Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 39

— Этот рядовой — граф, господин Игнатьев? — снова поразился Хорн.

— Да, и я прекрасно знаком с его отцом. Его прадед был не только боевым генералом в войне двенадцатого года, но и министром финансов при Николае Первом.

— Вау, — только и смог выдавить из себя американец, тогда, как его английский коллега остался стоять с открытым ртом.

— Что ж вы замерли, джентльмены? — удивился Игнатьев[4]. — Как у нас говорят: solovjya basnjyami ne kormjyat. Располагайтесь.

Игнатьев повернулся к Канкрину и окликнул его:

— Господин вольноопределяющийся, помогите накрыть на стол.

Канкрин подошёл к Игнатьеву, как к старому знакомому, пожал руку. Оба тут же перешли на родной русский.

— Рад вас видеть, Алексей Алексеевич.

— Взаимно, друг мой. Станете писать отцу, передавайте от меня привет.

— Обязательно! Он будет рад.

Оба графа споро накрывали на стол: тарелки, приборы, судки со специями, и при этом успевали поддерживать вполне светскую беседу.

— А всё же, Алексей Алексеич, поделитесь, это такая специальная форма работы с иностранными военными наблюдателями — кормить их на убой?

Игнатьев рассмеялся:

— Просто надоели постоянно кислые физиономии от обслуживания в станционном буфете и проблемы с несварением заграничных желудков. Вот и решил взять дело в свои руки. Подобрал у вокзала брошенную чугунную плиту, собрал на паях компанию из нескольких генштабистов и сам встал к плите после окончания рабочего дня.

— Справляетесь? Не очень графское дело…

— Отчего же? Кухонному мастерству я обучался, почитай, с детских лет.

— Ах, да… ваш домашний повар — это же была живая легенда Петербурга.

— Александр Иваныч был учеником знаменитого в своё время на весь Петербург повара-китайца Чоу Вань Мэя. Он мне не раз говорил, что у меня с рождения кулинарный дар. Я частенько забегал ребёнком к нему на кухню, вот и выучился.

— Как же вы всё успеваете? — Канкрина просто распирало любопытство.

— Так я ж не один. Мне помогает Антошка, — Игнатьев кивнул на суетящегося у плиты рядового в переднике, — Представляете, наш бывший домашний поварёнок оказался здесь рядовым в 35-й дивизии. Я добился его откомандирования в моё распоряжение, и дела пошли в гору.

— Вы, Алексей Алексеич, прямо, как мой комэск.

— Гордеев? Доводилось слышать про его подвиги. Необычный человек.

— Это вы верно подметили.

— Вы же иностранцев к нему сопровождаете? — Игнатьев понизил голос.

Канкрин утвердительно кивнул.

— Учтите, гости непростые.

— Господа Хорн и Джадсон?

— Эти само собой, но их спутники журналисты гораздо интереснее.

Канкрин глянул на оживлённо беседующую по-английски штатскую троицу.

— Журналисты как журналисты.

— Не скажите, граф. Тот, что постарше — сэр Артур Конан Дойл. Представляет здесь «The Times».

Глаза Канкрина загорелись:

— Как? Тот самый автор Шерлока Холмса?

Игнатьев кивнул:

— Рыжеватый только значится по документам, как Джон Джером. На само деле, это Уинстон Черчилль, восьмой герцог Мальборо, член Палаты Общин, писатель, журналист и герой недавней войны с бурами.

— А почему не под своим именем?

— Джером — фамилия его матери, американки. Сэр Уинстон, видимо, не хочет привлекать к себе большого внимания. Он представляет здесь «The Morning Post».

— Интересная парочка, — покачал головой Канкрин.

— Третий — не хуже Американский писатель Джек Лондон. Его ангажировал газетный трест Хёрста.

Канкрин с трудом сдержался, чтобы не присвистнуть. Ну и компанию ему предстоит доставить в их отдельный эскадрон специального назначения. Командир, как в воду глядел, когда ставил ему и Горощени задачу.

Трое британцев и двое американцев застучали ложками в тарелках.

В «игнатьевскую столовку» зашёл Горощеня. Присел рядом с Канкриным, который уже наворачивал куриный супчик.

Хозяин столовой глянул на него, хмыкнул и поставил перед великаном тарелку с двойной порцией. А затем наклонился и прошептал почти в ухо.

