Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 29

Семь рот инфантерии по три сотни воинов в каждой, пусть даже шестая часть нестроевых, серьезная сила по нынешним временам, причем не какие-нибудь наемники, а присягнувшие ему на верность солдаты. Вот только до следующего лета их в бой выводить нельзя, остается надеяться, что удастся без драки протянуть это время. А на случай всяких нехороших случайностей, которыми богато нынешнее время, есть две полных роты ландскнехтов, у которых еще в годовом контракте девять месяцев осталось. Срок вполне достаточный чтобы женщина выносила и родила ребенка, а его немецкие и датские вояки, верные вассалы, много чего повидавшие в сражениях, научили эстонских парней как надо «родину любить». И сменить наемников на службе датскому принцу, что возжелал стать первым ливонским королем…

— Государь, ты обещал сказать, почему пикинеры станут без надобности. Прости, но это погибельно — длинные пики защитят стрелков намного лучше, чем тяжелые мушкеты, которыми после выстрела можно отбиваться как дубинами. А это плохое оружие, государь, им от польского крылатого гусара, немецкого рейтара или ливонского гофлейта не отобьешься. Проломят строй, и всех стрелков вашей светлости поколют как свиней или как камыш порубят. И все впустую будет…

— Не торопись, Иоганн, со скоропалительными выводами, вот посмотри на эту сошку для мушкета — она обычная, — Магнус ухмыльнулся и взял сошку, что лежала на столе — железная палка с двумя рожками вверху, чтобы было удобно укладывать ствол мушкета — полпуда весом, между прочим. Посмотрел в окно — во дворе старательно и без «перекуров» разбирали оружие и сортировали по кучкам. Вздохнул и взял другую сошку, его собственной разработки, хотя идея конструкции была украдена у шведского короля Густава-Адольфа, знаменитого «льва севера», который должен появиться на свет только через 34 года, так как его отцу Карлу сейчас только десять лет. И появится знаменитое «шведское перо» только в Тридцатилетней войне, и сразу отпадет нужда в пикинерах. А потом придет легкая фузея и с ней появится штык — огневая мощь пехоты станет решать исход баталий.

— Вот смотри, — он подвесил к себе на пояс обычный кинжал, только с переделанной рукоятью, и взял другую сошку, намного более толстую, из двух деревянных штырей, соединенных друг с другом. Будь они железные, то весили бы немало, а так невелика тяжесть, хотя существенна. И быстро вытянул палку из пазов, вставил набалдашником в острие сошки, завернул. А тесак, выхватив из ножен, вставил рукоятью в один из рогов, тот, что прямой, второй уходил в сторону и был загнут крюком. И выбросил удлинившуюся до трех метров пику, отнюдь не сошку, прямо в грудь Регенбаха — звякнуло лезвие о толстую пластину кирасы.

— Это тебе «перо» от принца Магнуса. Но я его хочу назвать «королевское перо» или «ливонское» — но последние названия будут позже. Пусть пока будет моим «пером».

— О, майн готт, какое чудо! Дайте посмотреть, государь!

Бывший наемник быстро приноровился превращать сошки в пику и обратно, цокнул языком от восхищения, сделал несколько быстрых уколов, и, с видимым сожалением, отложил новую для себя «забаву». И внимательно, с нескрываемым уважением посмотрел на Магнуса, и поклонился.

— Князь отходит из Гарриена, и нам нужно «отобрать» то, что он нам просто оставит, — Магнус усмехнулся, а Регенбах мотнул головой, и с усмешкой произнес, кашлянув:

— Постреляем немного в воздух, возьмем оставленное добро. А вот бывшим хозяевам возвращать не станем — зачем оно им, если уберечь не могли. Таковы обычаи войны!

— Ты все правильно понял, Иоганн — московиты наши союзники, только еще не настало время открыто выразить свои симпатии. Чуть позже, когда мы уберем всех тех, кто стоит у нас на пути. Да, ты хочешь получить графский титул — и ты получишь его сразу, как я стану королем Ливонии. И выделю тебе приличный лен с замком, что все завидовать будут!

