Всеблагое электричество - Корнев Павел Николаевич - Страница 9

— Они боялись. Боялись налета полиции, боялись обвала, боялись удара в спину от ненадежных подельников. Я просто воспользовался их страхами, заставил их видеть то, чего нет. Это мой талант, вы же знаете.

— Но я тоже это видел! — рявкнул Роберт Уайт, с шумом переводя неровное дыхание. — Проклятье! Я видел, как ты застрелил меня! Ты! Меня!

— Страх есть в каждом, — спокойно подтвердил я. — Неужели вы никогда не задумывались о возможном ранении или даже гибели? Уверен, вы опасаетесь этого, как и все остальные. Издержки профессии.

— Хочешь сказать, будто способен менять силой мысли саму реальность?

— Скорее, силой воображения. У меня чрезвычайно живое воображение. — Я посмотрел на подстреленного грабителя и покачал головой. — И нет, для изменения реальности моих сил недостаточно. Я лишь слегка перелицевал ее, только и всего.

О том, каким именно образом чужие страхи питают мой талант, говорить не стал. В противном случае разговор мог зайти слишком далеко; обвинение в черной магии — это серьезно даже для сиятельного.

Инспектор только покачал головой и убрал пистолет в кобуру. Я последовал его примеру и спросил:

— Что теперь?

— Не знаю, — ответил Роберт Уайт и осветил подземный зал. — Не вижу пролома в банк.

— Возможно, его еще не выкопали?

— Или он не здесь, — решил инспектор и позвал меня за собой: — Идем! Эту падаль отправим в морг утром.

Оставив мертвецов на залитом кровью полу, мы вернулись к развилке и зашагали по второму коридору. Вскоре Роберт Уайт замедлил шаг и поднял фонарь, направляя яркий луч в черный зев пустого дверного проема. Тьма сразу попряталась по углам небольшого зала с высоким куполом потолка, и мы увидели ряды запыленных скамей, каменных и отшлифованных лишь сверху.

— Проверь! — приказал инспектор.

После недавнего инцидента желания лезть напролом у него изрядно поубавилось.

Прежде чем шагнуть внутрь, я на всякий случай вытащил из кобуры «Рот-Штейр», но оружие не понадобилось: в небольшом помещении никого не оказалось, как не оказалось и другого выхода.

Тупик.

Тупик — да, но что это за помещение?

— Странно… — пробормотал я, возвращая пистолет в кобуру.

— Что там у тебя? — Инспектор протиснулся мимо меня и повертел фонарем из стороны в сторону. — Похоже на заброшенную часовню, — объявил он и решил: — Давние дела.

— Вполне вероятно, — кивнул я, соглашаясь. — Посветите туда, будьте любезны! — попросил я начальника, указав в конец помещения, где, по моим предложениям, некогда находился алтарь.

Роберт Уайт небрежно мазнул лучом фонаря по дальней стене и направился на выход.

— Идем! — позвал он, но я не смог даже слова вымолвить, будто паралич разбил.

Да паралич и разбил. Ведь на меня взирал падший.

Прямо здесь и сейчас он смотрел на меня, и его бездонные глаза вбирали в себя всю тьму, злобу и несправедливость этого мира; всю — и немного сверху.

Впрочем, немного ли?

Не уверен…

Сознание вернулось хлесткой пощечиной.

— Детектив-констебль! — прорвался в забытье рык инспектора. — Очнитесь немедленно!

Я жадно глотнул воздух и отполз к ближайшей скамье, там уселся на пол, прислонясь к ней спиной, и стиснул ладонями виски в жалкой попытке не дать взорваться многострадальной голове.

— Что с тобой, Лео? — Роберт Уайт опустился на корточки и потормошил меня за плечо. — Что случилось?!

— Падший, — выдохнул я. — Там…

Инспектор обернулся к дальней стене, затем уставился на меня с нескрываемым раздражением.

— Ты бредишь, Лео? — язвительно поинтересовался он. — Это просто статуя!

— Вовсе нет! Это падший, говорю вам!

Роберт Уайт озадаченно хмыкнул и снова осветил стену.

