Держиморда (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 8

Затолкав патроны в каморы барабана, я привел револьвер в первоначальное состояние и задумчиво помахал им перед собой.

— Скажи мне, Мирон…- я поднял глаза на своего визави и прикусил язык. Тот, не отрываясь, следил глазами за стволом револьвера, а по бледной коже, из полуоткрытого рта, стекала вязкая слюна, теряясь в завитках бороды.

— Кхм, Мирон! Скажи мне, когда барышня уходила, куда она пошла?

— Так к тетке же, вон туда! — обрадованно махнул куда-то дворник, этого вопроса он явно не боялся.

— Хорошо, она пошла вон туда. — я повторил его жест: — Кто в это время на улице был, когда барышня уходила7

— Так, это, вестимо кто — люди…- а вот этот вопрос дворника не обрадовал, я это почувствовал.

— Меня все люди не интересуют. Меня интересуют люди, которых ты знаешь.

— Так не видел я вроде никаких знакомцев…- глаза Мирона уткнулись в стену.

— Мирон, сука ты конченная. Тебе барышня копеечку давала, привечала тебя всегда. А ты, тварь поганая, когда с ней неизвестно что делают, тут со мной в молчанку играешь?

Дворник, набычившись, сжал поплотнее узкие губы, решил, видимо, в пионера-героя поиграть.

— Мирон, у тебя времени на раздумье ровно пять секунд. Или ты говоришь, кого ты видел, либо я тебя сейчас начинаю штыком колоть, пока ты тварь, от лютой боли все не вспомнишь. И ты мне скажешь все что знаешь, потому что колоть я тебя буду долго. А потом ты сдохнешь в местной больничке от антонова огня, потому что лечить тебя в лечебнице никто не будет. И не косись на свой лом, не успеешь ты до него дотянуться, я тебе раньше колено прострелю. Поверь, я еще страшнее тех, кого ты боишься. Ну! — я щелкнул, взводя, курком револьвера

Видно, моего крика и этого металлического щелчка Мирону так не хватало, чтобы начать «колоться».

— Сенку Епишева видел, он у соседнего дома стоял.

— Кто таков?

— Приказчик у Ефрема Автандиловича служил, только я слышал, что тот его вчера выгнал со службы.

— Что этот Сенька делал?

— Как что? Стоял.

— Просто стоял? Один стоял и в носу ковырял? Рожай давай, не тяни время, раз начал говорить!

— Возле телеги он стоял. Телега со склада хозяина, я ее узнал. А еще мужик в телеге сидел, но этого мужика я не знаю, там возчик другой с этой телегой к хозяину приезжал.

— Еще что-нибудь подозрительное видел?

— Нет, барин, больше ничего. Ты прости меня, Христа ради. Не знаю, чего я так спужался…

— Бог простит тебя, Мирон. Только запомни- я имею намерение при Ефрем Автандиловиче обитать, чувствую я, что мы друг другу пригодимся, в такое время. Поэтому ты меня держись и ничего не бойся, если что подозрительное будет, ни с кем не спорь, и тот час мне сообщай. Понял меня?

— Так как тебя барин не понять. Все исполню.

— Хорошо. Я сейчас до купца дойду, а потом уйду, ты никуда не уходи, за мной калитку запрешь.

— Да куда я денусь.

Имя: Котов Петр Степанович

Раса: Человек

Национальность: вероятно русский

Подданство: Российская Империя

Вероисповедание: православный

Параметры:

Сила: 3

Скорость: 2

Здоровье: 2

Интеллект: 6

Навыки:

Скрытность (1/10)

Ночное зрение (0/10)

Достижения: нет

Активы: одна винтовка, револьвер Смит — Вессон русский, носимый запас патрон, одежда, вещмешок, пальто, сапоги, галоши, шапку

Пассивы: Обязательство найти пропавшую девушку Анну Ефремовну Пыжикову.

Российская Империя. Ориентировочно начало двадцатого века.

«Мы дошли уже до первобытного состояния, когда каждый захваченное им количество экономических, элементарных благ отстаивает всеми доступными ему средствами, вступает в смертный бой со своим соседом»

Речь А. Ф. Керенского от 15 февраля 1917 года перед депутатами Государственной думы в Таврическом дворце.

