Прутский поход (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 19

Антиох и Дмитрий чуть не ахнули, но посмотрев на Стефана, осознали, что тот нисколько не шутит, и «песчаных замков» у бурных вод политики не строит — все предельно серьезно.

— Я с Петром Алексеевичем о том говорить буду — рано или поздно, но Россия двинется на Речь Посполитую, бывшие русские княжества единоверные от власти католиков освобождать. Мы лишь чуть раньше этим воспользуемся. «Шляхетская республика» пережила пик своего могущества, поверьте — и раздел ее территории между сильными соседями неминуем. Ведь русские, саксонцы, шведы всю войну только и совершают походы через ее территорию. Впрочем, такая же судьба ожидает в скором времени и Османскую империю — обе державы стали сущим наказанием и бедой для тех православных народов, которых там угнетают.

— Тебе решать, брат, но мы тебя поддержим в любом случае, — тихо отозвался Дмитрий, Антиох же просто кивнул. Стефан тихо произнес, задумчиво смотря в окно:

— Нам бы только пару лет продержаться, и сделать все, чтобы царь Петр твердо встал на Черном море, и овладел Крымом. А это возможно только в одном случае — если они договорятся с королем Карлом. А вот тут определенные сложности намечаются — швед согласен отдать те русские земли, что после Смуты отошли, и не больше. Царь на это вряд ли согласится, и на своем стоять будет.

— Придумай что-нибудь, Стефан, уговори — русская армия против турок нам нужна, на Серете и Рымнике, но отнюдь не в Ливонии. Да и «Дикое поле» с вечными татарскими набегами для царя Петра та еще заноза, которую необходимо выдернуть.

— Да понимаю все — только сказать легко, но как все это провернуть пока не представляю. Хотя мысли на этот счет есть…

Шведский король Карл и гетман Иван Мазепа на берегу Днепра после разгрома в Полтавском сражении. Интересная парочка — ведь оба прекрасно понимали, что все карты, которые они выбросили на стол, оказались биты. И никакой надежды на собственные силы нет — недаром король столько лет сидел на привязи у султана…

— Петр Алексеевич, твои полки нужны только на один год, в следующем году мы уже справимся своей армией, а пока как-нибудь отобьемся от османов. Тем паче пуль особых у них нет, а мы их имеем.

— Хороши пульки твоей задумки, ничего не скажешь, — Петр внимательно посмотрел на Стефана — тот стоически перенес тяжелый взгляд русского монарха, и царь усмехнулся, перестав давить круглыми навыкате глазами. И стал раскуривать трубку, с усмешкой поглядывая на собеседника.

— Так что это только начало, брат мой, сам видел, что мы в запасе уже имеем. Я ведь тебе все показал, что удалось наскоро приготовить — к следующему году мануфактуры заработают и у нас собственное оружие уже будет.

— «Греческим огнем» со мной поделись, мыслю, пригодится он мне. И пушки свои по образцу мне отлей, зело пригодны они для дела воинского и корабельного. И диковин дай еще, не верю, что ты мне все показал. Мыслю, утаил немало, выгоду свою блюдя.

Царь смотрел жестко, уже прищурив глаза, но Стефан совершенно не смутился этого взгляда. Ответил тем же, постаравшись мысленно передать ответ. Знал одно известное высказывание — «дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде». Как нельзя лучше подходило для такого момента — соглашаются сразу только проститутки, оговорив цену. А тут будет торг, жестокий — каждый свою выгоду блюдет.

Но потребовать, ведь Петр не изложил просьбу, а именно желание, это одна сторона дела, а тут есть и оборотный момент — ведь нужно что-то и в ответ дать, и весьма существенное. Впрочем, царь это хорошо знал, а потому тут же заговорил, положив ладонь на стол:

— Двадцать полков пехоты тебе дам, сколько и обещал твоему брату Дмитрию — все честь по чести. И десять полков драгун прибавлю, к тем моим батальонам и эскадронам, что в твоем войске имеются. Ты как намерен османов встречать, Стефан?

