И один в поле берс (СИ) - Гришанин Дмитрий - Страница 7

Глава 6

Следующая деревня встретила нас привычным разгромом разоренных тварями изнанки крестьянских избушек, и логовом стража под уличным сортиром, в ближайшей к оскверненному алтарю выгребной яме.

Уже имея за плечами солидный опыт нейтрализации тараканоподобного ыыбжа, мы с Заразой на этот раз основательно подготовились к схватке со стражем. Своим многофункциональным языком пит скоренько надергал из окрестных заборов все самые толстые и крепкие колья, я их заточил топором, и вдвоем мы их врыли в землю на пути вероятного рывка ыыбжа.

Дальше последовала стандартная провокация стража ударом топора по защитной пелене вокруг алтаря. И, предсказуемый, как электричка в метро, очередной гигантский таракан по кратчайшей прямой рванул наказывать возмутителей спокойствия.

Ыыбж с разгона, в фирменном стиле тараканоподобных великанов, картинно протаранил лобешником забор. А вот дальше бедолагу ждал весьма неприятный сюрприз в виде двух десятков торчащих поперек его бега кольев. Грамотное распределение которых, с учетом предыдущего опыта зарытых под различными углами, позволило в этот раз надежно загарпунить шестилапого «рысака» аж четырьмя заточками, с разных сторон одновременно заехавших стражу под эластичную чешую относительно мягкого подбрюшья.

Оказавшийся в моменте буквально распятым на кольях ыыбж, разумеется, не успел увернуться от таранного бокового удара Заразы. И, кроме уже ломающихся под его массой деревяшек, страж локации намертво был пришпилен к месту рогами грома-быка. Ну а далее, разумеется, уже в моем исполнении, последовало два неотразимых удара топором, с подскоком, из шестой, самой убойной на текущей момент, стойки техники Изумрудного берса, превратившие в месиво из костей, кровавой слизи и мозгов оба выпуклых фасеточных глаза монстра. И все закономерно закончилось летальным исходом забившегося в агонии стража.

На этот раз долго пировать над трупом стража Заразе я не позволил — ибо ничтожный выхлоп с очередного ыыбжа стопудово не стоил времени, необходимого питу, для разбивания копытами рогового панциря стража. В ставшее доступным на освобожденном алтаре хранилище я заскочил буквально на считанные минуты, освежиться в Омуте силы и, вызвав перед глазами Статус, удостовериться в пополнении Запасы живы очередным стотысячным траншем от системы за отвоеванный у тварей алтарь.

Вернувшись из хранилища обратно на пустынную деревенскую улицу, я тут же оседлал питомца и приказал Заразе выдвигаться к последней нашей деревне, дабы за первый день квеста полностью очистить от тварей родовые земли вотчины Савельевых.

Растянувшийся на очередные пару часов переход (сопровождавшийся, разумеется, беспрерывным геноцидом расплодившегося на наших землях молодняка злобных порождений Изнанки) завершился уже под вечер. Частокол вокруг четвертой деревни мы с Заразой узрели уже в сгущающихся сумерках. Но даже скудного закатного света оказалось более чем достаточно, чтобы заметить разительное отличие данного населенного пункта от трех предыдущих.

Развевающиеся на ветру махры, мотающиеся вокруг бревен на местах проломов в частоколе, бросились мне в глаза еще сотни за две метров от деревни. Когда же мы приблизились вплотную к ближайшей дыре в частоколе, я разглядел, что «махры» в действительности — это ошметки паутины, и все внутреннее пространство деревни в периметре частокола (вид на которое открылся через выломанную тварями изнанки дыру) было плотно затянуто белесой паутины, слоев которой там внутри было просто несметное количество.

— Здравствуй, жопа, новый год, — обреченно выдохнул я, в неспешно сгущающуюся паутинную мглу за заборчиком.

— Мууу?.. — оживился внизу любознательный пит.

— Это долго объяснять… Там, короче, игра слов. По-латински год звучит, как по-английски задний проход. Отсюда и прикол этот зародился…

— Мууу?..

— Да языки это — латинский и английский.

— Мууу?..

— И у меня тоже один язык. А это другие языки, ими не едят, на них говорят.

— Мууу?..

— Да задрал ты меня, Зараза! Как я тебе эту хрень покажу⁈

— Мууу!..

