АНАФЕМА: Свобода Воли. ТОМ 1 и ТОМ 2. (ЧАСТИ VIII и IX) (СИ) - Тутынин Антон - Страница 14

Прежде чем покинуть рабочее место за архаичным компьютером, закончив надиктовывать названия музыкальных групп Алисе, я успел мельком просмотреть небольшую заметку, о том как здорово, что за обороты теперь можно не просто не платить, а получить за них деньги от корпорации «Лазарь». Биологическим женщинам, и тем кто имел женские репродуктивные органы, предлагалось сдавать «биоматериал» для производства лекарств и сырья для генной терапии на продажу. И судя по приводимой статистике предложение пользовалось популярностью. Злиться сил у меня уже не было, но сама заметка в памяти отложилась.

От моего удара кулаком стол подпрыгнул, а посуда жалобно звякнула. Несмотря на начатую полгода назад гормональную терапию скелет этого парня всю жизнь развивался нормально, по мужски. Отчего кости были массивными, и прекрасно держали удар. Чего не скажешь о мягких тканях — кулак я себе отбил прилично. Так что даже скривился немного от боли, тотчас разжав побитую кисть.

— Прости… Я не сумасшедший, мам. И я больше не буду пытаться покончить с собой, даю слово. Слово мужчины!

— Вова… прошу тебя никогда… Слышишь⁈ Никогда так не говори на людях… — лицо Альбины теперь и вовсе побелело что льняное полотно.

— Не буду. Мама, я не идиот и всё понимаю — меня буквально живьём закопают, если посчитают угрозой. Клянусь тебе всем чем хочешь, я не сделаю и даже не скажу ничего, что может навлечь на нашу семью гнев корпораций.

«Не сделаю открыто, — поправил я себя мысленно, — Бог же просил действовать скрытно? Ну так я и не против — так даже лучше. Ну ублюдки, держитесь! За то что вы сотворили с моими родными странами, я вас в кровавый фарш перетру. А всех педофилов вообще посажу на кол! И это, сука, не фигура речи».

— ВОВА! — крик матери отвлёк меня от злых мыслей, позволив прийти в чувство. Вероятно она увидела что-то в моих глаза или на лице, поняв что я думаю о чём-то жутком.

— Всё. Хорошо. Мама, честно, — серьёзный взгляд, спокойная речь, и женщина мало помалу начала успокаиваться. Похоже и правда гормональная буря делала меня излишне эмоциональным. И это было плохо. Очень плохо. С этим что-то следовало сделать и как можно быстрее.

— Господи, за что мне это всё…? — спрятав лицо в ладонях на секунду, Альбина встала, подошла к одному из шкафчиков, откуда достала какой-то настой, выпив несколько капель вместе с водой.

— Прости… это всё гормоны. Мне нужно привести их фон в норму, иначе меня так и будет штормить на эмоциях. Вот, — достал я из кармана бумажку с названиями лекарств и ближайшими пунктами полулегальной продажи. А откуда, кстати, нейросеть достала эту инфу? Я только сейчас об этом задумался.

«Чёртовы эмоции! У меня что, мозги отключаться из-за них начали⁈ А если наш трафик мониторят? Да меня сразу на заметку возьмут или вообще обвинение выкатят!» — хотелось разбить себе лицо за подобную глупость. Но я и не собирался ехать туда лично, так что на этот раз оплошность была не критичной.

— Что это? — взяла мать бумажку, начав вчитываться.

— Это лекарства, что дают мужчинам при недостатке тестостерона или при нарушениях его выработки. Они помогут мне стать нормальным, как и было заложено природой. Только их нельзя приобретать открыто — там ещё адреса точек сбыта, где на продажу препаратов смотрят сквозь пальцы. Поможешь?

— Хм. Ну способы, в принципе есть, — Альбина сразу стала серьёзной, поняв что есть какая-то возможность помочь единственному своему наследнику. Пусть он был для неё не родным, в плане появления на свет, но гены её отца в нём чувствовались даже сейчас. И пусть она не верила его словам полностью, однако изменения в поведении сына ей скорей нравились, пусть и вызывали нешуточную тревогу.

Так что она была готова дать ему столько шансов, столько потребуется!

— Я найду лекарства по своим каналам. А ты пока…

— Сижу дома, никуда не хожу, изучаю окружающий мир, — закивал я понимающе, не желая выслушивать стандартные наставления.

— Именно! Если ты будешь так реагировать на все странности людей, пылая от гнева, то моментально угодишь в корптюрьму за оскорбление чувств других.

