Все против всех (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 3

Последняя надежда на спасение, перед тем как попасть на клыки матерого секача. И один раз «пистоль» его выручил, но жаль, что на трассе нет спасения от пьяных мерзавцев за рулем…

— С утра подумаю, что делать — сейчас информации мало. И воду найти надо, у меня только полбутыли осталось. И соли нет — но и так сойдет! Зато горячее, и много — царский ужин!

Палочкой Иван извлек из-под золы запеченную картошку и стал ловко ее очищать. Костерок развел на славу, принес несколько охапок сушняка, притащил три валежины, чтобы жечь ночью — чем толще, тем лучше — дольше гореть будут. Если правильно уложить, то ночь пройдет спокойно — огонь испокон веков многих хищников отпугивал.

Иван ел горячую картошку не торопясь, размышляя над тем, что случилось. И вывод напрашивался один — он попал в загадочную аномалию, и в результате перенесся не только в пространстве, но и во времени, с осени в весну. И это единственное, что является верным. Все остальные мысли пока только гипотезы, о которых будет время подумать позже…

— Ох, за грехи наши тяжкие кара пришла на православных! Царь подменный оказался, и снова воскрес! То ли бес вселился, либо…

Договаривать келарь Троицко-Сергиевской лавры Авраамий не стал, осекся, посмотрел на колеблющееся пламя свечи. И вздохнул — страшные времена пришли на русскую землю. А память начала услужливо перелистывать страницы — он увидел себя молодым стольником Аверкием Палицыным, и самого грозного царя Иоанна Васильевича на троне, с посохом в руках. А вот и его сын Федор Иоаннович — болезненный самодержец сам править не мог, да и жена его Ирина, сестра всемогущего боярина Бориса Годунова, оказалась бесплодной, не могла родить наследника.

Вот и появился заговор, во главе которого стал князь Василий Шуйский — дабы упечь царицу в монастырь, а царь де пусть снова женится. Понятное дело, что сия затея не понравилось Борису Федоровичу, он царский шурин, а станет никто. Вот и осерчал, обрушил свою месть на заговорщиков. Аверкия отправили в Соловецкий монастырь, где он принял постриг и стал монахом, других тоже по обителям или городам дальним разослали, а кого и в Сибирь, в Тобольск, а то и в «златокипящую» Мангазею, где зимой сплошная ночь стоит, зато летом царствует день и всегда светло.

На Соловках тяжко приходилось опальному Аверкию Палицыну, пока пребывал в послушничестве, но уже по доброй воле принял монашество, став иноком Аврамием. И трудился, не жалея себя, выполняя все работы, и за перо взялся по наказу архимандрита — книги переписывать. А в Москве боярин Годунов отметил его прилежание, перевел поближе к столице, в лавру, что основана была святым Сергием Радонежским.

Ровно десять лет тому назад, в 7106 год от Сотворения мира, или 1598 год от Рождества Христова умер царь Федор Иоаннович, и династия, что от святого и благоверного князя Александра Ярославича Невского шла, прервалась — не осталось прямых потомков. Нет, природных Рюриковичей было многовато — почитай больше половины князей корень свой вела от первого приглашенного в Новгород на княжение варяжского воеводы. Вторая половина была из Гедеминовичей, потомком великого литовского князя, перешедших на службу Москве, и крещенных татарских ханов, чингизидов — потомков «великого потрясателя». Один из них, царевич Симеон Бекбулатович даже соправителем был при Иоанне Васильевиче, и великим князем Тверским пожалован. Да и родственником был, так как жена его была внучкой сестры великого князя Василия Иоанновича, Евдокии. Но трое его сыновей давно уже померли, не оставив потомства, а старого царя Симеона самозванец, которого считали царевичем Дмитрием Угличским, постриг в монахи и отправил в туже Соловецкую обитель, далеко на север, видимо, желая, чтобы тот там сгинул от холода и лишений в каменной келье.