— Я в полном вашем распоряжении, государь, вы это знаете. И выполню любой приказ. А день, когда я прилюдно преклоню перед вами колено, как перед королем, будет самым счастливым в моей жизни!

— Не пройдет и года, как я назову вас графом, — Магнус положил ладонь на плечо своего верного командующего войском, и Регенбах склонил голову — для бывшего наемника этот взлет в верха сословного общества был равен стартом ракеты в космическую даль.

— А пока отправляйся за трофеями, мы упрочим свое войско на будущие схватки. А заодно приведи всех людей и скот — они остались без хозяев, а мои земли частью пустуют. Впрочем, можно не торопиться с этим — люди и так хорошо понимают, на чьей стороне сила. И сделают правильный выбор уже скоро, в мою пользу, разумеется.

Магнус хорошо понимал, о чем говорит. Русские войска князя Курбского навели на весь Гарриен страху — русские безжалостно разоряли земли строптивых, не желавших подчиняться ревельскому епископу дворян. А вот церкви и монастыри, замки вассалов прелата не тронули, даже бегущих туда крестьян пропускали. И скот при этом не отбирали. Хутора на этих землях не разоряли, и даже не грабили, выполняя строгий царский приказ. В полон вообще никого не брали, отпускали, кроме знатных пленников.

— Ко мне претензий нет, я тут не причем, то «моя святость» людей защитила, а не оружие. И еще брат, датский король, который попросил царя не разорять земли эзельского епископа. И войска у меня нет под рукой — какие могут быть претензии?!

Магнус усмехнулся и окаменел лицом — ставки в игре снова поднялись. Чтобы в ней удержаться, он хладнокровно согласился пролить кровь, и отдать целый город на разграбление русским. Пусть там живут не только потенциальные враги, однако умереть придется многим…

— Я привез все необходимые для соглашения бумаги, магистр, но думаю, не стоит сегодня беспокоить нашими общими делами, несомненно, богоугодными, почтенных членов ландтага.

Кетлер прикусил губу, слушая совершенно спокойную, без видимого волнения, речь молодого датского принца. Магнус оказался совсем не таким, как ему рассказывали — он не понимал, как можно измениться за столь короткий срок в три месяца, после прибытия датчан на Эзель. Черное одеяние буквально состарило парня, а впавшие блеклые глаза не соответствовали двадцатилетнему возрасту — казалось, что горести и несчастья всю жизнь сопровождали юношу, настолько проницательными и мудрыми они выглядели. Да и в словах послышалась явственная насмешка.

— К сожалению, я не встретился с вами в Ревеле, до вашего злосчастного похода к верпеленским болотам, а потому узнав о том, стал сомневаться, что вам удастся собрать ландтаг. Все же большой русский отряд разорял предместья города, а сил на отражение этого набега не имелось.

Магнус тяжело вздохнул, перебирая пальцами четки, а Готгард Кетлер почувствовал смутное беспокойство — этот королевский отпрыск явно что-то задумал, раз так странно ведет себя.

— Почему же, принц — как я знаю, небольшой отряд моих ливонцев напал на московитов, и хотя тех было шестнадцать тысяч, но вылазка в Шенгофе оказалась удачной и царские войска с позором отступили, даже не подойдя к стенам Ревеля.

— Вы сами в это верите, магистр?! К сожалению, вас нагло обманули — все там происходило совсем наоборот!

Брови Магнуса удивленно выгнулись, голубые глаза принца уставились на Кетлера настолько простодушно, что умудренный жизнью военачальник почувствовал неладное.

— Странно, к Верпелену царский воевода князь Курбский привел всего пять тысяч воинов, больше у московитов в Дерпте просто нет воинов, и до сей поры они еще не отправили туда подкрепления, — Магнус с детским удивлением посмотрел на магистра и тот машинально отвел взгляд. Готгард прекрасно понимал, что сильно преувеличил силы небольшого отряда русских, чтобы объяснить всем причины своего поражения необычайным многолюдством неприятеля.

Но принц, словно не заметил этого, и стал посыпать «кровавые раны» на душе, «солью» правдивых слов — а разве ему нужна в нынешнем положении эта истина, от которой выть хочется.