался и стал трезв как стёклышко.

Профессионал, твою растудыть!

А Черчилль и вовсе выглядит так, словно не пил.

Он доверительно берёт меня за руку.

— Господин Гордеев, простите за бестактность, но я хотел бы задать вам один личный вопрос…

— Конечно, — благосклонно киваю я.

— Вы так уверенно меня опознали…

— Так вы всё-таки сэр Уинстон Черчилль? — перебиваю я.

— Да, но нахожусь тут инкогнито, и, надеюсь, оно не будет раскрыто до конца поездки. Скажите, вы видели мой портрет в газете?

С сомнением оглядываю его. На более привычных мне фотографиях будущий премьер-министр выглядел совершенно иначе: одутловатый, я бы даже сказал — обрюзгший мужчина с выпирающим брюхом и толстыми щеками. Сейчас он не такой: от былой юношеской стати (я видел его изображение времён молодости, когда он служил в гусарском полку и был поджарым и стройным) осталось немного, но сэру Уинстону ещё удаётся сохранять талию и причёску. Волосы он носит слегка зализанными назад, открывая высокий аристократический лоб.

— Не видел.

— Тогда… — он берёт долгую, почти театральную паузу, прежде чем продолжить:

— быть может вам довелось поучаствовать в бурской войне?

— Увы, ничего не могу сказать вам на сей счёт, — развожу руками.

— Вы связаны какой-то тайной? — допытывается Черчилль.

— Нет. Всё куда банальнее. Дело в том, что не так давно я получил серьёзное ранение. В итоге — амнезия, полная потеря памяти. Несмотря на лечение, она ко мне так и не вернулась…

Черчилля мой ответ как будто радует, с его души словно спадает тяжкий груз, а я вдруг — не знаю почему, но понимаю, что настоящий Гордеев действительно был на той войне, и что они с сэром Уинстоном каким-то образом пересекались во время боевых действий.

На секунду перед глазами возникает картина, подёрнутая дымкой: железнодорожные пути, мужчина в мундире цвета хаки, ползущий вдоль них, направленная на него винтовка и затравленный взгляд в ответ…

Твою дивизию! Это что получается — Гордеев ушёл добровольцем на англо-бурскую войну (в этом как раз нет ничего странного, симпатии русских были на стороне буров. К примеру, очень известный политик Гучков, создатель партии октябристов, тоже стал добровольно сражаться вместе с бурами против англичан) и умудрился взять в плен самого Черчилля?

А он хорош, этот настоящий Гордеев! Не просто офицер, а ещё и герой!

Вполне возможно, если бы не моё вселение в его тело, он бы погиб, а так, у нас с ним есть шанс исправить кое-что к лучшему в этом мире и в нашей стране!

Жаль, что его память не спешит приходить мне на помощь и лишь иногда, в очень редких случаях, даёт такие подсказки.

А может… Может мне всё это лишь показалось…

Стоит ли говорить сэру Уинстону, что я его таки узнал? Пожалуй, нет.

— Show must go on! — выпаливаю вдруг я, и Черчилль удивлённо моргает.

Мои бойцы заранее приготовили для почётных гостей что-то вроде помоста и навеса, на крышу которого уложили пучки соломы. Стулья тоже сколотили сами.

И теперь гости рассаживались как им было угодно.

Джек Лондон достаёт громоздкий фотоаппарат, устанавливает его на треноге. Остальные кладут перед собой блокноты и карандаши.

Я мысленно улыбаюсь про себя. Всё это время, пока ждали их приезда, бойцы усиленно готовились по тщательно разработанной программе. Её итогом должно было стать только одно — пшик, который увезут с собой иностранцы, вместо знаний.

— Что вы собираетесь нам показать? — наклоняется ко мне Джадсон.

— Строевую подготовку.

— Простите — что? — крутит головой американец.

— Обучения военнослужащих в системе боевой подготовки, имеющей целью выработки у них строевой выправки, подтянутости и выносливости, умение правильно и быстро выполнять команды, строевые приемы с оружием и без него, а также подготовка подразделений к слаженным действиям в различных строях, — скороговоркой тарабаню я. — Да не переживайте так, сейчас всё увидите своими глазами.

Для показа строевой я нарочно выбрал самых рослых парней из эскадрона и заставил их практически умирать на плацу. Зато сейчас будем пожинать богатый урожай наших усилий.

Сводным взводом командует Трубецкой и у него это лихо получается.

Маршируют парни просто на загляденье, сам король Фридрих Великий был бы в восторге от того, как высоко они задирают ноги в прусском парадном шаге, как нарядны их мундиры и начищены сапоги.

На иностранцев это производит большое впечатление, особенно на неизбалованного такими вещами Джадсона: у американцев со строевой как-то не очень, исторически не сложилось, зато они падки на шоу, а я постарался разыграть из нашего мини-парада маленький спектакль.

Приёмы с оружием и без, повороты на месте, повороты в движении, перестроения. В качестве финального аккорда — исполнение строевой песни. Солдаты орут так, что уши закладывает. Чую, не обошлось и без маленького «шаманства», кто-то из нашей нечисти помогает усилить впечатление.

Парни действуют как роботы, подбородки подняты вверх, в глазах только беспрекословное послушание. Всё это оказывает просто магическое действие на гостей, они следят как зачарованные и даже хлопают, когда сводный взвод покидает плац.

— Вторая часть подготовки нашего подразделения, — сообщаю я.

Приходит черёд казачков. Лукашины со станичниками вихрем проносятся на конях, показывают чудеса джигитовки — им бы в цирке выступать, а не перед иностранными шпионами, рубят на скаку заранее выставленные мишени, крутятся как заведённые, прыгают с коня на коня.