— Это статуя, — заявил он после недолгой заминки, но уже не столь уверенно. — Странная статуя…

Изваяние и в самом деле поражало своей неправильностью. Оно было проработано до мельчайших деталей, буквально до каждой ворсинки, волоска, складки мраморной кожи, — но только выше пояса. Ноги скрывались в стене, более того — их не вмуровали, они просто сплавились с кладкой в единое целое, словно падший рвался на волю и лишь самую малость не успел освободиться из каменного плена.

— Разве вы не чувствуете, инспектор? — спросил я, переборол слабость и оперся о скамью. Поднялся с пола и повторил вопрос: — Разве вы не чувствуете?

На падшего лишний раз старался не смотреть. Если начистоту, старался не смотреть вовсе. Падший, пусть даже и в каменном обличье, давил ощущением беспредельного могущества и острой чуждости этому миру. Каждая черта каменного лица поражала своим совершенством, но все вместе они сливались в нечто столь идеальное, что ничего человеческого в застывшей маске не оставалось вовсе.

Идеал без малейшего изъяна.

Мертвый идеал.

И этот идеал подавлял.

— Не чувствую чего? — не на шутку разозлился Роберт Уайт. — Ты бредишь, Лео!

— Вы же сиятельный! Вы не можете этого не ощущать!

Инспектор ожег меня гневным взглядом, подступил к статуе и решительно приложил ладонь к каменной груди. Я невольно проследил за ним взглядом и сам не заметил, как моим вниманием вновь завладело мраморное изваяние; завладело целиком и полностью. Падший увеличился в размерах, заполоняя собой все помещение, его раскинутые в разные стороны каменные крылья засветились изнутри янтарным сиянием, но в часовне от этого стало лишь темнее. И глаза… черные глаза больше не были мертвы, их заполонила беспредельная тьма. Тьма и нечто еще, нечто вроде презрительного недоумения.

Чужая воля невидимой рукой вновь придавила к полу, забралась в голову, порывом призрачного ветра переворошила воспоминания. Я попробовал перебраться к выходу, но руки и ноги окончательно отнялись, и уж не знаю, чем бы все это закончилось, если б не хлопнул перегоревший фонарь. Задымилась проводка, помещение заполнил запах горелой резины, и эта едкая вонь помогла совладать с жутким наваждением, сбросить оцепенение и вывалиться в коридор.

Роберт Уайт выскочил следом, вздернул меня на ноги, локтем придавил к стене.

— Что за дьявол?! — прорычал инспектор, брызжа слюной.

— Это падший! — выкрикнул я, отодрал от себя руку начальника и потихоньку, по стеночке продолжил отодвигаться от жуткой часовни. — Не знаю, как его обратили в камень, но это самый настоящий падший! Надо сообщить властям. Надо завалить подземелье, пока он не вырвался на волю!

— Остынь! — одернул меня инспектор. — Даже если это так, сколько десятилетий он пылится здесь? Сколько веков? Ему не освободиться, Лео! Никак не освободиться.

— Я могу вернуть его к жизни. А если могу я, сможет и кто-нибудь еще!

Роберт Уайт даже отступил на шаг назад.

— Ты рехнулся! — заявил он.

— Нет! — уверил я начальника. — Это все мой талант, мое клятое воображение! Мне достаточно просто представить его свободным! Понимаете? Достаточно вообразить это, и он вырвется на волю! Освободить его просто, слишком просто. Надо завалить часовню!

— Что ты несешь?! — Инспектор вновь подступил ко мне и резко встряхнул за плечи. — Ты всегда говорил о страхе! О том, что именно чужие страхи питают твой талант и придают ему силу!

— Падший и есть сама сила! Чистая, ничем не замутненная сила!

Инфернальные создания являлись воплотившейся в материальном мире энергией. Они щедро делились своей властью с присягнувшими им смертными и походили на генераторы, только производили не электричество, а смерть, горе и разрушения.

И если малефики были вынуждены расплачиваться с выходцами из преисподней собственной душой и чужими жизнями, то мой талант позволял использовать силу потусторонних созданий напрямую, ведь страх и смертный ужас шагали с ними рука об руку.

Но падший был слишком силен. Падший подавлял своим неземным величием и яростным ураганом выметал из головы все образы, кроме собственного. Я был для него лишь инструментом, способным взломать проклятие и обратить каменную твердь в живую плоть; безвольной отмычкой, только и всего.