Умер хворый царь Федор Иоаннович, не имея наследника престола, но посчитал, что супруга его Ирина Федоровна не праздна, а потому оставил ее на правлении. А главными советниками при ней брата боярина Бориса Федоровича, с ним боярина Федора Никитича Романова, племянника царя по линии матери, Анастасии, супруги Иоанна Васильевича. А также первого патриарха Московского и всея Руси Иова, недавно избранного Поместным Собором, что состоялся благодаря стараниям царского шурина.

А вот князя Федора Ивановича Мстиславского, единственного потомка, пусть и по женской линии, государя Иоанна Васильевича, что правил сто лет тому назад, не учли. А ведь кроме него более никого не осталось, так что мало кто из природных Рюриковичей сомневался, что царем на Земском Соборе изберут именно Мстиславского…

— «Начальный боярин и советник царского величества, правитель, слуга и конюшенный боярин, дворцовый воевода и содержатель великих государств — царства Казанского и Астраханского».

Авраамий тщательно вывел гусиным пером полный титул боярина Бориса Годунова — он был келарем лавры, то есть на его попечении находилось все хозяйство, ведал «заложными грамотами», в которых отписывали обители разное имущество и села с деревеньками, и собирал подати с монастырских крестьян. А еще отвечал за трапезы братьев-иноков, возил разное добро и припасы на патриарший двор. А ночами делал «списки» с грамот — кто из царей и князей отписывал обители по своей милости, и тщательно выписывал дары, перечисляя их в точности.

— Смутные времена грянули, страшные…

Отложив перо, Авраамий задумался, вспоминая минувшее — десять лет ведь прошло, а памяти свойственно забывать, тем паче ему давно за полвека, уже два года до шестидесяти прожитых лет доходит. А само воцарение Бориса Федоровича помнил хорошо, знал, какую роль в нем сыграл сам патриарх Иов. Именно он и возвел на царский трон Годунова, одного из шести претендентов на шапку Мономаха. По его настоянию Собор принял общее решение — «неотложно бить челом государю Борису Федоровичу, и опричь государя Бориса Федоровича на государство никогоже не искати».

Для родовитых князей это был страшный удар — мнение потомков Рюрика просто проигнорировали. Ведь кроме них, на Земском Соборе собралось больше четырех сотен служилых дворян, священников, приказных и выборных от купечества, тогда как чинов Боярской Думы едва полусотня. Но именно они должны были утвердить нового царя, чего делать не стали, по наущению обозленных претендентов, двух Федоров — боярина Романова и князя Мстиславского. Бориса Федоровича «венчали на царство» в Успенском Соборе, как двух царей до него, вот только Боярская Дума продолжала тянуть с утверждением, предложив кандидатуру Симеона Бекбулатовича, полагая, что старик будет игрушкой в их руках.

Но не тут-то было — патриарх обратился к жильцам московским и дворянству, а также к черни, и огромный крестный ход двинулся к Кремлю. И вот тут бояре сообразили, что тянуть с утверждением смертельно опасно — да их просто смертным боем жизни лишат, а усадьбы на поток и разграбление пойдут. Царя Бориса Федоровича признали всей Думой, но злобу затаили. И когда на русские земли пришел глад и мор, то сразу появился самозванец…

Троице-Сергиевская Лавра (современное состояние). Именно ее штурмовало войско самозванца Лжедмитрия — уже второго, а будет следующий по очереди…

— А ведь это дорога, сто против одного, только не для автомобилей, а обычных телег — слишком колея глубокая. Да и оттисков шин нигде нет, хотя трава примята, и дождик недавно был — лужицы остались. Странно…

Иван присел, провел ладонью по характерному следу — такие выбоины могли оставлять только колеса с деревянными ободьями, без резинового протектора на них. А это наводило на многие мысли, как и то, что вдоль дороги не имелось ни малейших следов цивилизации, главным из которых является обычный мусор — окурки, бумажки, битое стекло, обрывки полиэтилена и многое другое, без чего современная цивилизация обходиться не может. А еще не было основного фактора, того, что каждый день летает над головами — за все время, начиная со вчерашнего дня, он не видел ни одного самолета и не слышал гула работающих моторов, а ведь в Москве аэропортов до фига и больше. И этот факт его изрядно напрягал, порождая многие домыслы, о которых подумать было страшно, не то, что бы озвучить.