Прутский поход (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 10

— Прошу простить, ваша светлость, моя вина, — лицо воина приняло жесткое выражение, он поклонился, а Стефан произнес:

— Перину вон отсюда, ложе отодвинуть от стены, достаточно будет кунтуша, я не женщина, чтобы спать на перинах.

— Все исполню, ваша светлость, — Мирча еще раз поклонился, а Стефан прихрамывая подошел к креслу, уселся, взял набитую табаком трубку и раскурил ее от свечи. Задумался, время от времени мусоля чубук и выпуская дым — табак был душистый и крепкий, непривычный после сигарет, к которым он привык на войне. Теперь поневоле перейдет на трубку — о папиросах речи быть не может, нигде их не купишь, полтора века пройти должно. Так сидел и думал, не обратив внимания на пожилых служанок, что зашли в спаленку. Обе низко поклонились, сграбастали перину и выбежали, чуть не падая под ношей, пусть и не тяжелой для двоих, но достаточно объемной.

И удивился сам, мысленно отметив, что отнесся к женщинам совершенно равнодушно, будто к вещам, впервые не увидев в них людей. Усмехнулся, на секунду представив, сколько услышал бы про себя «теплых слов» от феминисток из ХХI века. Впрочем, последние бы тут не выжили — отдали бы туркам и татарам за не надобностью, а те рабынь себе постоянно требовали — таковы стоят нравы на дворе.

Затем появились два паренька, которых Мирча «наградил» подзатыльниками — споро отодвинули ложе от стены, снова поклонились «брату» господаря, и, пригибаясь выбежали. Стефан сделал зарубку — приказ пошел по инстанции и был исполнен, Мирча, собственноручно расстеливший на досках его кунтуш, прошел проверку. И это только начало — теперь Стефан знал, что ему нужно делать в первую очередь — отобрать помощников.

Ведь командир никогда не должен делать сам, если не только в качестве личного примера во время обучения — для этого есть подчиненные. Так и тут — в армии всегда есть те, кто по своему духу командир, не только умеющий управлять, но способный к обучению — а это главное.

— Завтра с утра отберешь воинов, что хорошо знают «огненный бой» — гетман отрядил мне два десятка воинов. Мне нужно осмотреть их фузеи и пистоли. Грамоту знаешь, писать можешь?

— Да, ваша светлость, я в церкви учился. Отряд набрать из резеши, или из бояр тоже, кто похочет.

— Возьмешь только тех, кто учиться воинскому делу любит, особенно стрелять. И отбирай грамотных — записывать тоже много придется…

«Служивый люд» даже спустя столетия своими нравами не изменяется.

— Войско твое, Дмитрий Константинович, нужно в регулярную армию превращать как можно быстрее. Понятно, что турки встревожатся, над тобой глаза со всех сторон смотрят, но если действовать скрытно, и предварительно провести все необходимые мероприятия, то с началом войны ты сможешь рассчитывать на три-четыре тысячи вполне надежной и обученной инфантерии, вооруженной исключительно фузеями. На эту реорганизацию тех семи месяцев, имеющихся у нас в запасе, вполне хватит.

Стефан говорил осторожно, видя, как удивленно на него смотрит Кантемир. Действительно, приведенные сроки казались несбыточными, сплошной утопией — создать боеспособные формирования за столь короткий срок совершенно не реально. Вот только было два момента, на реализацию которых рассчитывал «попаданец» — в том, что готовить придется далеко не новобранцев, а людей «понюхавших пороха», и по наставлениям из будущих времен, когда в «перманентную мобилизацию» за несколько месяцев целые дивизии сколачивали, и в бой бросали.

— У нас нет столько ружей, Стефан, — уверенно произнес Кантемир, — может быть, тысячи две я тебе соберу на войско. Но не больше, если только в боярских дружинах не забрать. Но они не отдадут просто так, надо выкупать, а денег в казне нет.

— И не нужно, — пожал плечами «попаданец». — Фузеи может дать царь Петр — у него много шведских трофеев. Вообще-то нам необходимо тысяч десять ружей для начала, пока собственное производство не организуем.

