Кафедра зооцелительства - Журавлева Юлия - Страница 25

Они спорят азартно, но беззлобно, перетягивая меня друг от друга. А потом у дедушки прихватывает спина, сильно. Очередной приступ скручивает, и он, морщась и ругаясь себе под нос, пьет какую-то гадкую микстуру. Я знаю, что вечером папа придет и посмотрит, а еще будет ругаться, что дедушка встает и слишком много ходит. Ему лежать надо, а он… Родители постоянно работают, они хорошие, но молодые целители. К тому же на дедушкино лечение уходит куча денег, но папа поклялся, что поставит своего отца на ноги. Дедушка ворчит, что лучше бы они на себя и на ребенка тратились, но я знаю, как ему хочется ходить. Нормально ходить. И я бы тоже очень этого хотела. Он обещал отвести меня на кладбище и показать настоящих духов. Сказал, что некромантия – куда интереснее проклятий.

Но сегодня я не пойду к дедушке в комнату. Не сейчас.

Сейчас я спущусь в подвал, где мы с бабушкой тренируемся. Да, я знаю, что мне строжайше запрещено ходить туда одной и использовать магию, ее в моем возрасте вообще применять нельзя, и на меня бы ограничивающие браслеты из адаманта надеть – это мама говорит. Но бабушка не согласна.

«Элиза справится, она умничка и быстро учится, схватывает все на лету», – бабушка упорно занимается со мной. А мама поджимает губы. Ей не нравится темная магия, но целительского дара во мне – три капли. Вернее, четыре. Этого слишком мало, чтобы пойти по их стопам, да мне и не хочется. Проклятья или некромантия куда интереснее.

Подвал заперт на магический замок, но я давно выучила рунические символы, отпирающие дверь. Бабушке, конечно, не сказала, просто каждый раз смотрела, как она делает, а потом сама пробовала – и научилась. Я и правда схватываю все на лету.

Магический замок я сняла, вот бы еще дверь не скрипнула. Бабушка все время ворчит, что смазать надо, но не женское это дело. А мужчины в доме – один не может, а другой слишком занят. У самой бабушки все руки не доходят, вот она и морщится каждый раз, когда мы идем заниматься, а дверь протяжно скрипит.

Мне же нужна маленькая щелочка. Я не собираюсь распахивать ее целиком, чуть-чуть, и бочком прошмыгнула внутрь, плотно прикрыв за собой тяжелую, обитую железом и украшенную множеством сдерживающих магию рун дверь. Задвинула щеколду – бабушка всегда задвигает, чтобы никто не помешал. Внутри созданный мной простенький магический светляк освещает небольшое пространство: исчерченный много раз пол, стол, табурет, шкаф с книгами, которые должны храниться под замком. Одну мне бабушка как-то показала и сказала, что это не просто книга – это гримуар. Не знаю, правда, чем они отличаются друг от друга, но бабушка назвала его семейной реликвией и пообещала подарить на окончание Академии.

Когда ты будешь готова с ним работать», – пояснила она.

И я теперь точно знаю, что там собраны сильные проклятья. Именно то, что мне нужно.

Встав на табурет, я залезла в шкаф и с огромным трудом вытащила книгу. Наверное, гримуар он из-за немалого веса, который я едва удержала в руках. Спрыгнув, положила книгу на пол и принялась листать страницы. Я умела читать, но здесь почти ничего не понимала, гримуар будто на другом языке написан, только отдельные слова знакомы. Мне такое проклятье нужно, чтобы все в моем классе облысели и прыщами покрылись, словно жабы. И пусть позеленеют тоже. Будут знать, как связываться с темным магом!

Наверное, я пролистала половину книги, пока не нашла проклятье, в котором точно что-то говорится про волосы. Или нити? Не разберу. Но пусть будет это. Чтобы они все облезли, как лишайные!

Слова понимала плохо, но в проклятьях главное – чертежи, а я отлично умеют выводить руны, меня бабушка этому учила. Я очистила пространство на полу и принялась старательно выводить один символ за другим. Их всего семь на картинке. А для надежности еще и запястье прокусила, чтобы брызнуть кровью на чертеж. С кровью любое заклинание в десять раз усиливается – мне дедушка говорил. Сейчас я всем покажу!