— Ты, братец, только до смерти их не заводи, а то мне за них отвечать ещё. Да и люди они, не самые распоследние.

— Нешто я не понимаю, вашбродь, — тихо прогудел в ответ Лихо, — да и от командира приказа не было.

После обильного, а главное — вкусного завтрака, сытые и довольные иностранные наблюдатели и журналисты рассаживались по повозкам.

Ярко светило августовское солнышко. Вокруг кипела жизнь прифронтового Ляояна.

Небольшой караван из трёх повозок тронулся в свою «одиссею».

Город остался позади.

Мистер Джером, он же сэр Уинстон Черчилль развернул на коленях карту и ткнул карандашом в Ляоян, прочертив небольшой отрезок до вычерченной разноцветными карандашами линии фронта.

— Судя по карте, тащиться нам с полтора десятка миль. Полтора-два часа — и мы на месте.

Дорога тянулась, извивалась меж полей. На солнце начали накатывать тучки. Потянуло холодком.

Странная дремота навалилась на иностранцев. Веки словно налились свинцом, а на глазные яблоки будто насыпали песка. Неудержимо тянуло закрыть глаза, чтобы хоть как-то облегчить своё состояние.

Не тянуло в сон только одноглазого великана, ехавшего на телеге с багажом иностранцев, вольноопределяющегося Канкрина, да китайцев-возничих.

Поля заволокло туманом. Белёсые слои ползли со всех сторон, укутывая дорогу в плотную вату, в которой тонул свет, тонули звуки.

«Как в молоке едем», — подумал граф-рядовой и оглянулся на своего товарища.

Лихо перехватил взгляд боевого товарища и подмигнул своим единственным глазом.

Канкрин взглянул на карманные часы. Они ехали уже час, и при обычных раскладах должны были уже подъезжать к расположению.

Неожиданно переднее колесо второй повозки, перевозившей журналистов, издало хруст и отвалилось от оси. Повозка опасно накренилась.

Джек Лондон еле успел соскочить на землю, чтобы не упасть, и подхватил накренившуюся повозку, не давая ей опрокинуться.

Конан Дойл и Черчилль сбросили с себя тенета сна и тоже поспешили покинуть ставшее опасным средство своего передвижения.

Передней повозке с Хорном, Джадсоном и Канкриным и телеге с пожитками путешественников, где ехал Горощеня, тоже пришлось остановиться.

Китайские возницы сгрудились вокруг пострадавшего колеса, что-то стрекотали на своём, бурно жестикулируя.

— О чём они толкуют, граф? — обратился по-английски майор Хорн к Канкрину.

Вольноопределяющийся пожал плечами.

— Я не знаю китайского, сэр. Полагаю, обсуждают перспективы ремонта.

— А можно всё-таки как-то их расспросить? Для нас это важно…

— Попытаюсь что-то сделать.

Канкрин подошёл к трём китайцам и вступил с ними в бурную дискуссию, состоявшую, в основном из красноречивых жестов и повторений по несколько раз одних и тех же русских фраз, воздеваний рук к хмурому небу, отрицательных качаний раскосыми лицами и цоканием языками.

С неба начал накрапывать мелкий дождик, будто не август на дворе, а, прости господи, конец сентября.

Военные наблюдатели и журналисты ежились, кутаясь в одежду от слишком уж свежего ветерка. Один только Джек Лондон, похоже, получал от происходящего какое-то удовольствие — крутился вокруг китайцев, то и дело делая фотографические снимки

— Говорят, треснула ось — нужно менять. А колесо слетело — вывалилась чека, — пояснил Канкрин, вернувшись к путешественникам.

— Сколько займёт ремонт?

— Вставить чеку недолго. А вот заменить ось… Нужна подходящая жердина.

— Можно укрепить ось верёвками. Передайте им, мы готовы заплатить за скорейший ремонт, — Хорн достал несколько серебряных гонконгских долларов и протянул пару монет графу.

— Воля ваша, джентльмены.

Канкрин вернулся к китайцам, снова пошла разноязыкая дискуссия с бурной жестикуляцией. Наконец, китайцы закивали мелко, сгрудились вокруг повозки, завозились.

На ремонт ушло около четверти часа. Наконец все три повозки со своими пассажирами и возницами вновь тронулись в путь.