И один в поле берс (СИ) - Гришанин Дмитрий - Страница 18

— Ах ты ж, морда рогатая!.. — забывшись от ярости, я дернулся, намереваясь сбежать с арены в загон, чтоб хорошенько настучать там по пустой рогатой башке кое-кого.

И вдруг… Обнаружил себя подскочившем на впечатляющую высоту, с которой оставшаяся внизу изумрудная арена показалась не больше метрового круга… Похоже, пребывая в стойке непокорной техники, в этот раз на эмоциях я оттолкнулся от арены как-то по-особому, и Рывок батута сработал, наконец, как часы.

— Ну слава Единому, свершилось, — донесся снизу усталый голос Психа.

— Му?..

— Конечно, лишь благодаря тебе, мой могучий друг! — игноря опустившегося на песок меня (я ж, как вкопанный, встал четко на оба носка и даже не пошатнулся), крикнул невидимому Заразе Псих.

— Вообще-то, можно было б и похвалить, — проворчал я. — Хотя бы за упорство.

— Иди уже отсюда, упорный! — взорвался в очередной вспышке гнева наставник. — Глаза мои больше на тебя не глядят!

— Муууу!.. — вторил психу из загона предатель-питомец.

— Спелись суки, — тяжко вздохнул я, и пожелал вместе с питом покинуть хранилище…

Глава 13

Огромная кровать моей спальни натурально ходила ходуном под нашими разгоряченными телами. Ну ладно я (с давно перевалившей за двадцатку Выносливостью, мне этот непрерывный час пастельной акробатики был, что слону дробина), но как заданный мною уморительный темп все время безостановочно выдерживала Василиса? — вот хоть убивайте, но у меня не было ответа на этот вопрос.

— Быст-ре-е, ба-рин! Е-ще быст-ре-е!.. ААА!.. О Единый, как же мне хорошо! — в очередной раз кончив подо мной, девушка после секундной передышки вновь с неистовой силой прижалась ко мне. И в дополнение к обхватившим мою спину рукам, снова добавились опустившиеся мне на ягодицы пяточки, и неуемная подруга стала поддавливать ногами в так и без того энергичных моих движений, вынуждая и дальше вбивать ее хрупкое тело в нешуточных размеров яму, образовавшуюся за время долгого секса под нами на горе пуховых перин.

— Ты не ус-та-ла⁈ — пропыхтел я, бог весть в какой раз, бурно извергаясь в ее жаркое лоно серией яростных толчков.

— Ну что вы, ба-рин! Как мож-но⁈ — откликнулась Василиса, закатывая глаза, в преддверии очередного подкрадывающегося оргазма. — Вы толь-ко не ос-та-на-ААА!..

— Про-сил же: на ты!

— Да, барин… Ах… ах… ах… Как же мне хо-ро-шо!..

Наше бурное соитие происходило, разумеется, в родовом доме Савельевых, куда я решил наведаться через неделю с начала исполнения квеста, чтобы чутка передохнуть и выпустить пар.

Кроме накопившейся за неделю моральной и физической усталости, для визита в отчий дом накануне у меня появился и законный основательный повод. Благодаря сбору мутагена, и ежедневному исполнению через это дело от тридцати до сорока частных заданий, приток живы в мой Запас(как и обещал ушлый союзник — граф) подскочил в несколько раз, и вчера в полдень объем живы в Запасе перевалил ключевой рубеж в десять миллионов. И уже ночью (после освобождения последнего за день алтаря), когда укладывался на боковую в хранилище, ожидаемо, мне прилетел системный запрос с предложением апгрейда до седьмого уровня. Я, разумеется, согласился. И вуаля — появился законный повод для триумфального возвращения в отчий дом…

