Сказание о Синей птице - Цююань Ли - Страница 19

Несколько лет назад из-за неотложных дел в университете я покинул берег реки Тумэньцзян. Вклад моей жены Цзян Хуэй в исследования был гораздо значительнее. Она неоднократно жаловалась на «аборигенов» старейшинам, что принесло ей больше вреда, чем пользы… Старший хранитель «Долгой песни» Ая очень уважал Цзян Хуэй. Он втайне позволил ей записать песню для научных целей. Моей жене понадобилось три года, чтобы перевести записанное, но закончить работу она не успела: старейшина муя, прознав обо всем, потребовал отдать все записи песни, пригрозив в случае отказа серьезно наказать Ая. Цзян Хуэй подчинилась. В этот же период я сопровождал Му Фэна в Тумэне, будучи его научным руководителем в аспирантуре. Он тайно скопировал текст песни, но только лишь первую страницу, остальной текст Цзян Хуэй отдала старейшине. Ая по необъяснимым причинам тяжело заболел и вскоре скончался. На его похоронах старейшина при всем народе муя сжег записи песни…

Я вернулся из Тумэня с Му Фэном, а потом поехал забирать оттуда супругу. По возвращении у нас появились симптомы отравления. Ая, хранитель песни, когда-то дал моей жене противоядие. Она разделила снадобье на равные порции, и мы оба его выпили. Я довольно быстро выздоровел, а жене становилось все хуже и хуже. Только тогда я понял, что противоядие было рассчитано на одного человека, а Цзян Хуэй воспользовалась моим незнанием и отдала мне всю дозу снадобья… – Господин Цю опустил голову, голос его стал еле слышен.

– Мне так жаль… – Я коснулась его холодных рук и крепко их сжала.

– Ланьсинь, причина, по которой я все это рассказал, в том, чтобы еще раз предупредить тебя. В культуре народа муя слишком много неразгаданных тайн, и тот, кто раскроет их, будет проклят, как случается с теми, кто смеет тревожить гробницы фараонов.

Господин Цю устало прикрыл глаза.

– Профессор, а вам доводилось слышать песню муя? – сменила я тему.

– Доводилось.

– А вы ее помните?

Он открыл глаза и спокойно на меня посмотрел:

– Ланьсинь, прекрати расспросы. Я не желаю более вспоминать о муя. И восхищаюсь предусмотрительностью твоей матери. Самое правильное – держаться подальше от любых исследований этого народа. Если бы я только мог, я бы никогда не позволил Цзян Хуэй изучать муя… Люди не могут контролировать собственные злодеяния, они кровью платят за кровь, и кровь убитых за все тысячелетия в итоге ложится бременем на весь мир. Никто не сможет спасти мир от гибели. Наступают последние дни! Цени настоящее! – Говоря это, профессор воззрился на меня широко распахнутыми глазами.

На несколько дней я замкнулась в себе. В мыслях царила полная неразбериха, а я все не оставляла попыток во всем разобраться. Что же мне делать?

– Алло, с тобой все в порядке? – позвонил Му Фэн.

– Все отлично.

– Ты ездила к господину Цю?

– Да.

– Он… Встреча прошла нормально?

– Ага. Он сказал, что раньше знал меня, они работали вместе с моим отцом. – Голова слегка закружилась.

– Твой отец и господин Цю?.. Ты дочь Сюэ Сюя?

– Да.

– Почему ты мне ничего об этом не говорила?

– А должна была? Ты меня не спрашивал. – Я только сейчас поняла, что мы с ним вдруг перешли на «ты».

– У меня есть фотография с твоим отцом.

– Хочу на нее посмотреть!

И вот я снова была в студии Му Фэна. Он достал несколько фотографий, на которых они с моим отцом позировали на берегу реки Тумэньцзян. Отец – худой, с умным взглядом – нежно улыбался мне со снимка. Слезы навернулись на глаза. Отец на фото и тот образ, который я бережно хранила в сердце, как же они отличаются от человека, которого я видела в Тумэне.

– Более десяти лет назад, когда я был аспирантом, мы с господином Цю отправились в Тумэнь. В то время Сюэ Сюй проводил там свои исследования. И твоя мать тоже там была. Несмотря на то что она покинула исследовательскую группу, коллеги всегда тепло о ней отзывались, восхваляя ее талант.

