Всеблагое электричество - Корнев Павел Николаевич - Страница 71

— Хорошо, тогда попытаюсь объяснить. — Изобретатель извлек из трости динамо-машину и электрическую банку и принялся копаться в шкафах в поисках нужных деталей. — Тело обладает собственной памятью и набором реакций на внешние раздражители. Как ваша рука отдергивается от огня бессознательно, так и оборотень рефлекторно увертывается от серебра. Эти создания и сами по себе много быстрее человека, а в подобных случаях действуют и вовсе без всякого промедления. Это не мое предположение, академик Павлов доказал это на практике.

— Он ставил опыты на оборотнях?

— В России к таким вещам относятся проще, — подтвердил Александр Дьяк. — При этом неважно, в каком виде пребывает серебро, в дело вступает некое противоестественное или, если угодно, интуитивное чутье. Оборотень просто знает, и его тело реагирует само.

— Ерунда! — отмахнулся я. — Оборотни не такая уж редкость, время от времени их отстреливают. И отстреливают серебряными пулями.

— К сожалению, эта болезнь передается не только по наследству. Предрасположенные к ней люди зачастую заражаются уже во взрослом возрасте.

— И?

— А вот безусловные рефлексы передаются исключительно по наследству, — сообщил Александр Дьяк. — Те, о ком вы говорите, если так можно выразиться, оборотни низшие, их лишены.

Владелец лавки закрепил динамо-машину на стальной планке, к ней же прикрутил электрическую банку и принялся возиться с металлическими тросиками.

— Мне крайне любопытно, Леопольд Борисович, — улыбнулся он, — как сказалось на рефлексах поражение электрическим током.

— А нет никакого другого научного способа поразить оборотня на расстоянии? — поинтересовался я.

— Боюсь, не смогу вам в этом помочь, — покачал изобретатель головой. — Яды на оборотней не действуют, алюминий никакого особого вреда не оказывает, ведь организм исцеляет себя сам. Любые раны от металлов, дерева, камня и кости затягиваются в течение нескольких секунд.

— Секунд! — фыркнул я. — Да пули даже не выталкивало наружу! Такое впечатление, что они просто растворялись в теле!

— Растворялись? — удивился Александр Дьяк. — Метаболизм этого создания просто невероятен! — Он вскочил на ноги и принялся ходить из угла в угол, о чем-то напряженно размышляя. — Но в этом случае… моментально расходится по всему организму… икс-лучи… — бормотал он себе под нос. — Радон… язвы… Кюри…

Я сидел молча, боясь отвлечь изобретателя, а тот вернулся за верстак, начал собирать трость и предупредил:

— Не отвлекайте, я думаю. Почитайте пока газету.

Газеты меня интересовали мало, еще меньше интересовали газеты недельной давности, но перечить владельцу лавки я не решился. Взял пачку старых номеров, пролистал, дивясь странной подборке. Сверху оказался «Атлантический телеграф» с кричащим заголовком «Бесследное исчезновение инженера», дальше шли номера «Биржевого вестника», там красным карандашом были отмечены котировки корпораций, которые имели то или иное отношение к добыче каменного угля.

— Удивительно! — рассмеялся вдруг Александр Дьяк. — Наука может творить настоящие чудеса, но мы с упорством дикаря забиваем гвозди микроскопом! Леопольд Борисович, вы ведь знаете, что такое микроскоп? Вот именно микроскопом мы и забиваем самые обычные гвозди! — Хозяин лавки вдруг пришел в дурное расположение духа, в голосе его зазвучала неприкрытая горечь.

— Если моя просьба неприятна вам… — начал было я, но изобретатель только махнул рукой.

— Оставьте! — вздохнул он. — Дело вовсе не в вас и даже не во мне. Просто всех нас поставили в такие условия, что мы вынуждены растрачивать свои силы на совершенно бесполезные прожекты. Наука топчется на месте, и, как ни печально это признавать, определенных людей такое положение дел всецело устраивает. Более того, они прилагают немалые усилия, чтобы так продолжалось и впредь.

— Боюсь, не совсем понимаю вас, — озадаченно пробормотал я, откладывая газеты.

— Рудольф Дизель — это имя что-нибудь говорит вам? — спросил тогда Александр Дьяк.