Кстати, на обратном пути я невольно отметил ряд позитивных изменений, за короткий срок случившихся на отбитых у выходцев с Изнанки землях. Во-первых, существенно (буквально в разы) снизилось поголовье затаившегося в подземных норах тварей изнанки — хотя я, разумеется, нацелившись наполнить мутагеном очередной контейнер, выбрал для возвращения домой новый, еще не хоженый нами, маршрут. Причем, чем ближе мы с Заразой приближались к вотчине рода Савельевых (земли которой я освободил в первую очередь), тем меньше окрестных тварей откликалось на Манок пита. А на последним поле, перед частоколом родного села Савельевки, и вовсе из-под земли не показалось ни одной зубастой хари. Во-вторых, в деревнях и селах, попадающихся нам на пути, я стал замечать признаки возвращения к брошенному жилью крестьян. Где-то раздавались глухие удары плотницких топоров, где-то звонкие — кузнечного молота о наковальню. А в деревушках близ границы родовых земель услышал даже рев недоенной скотины. В-третьих, апофеозом всех вышеозначенных наблюдений стал встретивший меня глухой, отремонтированный частокол вокруг Савельевки. И мне пришлось потом реально уговаривать запершихся за глухими тяжелыми воротами стражников, чтобы утомившихся путников пустили наконец в село, освобожденное, к слову, нами же от тварей всего неделю назад… Это все я к тому, что жизнь, казалось бы, на корню изведенная в землях, захваченных выходцами с Изнанки, после освобождения мною алтарей Единого, начинала постепенно как-то сама собой восстанавливаться на окружающих их территориях.

Увы, никого из знакомых в карауле при вратах не оказалось, и одними уговорами прийти к консенсусу с охраной села мне не удалось. До заикания шокированные видом кровожадно скалящегося снаружи грома-быка стадии король служивые напрочь отказывались включать голову (ведь стоило мне отдать приказ своему рогатому тарану, и от преградивших нам путь ворот осталась бы лишь груда поломанных досок) и впускать нас внутрь… Разумеется, рушить недавно отремонтированный заборчик я не стал, а поступил проще и элегантней: скастовав стойку Рывка батута, попросту перемахнул ворота семиметровым прыжком. И, опускаясь уже на той стороне, призвал в руку топор и, в падении, напополам разворотил лихим ударом удерживающий створки дубовый брус.

Прыснувшая тут же в стороны стража по изумрудной вспышке в момент удара топором мгновенно признала вернувшегося из похода молодого барина, и больше нам с Заразой препятствий на дальнейшем пути не чинила.

Благополучно миновав село, мы знакомой тропкой поднялись на горку и, осыпая желтую осеннюю листву, проломились сквозь садовые деревья. А у крыльца дома неожиданно были с помпой встречены мачехой… Уж не знаю как эта грымза прошаренная прочухала о нашем приближении, но Стефания Власовна успела выскочить из дома не только со свитой, но и организовала даже традиционный каравай с солонкой на макушке, поданный, как положено, в поклоне на рушнике, кем бы вы думали? — ну, разумеется, моей Василисой.

«Матушка» начала было заливаться соловьем о великом славном воителе, ратный подвиг которого вернул мир и покой на землю славного рода Савельевых… Короче, хрень эту слушать я, разумеется, не стал. И, скоренько наказав Заразе сторожить придомовую территорию, подхватил зардевшуюся, как маков цвет, подругу, вместе с караваем, на руки и рванул сквозь толпу в свою спальню на втором этаже.

Возражать мне, ожидаемо, никто не осмелился. Я еще неделю назад гонял тут всех горе-охранников мачехи, как шкодливых котят, будучи тогда на шестой лишь ступени развития. Теперь же, когда все разглядели в моих открытых статах грозную семерку, слуги, отроки и домочадцы от меня шарахнулись во все стороны, как от огня…

— Ох, как же с тобой хорошо! — выдохнул я, завалившись на перину рядом с судорожно охающей Василисой.

Отдышался. Обернулся к любимой, и тут же мысленно влепил себе ладонью по лбу, наблюдая, как девушка, попытавшись свести окровавленные бедра, закусила от боли губу… Умаял-таки бедняжку, кобелина!

— Блин, Васька, че ж ты раньше-то меня не остановила? — стал запоздало каяться я.

— Да что вы, барин! Все ж было просто замечательно! — сжав мою руку своими горячими ладошками, горячо заверила Василиса свозь слезы.

— Да вижу я, как там у тебя всё было!

— Это я просто сомлела чутка с устатку, барин. Сейчас малехо передохну, и можем сызнова…

— Да какое, нафиг, сызнова! — я раздражено выдернул руку из потных ладошек мазохистки, широким скачком спрыгнул с кровати и натянул штаны, спрятав от девушки снова колом стоящий член. — Тебя ж, дуру, чуть до смерти не заездили! У меня ж выносливость, как у гребаного бульдозера! Ты там охаешь все время сладко — я думаю тебе нравится!..