Мой инструктаж Ефрем Автандилович, видимо, принял к сведению, так как, когда Глафира открыла мне входную дверь в квартиру, хозяин стоял радом с ней, сбоку от двери, держа руки за спиной- уверен, в одной из них купец сжимал, легендарный в будущем, «маузер».

— Прошу прощение, Ефрем Автандилович, нам бы еще поговорить.

— Прошу проходить. Глафира, прими….

— Благодарю, но я не буду раздеваться. Глаша, мне кажется, что вас хозяйка зовет…

Когда горничная, недовольно фыркнув (осмелела, зараза) скрылась в глубине коридора, я зашептал купцу в волосатое ухо:

— Ефрем Автандилович, а когда вы собирались мне о Сеньке Епишеве рассказать?

— А при чем тут…Или вы считаете…

— Я пока ничего не считаю, но надо проверять все зацепки. Расскажите мне, будьте любезны, о нем.

— Да Сенька никто, приказчик простой, на тьфу и растереть. Отработал у меня на складе два года, в армию не призвали по здоровью. А давеча я узнал, что он меня обворовывает, понемногу, но факт. Вот я его вчера и рассчитал, взыскал с него по оптовой цене, за все, что он скрал да и выгнал.

— Понятно. Опишите пожалуйста, как он выглядит и где живет.

— Да как я его опишу? Личность обыкновенная…О. погодите минуту. — купец рысью убежал, чтобы через пять минут вернуться, неся в руке очередную фотографическую карточку.

— Вот, посмотрите, здесь все мои работники склада. А вот этот — палец ткнулся в физиономию молодого человека, стоящего слева, через одного, от хозяина заведения: — и есть Сенька.

Сенька Епишев выглядел как натуральный Свирид Петрович Голохвастый, цирюльник из Киева, особенно на фоне окружающих его кряжистых и серьезных, бородатых мужиков.

— Понятно, а где живет это чудо? — я вернул купцу фотографию, составив словесный портрет и запомнив отдельные элементы физиономии.

— Комнату занимает на Гончарной улице, дом семнадцать. Во всяком случае, месяц назад точно занимал. Это за Николаевским вокзалом, сейчас я вам чертежик набросаю.

— Каким вокзалом?

— Николааевским.

— Это который в конце Невского проспекта находится?

— Точно так, господин Котов, за Знаменской площадью.

Ну, хоть Невский большевики не переименовали, есть за что уцепится при ориентации в городе.

— Понятно, спасибо за информацию.

Дворник ждал меня у ворот. Калитку за моей спиной Мирон запирал с явным облегчением.

Дом, в котором квартировал гражданин бывшей империи Епишев я искал не меньше часа, бродя по темному, неухоженному городу. По улицам болтались толпы пьяных солдат и вооруженных матросов, возле которых, как рыбы прилипалы, возле акул, крутились какие-то темные гражданские личности. Во многих местах, запорошенные снегом, на тротуарах лежали двуглавые орлы, символы величайшей империи, свергнутой толпой рядовых ратников второго разряда, категорически не желавших идти на германский фронт. Жестяные, чугунные, из крашенного дерева, со следами ударов прикладами, ломами и топорами — кумиры, под которыми два с половиной года назад те же люди, утирая слезы умиления и восторга, ревели хором «Боже, царя храни!», лежали под ногами, равнодушных топтавших их, людей.

На меня не обращали внимание. Пару раз ко мне подходили какие-то люди, но чего они хотели, я так и не понял, просто проходил мимо, не обращая внимание на окрики в спину.

В одной из подворотен я увидел тело. Вернее, сначала увидел стоптанные подошвы сапог, выглядывающие из-за колонны в глубине темной подворотни- в свете фонаря сверкнули медные гвоздики, истертые о камни мостовой. В подворотне лежал очередной мой коллега — судя по погону, висящему на одной нитке на расстегнутой серой шинели, это был участковый надзиратель. Застывшие руки с черными ногтями были подняты перед разбитым лицом. Рядом валялась выпотрошенная и выброшенная за ненадобностью кобура, судя по размеру, подходящая для моего револьвера. Ее я сунул в мешок — потом озабочусь соответствующим ремнем с портупеей, чтобы носить было сподручней эти полтора килограмма металла.