— Инженер-изобретатель, — припомнил я недавнюю статью. — Пропал из каюты парома, плывшего из Лиссабона в Новый Вавилон. Полиция подозревает самоубийство. Не понял только, какое изобретение он намеревался представить на суд общественности.

— Об его изобретении в газетах не было ни слова, — уверил меня владелец лавки. — А теперь эти писаки и вовсе пытаются выставить его шарлатаном.

— Но вы так не считаете?

— Дизель пытался создать двигатель, способный работать на жидком топливе. Например, на керосине, — сообщил изобретатель, открутил рукоять и заменил ее обрезиненной. — Фонаря на этот раз не будет, — предупредил он.

— Неважно. Так что вы говорили о новом двигателе?

Двигатель, потребляющий керосин? Звучало непривычно.

— Это была реальная альтернатива паровым машинам. Но сначала идеи Дизеля не приняли в Петрограде, затем наемные бумагомараки высмеяли его в Париже, а теперь он просто исчез вместе со всеми своими разработками. Очень удобно, не находите?

— Подозреваете убийство? — уточнил я, не зная, как отнестись к откровениям владельца лавки.

— Я не сыщик и не криминальный репортер, чтобы рассуждать о таких вещах, — пожал плечами Александр Дьяк и оперся на трость. — Я знаю лишь, что в отдаленном будущем его двигатель заметно снизил бы потребление угля. Убивают и за меньшее.

Я кивнул.

В Новом Свете полным ходом шло производство самоходных колясок на компактных паровых движках, о жидком топливе там никто даже не помышлял, а пороховые двигатели Нобеля не получили широкого распространения из-за невысокой надежности и ограничений на продажу гранулированного тротила, на котором они работали.

— И все же… — задумчиво пробормотал я, — и все же прогресс не остановить. Лень и жадность непобедимы. Уверен, работы господина Дизеля в том или ином виде всплывут в самое ближайшее время.

Изобретатель прошелся по комнате и протянул мне трость.

— Сомневаюсь, — покачал он головой, вытирая перепачканные машинным маслом ладони. — Вы, Леопольд Борисович, даже не представляете, как далеко способна завести жадность. Дизель вовсе не первый, Ленуар и Отто еще успели опубликовать свои работы, но как только Костович предложил переход на керосин, его мастерская сгорела. Он был первой жертвой, полагаю.

— Но не единственной?

— Смерти Даймлера и Майбаха всегда казались мне подозрительными. Дизель долгое время держал свои разработки в секрете, но… — Изобретатель раздосадованно махнул рукой и сменил тему: — Да что мы заладили об одном и том же? Как вам трость?

— Не хуже первой, — решил я после нескольких шагов, а когда мы вышли в торговый зал, спросил: — И все же, почему вы считаете, что работы Дизеля не опубликуют под чужим именем? Это как-то связано с ростом биржевых котировок угольных компаний?

Александр Дьяк рассмеялся.

— Вы очень сообразительный молодой человек, — произнес он, вставая за прилавок. — Хотите знать, почему? Я вам скажу. Дело в жадности. Когда после франко-прусского конфликта Эльзас-Лотарингия и Рур перешли под прямое императорское управление, многие придворные нагрели на этом руки. Ведь Рур — это уголь, а уголь — это деньги. А если денег не хватает, можно взять кредит под будущий доход и вложиться, к примеру, в Донецкий угольный бассейн. А потом вновь занять и начать освоение угольных бассейнов уже в Сибири. Можно создать промышленную империю, погашение долгов которой расписано на десятилетия вперед. Что на фоне этого жизнь человека?

— Никаких имен? — прищурился я.

— Никаких! — рассмеялся владелец лавки и забрал у меня трость. — Для начала надо провернуть стопор, — щелкнул он уплотнением в нижней трети, — потом просто сгибаете.

По мере того как трость складывалась надвое, из верхней ее половины выдвигались стальные спицы. Александр Дьяк утопил кнопку, которая прежде включала фонарь, и между электродами засверкала дуга электрического разряда.

— Не самая простая конструкция, — вздохнул изобретатель, — но иначе внутрь может попасть вода или забиться грязь. Приходите завтра, я подумаю над задачкой, что вы мне задали. Есть у меня одна идея, но потребуются специфические реактивы.