На полпути в ад - Кольер Джон - Страница 13

Вчера мы весь вечер провели за бриджем. А сегодня будут ставить пьеску миссис Билби «Любовь в царстве теней». Хотите верьте, хотите нет, но к нам в гости на спектакль стройными рядами придет другая колония-из «Уанамейкерса». Видимо, люди живут во всех больших магазинах. Считается, что приглашенным оказана большая честь, ибо мое новое общество – отъявленные снобы. Они с ужасом рассуждают о парии, который оставил заведение высокого пошиба на Мэдисон-авеню и теперь влачит жалкое и сумбурное существование в захудалом кафетерии. И с какой трагедией они пересказывают исчорию обитателя «Альт-манса» – тот столь пылко возлюбил висевшую на манекене клетчатую куртку, что в критическую минуту появился из тьмы и вырвал ее из рук покупателя. Как я понял, вся колония «Альтманса» в страхе перед расследованием была вынуждена перебраться резко вниз по социальной лестнице, в грошовую забегаловку. Что ж, пора собираться на спектакль.

14 АПРЕЛЯ. Мне удалось поговорить с Эллой. Раньше я не осмеливался – меня не покидает чувство, что хоть одна пара белесых глаз украдкой за мной наблюдает. Но вчера вечером, во время спектакля, на меня вдруг напала икота. Мне строго было велено идти в подвал и разрешиться от недуга там, среди мусорных ящиков, куда сторож не заглядывает никогда.

И вот там, во мраке, где стойко ощущался запах крыс, я услышал сдавленное рыдание.

– Что это? Это ты? Это Элла? Что с тобой, дитя мое? Почему ты плачешь?

– Они даже не разрешили мне посмотреть спектакль.

– И это все? Право, не нужно так расстраиваться.

– Я так несчастна.

И она поведала мне свою трагическую историю. Что вы об этом скажете? Когда она была маленькой девочкой, шестилетней сопливой девчонкой, она забрела в дальний угол магазина и где-то под прилавком заснула, а мама ее тем временем примеряла новую шляпку. Когда девочка проснулась, магазин был погружен во тьму.

– Я начала плакать, и тут они все повыходили и взяли меня. «Если мы ее отпустим, она все расскажет», – волновались они. А другие предлагали: «Нужно позвать Людей Тьмы». – «Пусть остается здесь, – решила миссис Вандерпэнт. – Будет мне исправной служанкой».

– А кто эти Люди Тьмы, Элла? Когда я здесь появился, они их тоже поминали.

– Вы разве не знаете? О-о, это ужасно! Ужасно!

– Расскажи, Элла. Поделись со мной. Ее всю затрясло.

– Знаете гробовщиков, из фирмы «Конец пути», они ходят по домам, когда люди умирают?

– Да, Элла.

– Так вот, в их похоронном бюро, как и здесь, как в «Гимбелсе», как в «Блумингдейлсе», живут люди, такие, как эти.

– Какая мерзость! Но чем же они там пробавляются, в этом похоронном бюро?

– Мне почем знать? Туда присылают покойников, для бальзамирования. И те, кто там живет… они просто кошмарные! Даже наши и то перед ними робеют. Но если кто-то умирает или сюда на свою беду, забирается какой-нибудь взломщик, забирается и видит наших и может кому-нибудь рассказать…

– Так, так. Продолжай.

– Тогда наши посылают за теми, за Людьми Тьмы.

– Боже правый!

– Да, наши убирают труп в отдел медицинских товаров… труп или взломщика, связанного накрепко, если это взломщик – и посылают за теми, а сами все прячутся… потом те приходят… Господи! Я их однажды видела. Прямо черная тьма, тьма на двух ногах. Стра-ашно!

– А потом?

– Они заходят, где лежит покойник или бедняга-взломщик. У них там есть воск… и все прочее, что надо. А когда они уходят, на столе остается лежать восковой манекен. А уж потом наши его одевают, в костюм там или купальник, и ставят рядом с остальными манекенами, и никто ничего не замечаег.

– Но они ведь тяжелее других, эти манекены? Должны быть тяжелее.

– Нет. Совсем не тяжелее. Я думаю, там таких уже много-бывших покойников.

– Господи помилуй! И что, они и с тобой хотели так обойтись, с малым ребенком?

– Да, но миссис Вандерпэнт сказала, что я буду ее служанкой.

– Мне не нравятся эти люди, Элла.

– Мне тоже. Так хочется увидеть живую птичку.

– Сходи в отдел зоологии.

– Нет, это не то. Мне надо, чтобы она сидела на ветке с листочками.

– Элла, давай встречаться почаще. Будем приползать сюда и встречаться здесь. Я расскажу тебе про птичек, и про ветки, и про листочки.

1 МАЯ. Последние несколько вечеров в магазине только и разговоров было, что о грандиозном слете в «Блумингдейлсе», отовсюду доносился взволнованный шепот. Наконец долгожданная ночь наступила.

– Еще не переоделся? Ровно в два выходим. – Роско назначил себя (либо был назначен) моим поводырем и охранником.

– Роско, я ведь совсем новичок. Как подумаю, что надо выйти на улицу, у меня поджилки трясутся.

– Чепуха! Бояться нечего. Выскальзываем наружу по двое или по трое, встаем на тротуаре, ловим такси. Ты что, в старые времена никогда ночью на улицу не выходил? А коли выходил, значит, нас видел, и не раз.

– Боже правый, верно! Еще часто чесал в затылке: кто же это такие? Вон, значит, кто. Но, Роско, я весь в поту. И дыхание перехватывает. Боюсь, не простыл ли.

– Раз так, тебе лучше остаться. Не ровен час чихнешь, вся вечеринка может пойти насмарку.

Я решил довериться их жесткому этикету, который во многом диктовался боязнью быть обнаруженными, и оказался прав. Скоро все они ушли, прошуршав, как листья, косо летящие на ветру. Я тут же переоделся во фланелевые брюки, парусиновые туфли и модную спортивную рубашку – весь этот товар поступил в магазин только сегодня. Потом нашел уединенное местечко, вдали от накатанного маршрута сторожа. Там в поднятую руку манекена я вложил широкий лист папоротника, который изъял в отделе цветов, – сразу получилось молоденькое весеннее деревце. Ковер был песчаного цвета, как песок на берегу озера. Белоснежная салфетка, два пирожных, каждое украшено вишенкой. Оставалось только вообразить себе озеро и найти Эллу.

– Ой, Чарлз, что это?

– Я поэт, Элла, а когда поэт встречает такую девушку, как ты, его тянет на природу. Видишь это дерево? Пусть оно будет нашим. А вон озеро – более красивого я в жизни не видел. Вот трава, цветы. И птицы, Элла. Ты говорила, что любишь птиц.

– О-о, Чарлз, ты такой милый. Мне кажется, я слышу, как они поют.