Слова странные, но я читаю их по книжке раз за разом и вливаю все силы, всю магию. Как приправами бабушка посыпает еду, я отдаю проклятью все свои обиды, накопившиеся за несколько месяцев в школе, боль, злость, унижения, страх, что они снова будут меня обижать. Из меня буквально льются эмоции… А потом боль становится реальной, страх сдавливает горло, и я безвольно падаю на колени.

– Элиза! Элиза! Открой!

В дверь барабанят. Это бабушка. Наверное, почувствовала магический выброс даже через изоляцию. И я хочу остановиться, мне больно и плохо, но магия хлещет и небольшая ранка от зубов на запястье отчего-то разрослась и кровь выходит из нее толчками, заливая пол. А потом из моего рисунка поднимается черная тень, и кровь вплетается в нее, наполняя силой и продолжая тянуть из меня жизнь. И вот теперь мне по-настоящему страшно.

Не знаю, как именно, но дверь со скрипом отворяется.

– Элиза! – бабушка хватает меня на руки, поднимает, но кровь лучше любых веревок держит, не позволяя меня вынести.

Словно якорь.

И дико больно. Так, что ни слез, ни крика. И только то ли хрип, то ли стон чудом проходит через сдавленное горло.

– Леди! – смутно знакомый голос прорывается в сознание. Крепкие руки держат меня за плечи. Только чьи? Бабушка или рыжий страж? Где я? С кем я? – Леди, очнитесь!

– Элиза, открой глаза! Не закрывай их! Держись!

– Элиза, Агнес! – дедушка, конечно, тоже почувствовал магию. Он очень спешил. Так спешил, что упал и кубарем скатился с лестницы.

– Ко мне! Агнес, принеси ее! – чуть отдышавшись, зовет дедушка.

И нас накрывает щитом.

Но не получается, все идет не так. Темнота вокруг сгущается, бабушка пытается разорвать привязку, но я и черная тень связаны намертво. Тень пьет мою жизнь, я чувствую, как становится все холоднее, а веки тяжелеют. И моя бабушка, моя любимая бабушка достает из волос шпильку и прокалывает себе руку на сгибе локтя.

– Агнес, – это дедушка, но бабушка упрямо мотает головой, зажимает мою рану и подставляет свою.

И тень отпускает меня. Теперь струйка крови алой нитью связывает бабушку и… существо.

– Уничтожь его, – она смотрит деду в глаза. – Через меня, по-другому уже никак.

И я читаю на лице бабушки отчаянную решимость.

– Быстрее, когда она отъестся, мы ее уже не остановим.

И дед прижимает нас к себе, крепко, целует бабушку и меня. А потом вспышка магии. Сильная, резкая. Крики, уже не понять – мои, бабушки, деда или той твари, которую я создала?

А потом только темнота.

Чьи-то руки подхватывают меня и несут…

В следующий раз я открываю глаза явно не дома. Светлые стены, чужая кровать, родители, рыдающая мама, папа, молча смахивающий редкие крупные слезы.

– Мы вылечим тебя, детка, – мама вся дрожит. – Мы обязательно тебя спасем! И больше никакой темной магии! Никакой опасной магии вообще! Никогда, слышишь! Никогда!

И снова плач. И опять темнота.

И моя жизнь, застывшая где-то на грани сна и яви. Я вижу родителей. Они приходят, сидят со мной, говорят друг с другом, о чем-то спорят и постоянно ругаются. Мне так плохо, а они ругаются. Я бы хотела попросить их перестать, но голоса нет, сил нет. Я неподвижно лежу. Из обрывков фраз я поняла, что та тварь, которую я по незнанию вызвала, почти выпила мою жизнь. И если бы еще чуть-чуть – выпила бы полностью. Но бабушка с дедушкой не позволили. Я так хочу спросить, что с ними? Как они? Почему не приходят ко мне?

И когда голос через неимоверно долгое время возвращается, чужой, глухой, надломленный, первым моим вопросом было: что с ними?

– Их больше нет, – мамин ответ звучит жестко, нет – жестоко.

Как нет? Почему?

– Мари, ей же нельзя переживать.

Папа неодобрительно качает головой, а мама снова поджимает губы. Она так похудела за это время.

А я, если верить глазам, вообще истончилась. Руки, как веточки, пальцы, обтянутые кожей. И сил нет даже на еду. Меня кормят с ложечки, а я все время лежу и почти всегда сплю. И мне страшно. Дедушка так хотел снова ходить, и я хочу! Только как же дедушка и бабушка? Неужели их и впрямь…