– Она была хорошим ученым?

– Похоже, что да. Она в одиночку перенесла много трудностей. Но… никто и не догадывался, насколько глубоко зашли ее исследования, ведь она уничтожила все материалы. Собственно, именно по этой причине твоя мать была вынуждена покинуть университет.

– Вынуждена?..

– Да. Она не стала ничего объяснять и оправдываться, поэтому просто ушла из археологии и хранит молчание до сих пор.

Я глубоко вздохнула, потирая виски. Сердце колотилось в груди, пробуждая беспокойство.

– Загадка муя – тайна тайн для археологической науки. Кажется, существует некая мощная сила, контролирующая все вокруг. Люди, попадавшие под влияние этой силы, или пропадали без вести, или погибали, или же удалялись от мира.

– Господин Цю рассказал мне о произошедшем с его женой в Тумэне. По его словам, проклятие тайны муя подобно проклятию фараонов: всякий, кто посягнет на нее, впоследствии сильно об этом пожалеет. Да и вообще конец света уже близок.

– Ах эти вечные панические разговоры о конце света…

– Большинство людей, на самом деле, не поддаются панике, так как не могут представить себе наступление конца всего. – Я в задумчивости нахмурилась, мне вдруг вспомнилась «гиблая земля». – Но я… я видела такое…

– Если бы тебе оставалось жить всего один день, что бы ты сделала?

– Даже не знаю. Быть может, как и сейчас, постаралась бы поступить правильно… А ты?

Му Фэн усмехнулся:

– Я вспомнил песню «Последний день жизни».

Он достал диск и вставил его в магнитофон. В студии заиграла музыка, похожая на нежный шум ветра.

Я удивилась и открыла коробку от диска, чтобы прочитать слова песни.

– Красивая мелодия, правда?

Я опустила голову, не зная, что ответить, и упорно читала текст песни, потому что слышала мелодию, похожую на свист ветра.

– «Если мне останется жить один день, я скажу младшим братьям, что горжусь ими; скажу родителям, что люблю их, скажу друзьям, что нам не нужны лишние слова…» – шепотом прочитала я.

– «С дорогим мне человеком я отправлюсь на берег моря. Смотря, как солнце сияет в морской глади, закурю последнюю сигарету… Благодарю за все, что у меня есть…» – с улыбкой продолжил читать Му Фэн.

Мы оба замолчали.

Он медленно открыл окно, выходящее на море. Я подошла к нему и тихонько смотрела, как за окном золотое солнце отражается в морской глади, спокойной и равнодушной.

– Му Фэн, я по-прежнему хочу знать, кто же я. Интуиция подсказывает, что настоящая «я» скрыта за тайной муя. Она здесь, где-то рядом, я чувствую ее присутствие, но… не могу прикоснуться. Она непрерывно общается со мной, говорит, что я пришла в этот мир с особой миссией и что должна довести все до конца…

– Миссия?

– Да. Тесно связанная с муя.

– Тайна муя всегда была под запретом для археологов. Господин Цю прав, она похожа на проклятие фараонов, что несет беду всякому, кто нарушит запрет. Тебе не страшно?

– Страшно… но я должна двигаться дальше. Даже если мне остался один день, я отказываюсь сдаваться.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Му Фэн, ты видел молитвенную церемонию муя на берегу реки? – поинтересовалась я.

– Да, народ муя молится о приходе снежного посланника. Они ждали его тысячу лет, надеясь, что снежный вестник вернет их на родину.

– Если скажу, что посланник из Долины Снегов – это я, ты мне поверишь? – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Отец однажды нашел деревянную шкатулку в потайной комнате храма на берегу реки Тумэньцзян. На дне этой шкатулки был оракул Энигмы, и только старейшина муя и посланник из Долины Снегов могут его прочесть. Я смогла… «Внимай словам бога Энигмы: когда свет и аромат Энигмы воссоединятся, посланник из Долины Снегов пройдет по гиблой земле и обретет в поднебесном мире величайшую славу». Мое имя было в оракуле, – медленно проговорила я.

Потрясенный Му Фэн не мог вымолвить ни слова.

– «Сюэ» и «снег» – омофоны, иероглифы «Лань» и «синь» означают «принцесса Ланьжэ, аромат Энигмы». Невероятно, правда? – Я еле заметно улыбнулась.