— Владимирский центра-ал, ветер северны-ый. Эта-апом из Твери, зла немерено-о… — пропел я шутливо нетленку Круга, слегка улыбаясь.

— Не смешно, Володя! Оттуда люди если и возвращаются, то живут недолго. Но чаще всего просто кончают с собой прямо в камере. И никого не интересует так ли это было на самом деле. Так что даже шутить не вздумай! А сарказм твой и вовсе дело уголовное — насмешки над другими караются строже чем продажа нелегальных наркотиков.

— Ты вот это сейчас шутишь, да? — опешил я от таких новостей.

— Я абсолютно серьёзно, — огорчила меня мать, — Вот почему тебе ещё рано выходить из дому. Ты даже понятия не имеешь о том как здесь живут люди.

— Люди ли…? Я, если честно, начинаю сомневаться в этом.

— Вот! Опять сарказм. Десять лет исправительных работ за оскорбление чувств граждан Лазбурга тебе обеспечена за одну эту фразу.

— Пиздец… — откинулся я на спинку стула, закрыв глаза.

— А мат в общественном месте карается автоматическим штрафом в пять тысяч мировых долларов!

— А-а-а, хватит! Понял я, понял! — встав из-за стола, пошёл обратно в свою спальню. Хотелось немного полежать и подумать. А то от новых впечатлений уже голова кругом шла.

— Стой!

— Что случилось ещё?

— Захвати свой наладонник. Он уже настроен на твой аккаунт в соцсетях, так что просто надень на руку — он сам тебя определит. Через него же сможешь поменять данные о половой принадлежности, имени и фамилии, если захочешь.

Рядом с выходом, на кухонной столешнице, что шла вдоль всей стены, лежала небольшая коробочка белого цвета. Её-то Альбина и держала в руках, когда пришла домой. Взял её в руки, отметив машинально малый вес.

— Хорошо, я погляжу… Слушай, мам, а как звали моего деда?

— Владимир Аристархович, а что?

— Выходит я сам того не зная выбрал его имя… Это тебя не удивило?

— Удивило, — улыбнулась мать, — И обрадовало. Я очень любила своего папу, и теперь ты напоминаешь мне его ещё больше.

— Тогда можно я возьму отчество по дедушке? Или отчество тоже запрещено брать?

— Нет, не запрещено, и конечно ты можешь его взять. Но теперь намного чаще берут матчество, так что на фоне других ты будешь выделяться что белая ворона.

— Матчество… Матчество⁈ Мать твою за ногу…

— Вова, не ругайся.

— Матчество, сука, матчество! — вновь не совладав со своими эмоциями, я удалился из кухни, более не слушая причитания Альбины. Полежать и подумать захотелось ещё больше.

Всю дорогу до кровати я тихо матерился, покрывая весь этот мир самыми разными ругательствами от простых русских до витиеватых таиландских выражений.

Рухнув в постель, я уставился в потолок, какое-то время стараясь просто ни о чём не думать. А как успокоил нервы, заново перебрал все факты, известные мне о душе и её силе.

— Господин, с вами всё хорошо? — когда пришла Альбина, я вернул Зуриэль обратно в свою душу, отозвав её воплощение. Но это не помешало ей видеть и слышать всё что происходит вокруг меня.

— Нормально… Всё нормально. Не отвлекай — мне нужно подумать.

— Слушаюсь, — умолкнув, «демоница» тем не менее продолжила оставаться где-то рядом в моём сознании.

«Итак, что я знаю о душе? Сила души неоднородна и разнится от человека к человеку. Проявляется эта сила в духовных качествах — в первую очередь в форме воли. Люди слабовольные, подверженные порокам тела, не способные пересиливать себя и свои низменные желания, так и зовутся — малодушными. Отчего следует вывод, что эмоции и инстинкты — это проявления тела. И только человеческая воля помогает заглушить их, ради каких-то высоких целей! Как спасатель, что входит в огонь невзирая на инстинкт самосохранения, ради блага других. Либо русский врач в 90-е, что терпит нищенскую зарплату, разруху больницы, усталость и ненормированный день ради помощи другим людям. Не ради наживы, не потому что это приносит ему физическое удовольствие, а потому что он считает это правильным! У таких людей душа куда сильнее, нежели у приспособленцев и корыстных властолюбцев. Во всяком случае во время смерти тела эти души ощущаются куда ярче, насыщеннее. По сути энергии в них гораздо больше, чем в ничем не примечательных слабовольных ничтожествах. Я это знаю, потому что видел и чувствовал души других во время их ухода. И до сих пор наверное почувствую, если кто-то рядом умрёт… А значит смогу и влиять на них».