— У «фокшанских ворот», Петр Алексеевич, на позициях на реке Рымник, что с гор карпатских течет и в Серет спускается. Местность удобная, ополчение мы туда отправили — шанцы и редуты уже возводят, пушки ставим. Нельзя давать там конным сипахам развернутся, их в обороне встречать нужно, не давать через реку переправляться. У нас ведь ратники пока худые, «регулярства» не ведают, вот пехотными полками твоими подкрепим. А драгун с нашей конницей в резерве держать будем, и чуть-что сикурсом направлять туда, где турки переправляться удумают.

— Хм, вижу продумал все — места знакомы тебе, опыт воеводский имеешь. Если войска свои тебе вручу — в растрату напрасную не дашь?

— Не дам, Петр Алексеевич, — Стефан с удивлением посмотрел на царя — такого решения от него не ожидал. — Но я думал, что ты сам командовать полками будешь, и сражение османам дашь.

— Пустое, за славой не гонюсь, — отмахнулся самодержец, и нахмурился. Потом медленно произнес, мысли затаенные выкладывая:

— Сам супротив крымского хана Девлет Гирея с войсками пойду. Потому драгун половину себе возьму, войска потребны, раз Крым решил брать. Надо кончать с этой язвой, от которой одни напасти! Они зимой этой похвалялись что не только до Киева, до Москвы дойдут, как при царях прежних порой бывало. Дань от меня потребовали как в старину, в гордыне своей пребывая! Но что ж — теперь им урок добрый дать надобно!

Голос Петра Алексеевича стал настолько жестким, что даже видавшего виды Стефана проняло до глубины души. Теперь он осознал, почему царь столь жестоко к очаковской орде отнесся — спаслись те, кто успел за Днепр на восточную сторону перебраться, под защиту Девлет Гирея. А вот остальным резню устроили без всякой жалости, причем не сколько русские драгуны, а казаки под началом Самуся и гетмана Скоропадского. Молдаване и запорожцы тоже участвовали в побоище, но намного меньше — главная война шла с оставшимися в Буджаке татарами. Последние попросту бежали целыми кочевьями в Добруджу, охваченные жутким страхом. Ведь остались без защиты ушедшей на левый берег Днепра орды, а рассчитывать на жалость молдован, что двести лет терпели насилие с их стороны, как-то не приходилось. Так что оставили все в кочевьях, от скота до дряхлых стариков, и невольников перебить не успели. Теперь молдаванам, устроившим повсеместное истребление османам, на милость султана рассчитывать не приходилось — борьба будет долгая и кровавая.

И чем она закончится — бог знает!

— Фельдмаршал Шереметьев полки на Перекоп поведет, а я инфантерию на корабли десантом посажу, и со всем Азовским флотом на Керчь отправлюсь. Крепость эту брать надобно, а затем Кафу и города крымские. И бить накрепко, до полного истребления, пока османы с визирем на Дунае борьбой с тобой будут заняты.

Глаза Петра недобро блеснули, в них ледяным крошевом застыла жестокость, даже кровожадность. По щеке пробежал нервный тик, и Стефан испугался — как бы не случился с царем припадок, который видели многие, оставив описания. Но ничего, царь справился с охватившим его волнением, голос снова стал ровным и нарочито негромким. Однако было видно, что нелегко дается это напускное спокойствие.

— Флот у османов с моим почти равный по числу вымпелов, но пушек на турецких кораблях больше. Вот потому и нужен мне «греческий огонь», и ты мне его дашь.

Это был не вопрос или просьба, а утверждение, и Стефан немедленно мотнул головой, соглашаясь, и негромко произнес:

— Несколько бочек отдам, Петр Алексеевич — это все, что у меня пока есть. Но мастера постоянно трудятся, и еще будем в Таганрог бочонки отправлять по мере готовности. Нужно только пустотелые бомбы заполнить смесью — она густая и вязкая, и вставить запальную трубку. В ствол перед выстрелом так вкладывать, чтобы огонь от сгорания пороха воспламенил запал. Если удачно попасть с дистанции до двухсот саженей, то туркам станет весело, особенно если бомба внутри корпуса разгорится — эту дьявольскую смесь практически ничем не потушишь. А если она по палубе разольется, особенно внутри корабельного корпуса — вся команда в пожаре сгорит, если за борт не успеют попрыгать.