— Хрена се! А еще раз так можешь?

— Мууу!.. — пит снова мазанул своим длиннющим язычищем по паутине в дыре и, играючи цапнув очередной клок белесой «ваты», тоже затащил его в рот.

— Че? В натуре? Ты жрать это можешь?

— Мууу!..

— И тебе что ли нравится?

— Мууу!..

— Ну тогда, брателло, как говорится: ни в чем себе не отказывай!

— Мууу!.. — чрезвычайно довольный моим поощрением Зараза цапнул через прореху в частоколе очередную порцию паутины, сунул ее в рот, и тут же выстрелил в белесое марево паутины за забором своим слюнявым «ковшом» за добавкой…

— Да ты не стесняйся, дружище, заходя внутрь и вращай коромыслом своим, как пропеллером, во все стороны, — стал напутствовать я своего вечно голодного проглота с верхотуры. — А то ведь паутина эта — она ж только с виду объемная. Кажется, что до фигищи за раз черпаешь, а, по натури, на языке лишь тонкая пленка вкусняшки оседает. Потому, надо разом со всех сторон ее подсекать… Вот-вот, именно так. Видишь, совсем другое дело! Скажи?

— Мууу!..

— Конечно, му, брателло. Ты слушай хозяина-то. Хозяин у тебя пипец какой ушлый, фигни не посоветует.

— Мууу!..

— Да ты не отвлекайся, Зараза. Кушай дорогой, кушай!..

Понукаемый моими мотивирующими речами, переступивший границу деревни пит стал энергично вращать во все стороны двухметровым языком, легко вырывая из плотной паутинной стены солидные клочья, пихая их в рот и тут же, не жуя практически, глотая добычу…

Благодаря стараниям рогатого обжоры, уже через минуту возле запустившего нас внутрь пролома в частоколе образовалась полностью освобожденная от паутины площадка примерно в сотню квадратных метров. Еще через пару минут грома-бык, слизывающий паутину, как рассветный луч клубы утреннего тумана, добрался до первой крестьянской избы, оказавшейся затянутой белесым сумраком непроглядных тенет в разы плотнее даже, чем пустынные уличные заросли. И здесь нас впервые атаковали паукообразнае твари изнанки, устроившие из мирной крестьянской деревушки этот гребаный непролазный паутинник.

К счастью, мой замечательный топор, как тут же выяснилось, легко прожигая своим изумрудным пламенем стену паутины, запросто разил набегающих тварей на расстоянии. А развитое в вечном полумраке Изнанки сумеречное зрение, вкупе с неслабо уже прокаченной Интуицией, помогали мне, реагируя на предчувствие опасности, различать тени набегающих шестилапых врагов даже в укутанных сумраком паутинных зарослях, и вовремя швырять наперехват тварям свой ни разу не простой топор.

Увы, в одиночку поразить весь метнувшийся на нас из дома паучий выводок (а в крестьянских избах, как позже выяснилось, захватившие деревню паукообразные твари изнанки устроило что-то типа своих семейных логовищ) на дистанции, с текущей скоростью метания топора, я оказался не в силах. И добрая половина здоровенных пауков (каждый с кошку размером) добрались-таки до нас с питом. Вернее, добрались они все, разумеется, до стоящего на земле Заразы. Дотянуться же до меня на высокой спине питомца ни у кого из них уже не вышло. Потому как толстая роговая чешуя на ногах грома-быка стадии короля оказалась не по зубам их ядовитым жвалам, а вот могучие копыта пита крушили их хитиновые панцири, как гнилые орехи. Как следствие, Зараза играючи растоптал всех добежавших до него пауков, не переставая, при этом, ни на миг срывать языком пласты паутины и отправлять их в свою ненасытную пасть… Образовавшуюся же у него под ногами в конечном итоге черную кровавую жижу, после расплющивания копытами пауков, он тоже пару раз, походя, лизнул языком. Но, то ли вкус паучьей плоти Заразе пришелся не по нутру, то ли окружающая паутина была куда как вкуснее, бросив раздавленную паучатину практически нетронутой, пит зашагал дальше по деревенской улице, вновь сосредоточившись на слизывании языком со всех сторон подрезаемых то здесь, то там клоков паутины.