— Есть мастера, что фузеи делают в городах. Только какой прок им заказ выдавать? Придет новый господарь…

— Не придет, брат, если мы поражение от турок не потерпим. Царь за твоим родом наследование признает. Понятно, боярам такое не понравится, а потому проблему придется решать быстро и жестоко, кардинально — истребив всех, кто попытается тебе противодействовать, а имения отписав в казну, землю же поделить. Но только между теми крестьянами, что станут резеши — однодворцами, что будут верой и правдой служить только господарю. Знатную вольницу ломать надо — пока этого не сделаешь, страна под османским владычеством пребывать будет. А так ты и противников уничтожишь, и опору среди податного населения приобретешь. И учти — как только туркам ты перестанешь уплачивать грабительскую дань и за счет этого снизишь налоги — весь народ тебя благословлять станет!

Стефан посмотрел на призадумавшегося господаря — Дмитрий Константинович даже губу прикусил, настолько заволновался. Ведь дело попахивало гражданской войной и большой кровью. Если была бы возможность ее избежать, то он бы так и сказал правителю Молдавии, но другого варианта просто не было. И дело в том, что «великие бояре», то есть аристократия, в отличие от «малых бояр» и куртеней — а так именовали здешнее дворянство, были откровенными коллаборационистами, изменниками, порой преданно служащих турецкому султану.

Потому «пятую колонну» всегда нужно уничтожать безжалостно, истреблять не только местных олигархов, но и всех их сообщников, что с рук кормятся, да им задницы вылизывают!

— Нет иного способа, брат — под нож всех пускать надо, иначе с тобой жестоко поступят османские холуи. А «великих» бояр не так и много — а ведь не ты, ни твой брат крови пролить не боялись раньше, если было необходимо, казнили ведь Костина.

За два дня дороги Стефан расспрашивал гетмана и Мирчу, постоянно беседовал с господарем, узнал много о здешней истории и царящих тут нравах. Хотя его слова Кантемиру явно не понравились — на лицо набежала тень, пальцы рук чуть задрожали, что было заметно.

— Имея регулярную пехоту, воюющую по «новому строю», — Стефан демонстративно положил ладонь на исписанные вечерами листки бумаги, — ты просто сокрушишь любые боярские дружины. И сделать будет это легко. Фузея стреляет на три сотни шагов, как и лук. А что ты скажешь, если с трехсот шагов можно будет попасть во всадника или его лошадь, а пуля будет поражать врага на семьсот, а то и восемьсот шагов, если тот плотными построениями в сражение пойдет?

— Не может такого быть, — Кантемир поставил на стол кубок с вином, а Стефан только усмехнулся, и, отколупнув кусочек брынзы, что была мягкая и плотная как пластилин, стал из нее лепить заготовку. И спустя полминуты положил на стол круглый шарик.

— Это обычная пуля, ее отливает каждый воин для своего ружья. Она чуть меньше внутреннего диаметра ствола, чтобы тот не разорвало во время выстрела. Оборачивают в тряпочку или бумагу, забивают шомполом и стреляют — точность плохая, так как круглая пуля в полете неустойчива, — Стефан говорил негромко, поясняюще, а пальцы уже лепили нечто, похожее на укороченный наперсток. И передал его Кантемиру, который осторожно взял заготовку, бережно держа ее пальцами и внимательно разглядывая.

— Такая пуля должна появиться через полтора столетия. Форма простая, как ты видишь, только инерция мышления у людей велика, пока до нее додумались, много воды из реки времени утекло — четыре века без малого. Сам посмотри — края пули тонкие, и во время выстрела пороховые газы прижмут их к стволу и плотно. Толчок станет намного сильнее, и пуля полетит дальше и точнее. А если ее закрутить во время прохода по стволу, то вместо трехсот шагов, получится все восемь сотен. Там несколько другая форма будет, но отливка не сложная. Но опять же — великая сила регулярной армии заключается в унификации оружия и боеприпасов, единообразной подготовки солдат, и того же обмундирования, одного для всех, без всякого золотого шитья, что баснословно дорого. Все должно быть предельно просто и дешево — оружие, обмундирование и амуниция, — Стефан посмотрел на Кантемира, что продолжал разглядывать слепок.