Путь неофита (СИ) - "N& - Страница 10

Сейчас же, глядя на сверкавшие на солнце горы, она неожиданно отряхнулась, ярко вспыхнула… и тут же сгорела без остатка. Оказавшись слишком незначительной по сравнению с величественностью открывшегося вида.

Беглый принц тут же дал себе обещание однажды покорить одну из необъяснимо манящих заснеженных вершин.

— Точно могу сказать разве только то, что мы еще Тике. — Малем недовольно хмыкнул. — Ну и Строптивая где-то неподалеку.

И действительно. Гул реки, недостающий до «Старого Сундука», отчетливо слышался в этой части города. Единственное что, отражаясь от стен, он раздавался одновременно со всех сторон, никак не помогая сориентироваться.

— А вот домик с моего последнего визита явно подновили. — Малеммил ностальгически осматривал здание борделя. — Да и вывески, вроде, раньше не было.

Двухэтажное каменное строение не сильно выделялось на общем фоне города. Разве что его явно не так давно покрыли новым слоем штукатурки, от чего оно казалось чуть-чуть свежее соседних домов.

С правого угла расплывалось подозрительное темное пятно, начинавшееся в районе пояса и конусом расходившееся к земле. Сомнительное украшение от неизвестного автора. Впрочем, далеко не первое встреченное друзьями в Тике.

А вот вывеска показала себя действительно «говорящей».

С кованого металлического штыря свисало дно деревянного бочонка с изображением голой девы. Причем ее выдающийся бюст занимал по меньшей мере половину рисунка, не оставляя и тени сомнения о толке оказываемых в заведении услуг. Разве что это могла оказаться «Титечная», что бы это ни значило.

Малеммил поднялся на крыльцо и замер перед внушительной дверью из мореного дуба. Он стоял чуть склонив голову, будто прислушиваясь к происходящему с той стороны, или, скорее, внутри самого себя. Словно ученик, не выучивший урок учителя, в ожидании справедливого наказания. Не знай Ник так хорошо своего друга, он мог бы подумать, что Малем стесняется. Но, конечно же, это было не так.

Малеммил постучал.

Никакой реакции.

Постучал громче.

Ничего не изменилось.

Наконец, в ответ на добрый грохот кулаком по деревянным доскам, нехотя отворилось смотровое окно, в котором показалось заспанное мужское лицо со шрамом через правый глаз.

— Пошли в кфханов зад, ослолюбы! — недовольно пробасил тот. — Вечером приходите. Вечером!

Только теперь Никаниэль понял удивление на лице провожатого. Конечно подобные заведения должны работать с ночи до утра, а никак не наоборот.

— Сам ослолюб, и мать твоя — ослица! — незамедлительно ответил Малеммил, теперь гораздо более походя на самого себя.

Охранник собирался уже что-то ответь, как Ник оттеснил друга от двери и, натянув пониже капюшон, вежливо проговорил:

— Прошу прощения, передайте, пожалуйста, мадам Люссоль, что к ней Малем.

Мужчина хотел было что-то сказать, но, подумав, молча кивнул и захлопнул смотровое окно.

Получив недовольный тычок под ребра, эльфийский принц шепнул другу:

— Ты забыл? Переговоры на мне. Разделение труда. Мы договаривались.

— Я не собирался сразу говорить кто я такой! — раздраженно зашипел в ответ Малем. — Хотел сюрприз устроить.

— С твоими навыками общаться с людьми удивительно, что тебя вообще до сих пор не прирезали.

— Да я сам кого хочешь прирежу! — начал заводиться Малеммил, повысив голос. — И вообще…

Совсем не дружескую перебранку прервал тихий шелест тщательно смазанного засова.

«Еще двое попались в сети» — грустно сказала бы входная дверь, даруй боги ей такую возможность. Или, может: «Хорошо повеселиться, парни» — смотря какую из точек зрения на скрытое за ней гнездо порока она разделяла.

Пока что же дверь молча отворилась, приглашая очередных страждущих в обитель легкого поведения, тяжелых кошельков и наигранного смеха.

Оттолкнув Ника плечом, Малем первым зашел внутрь.

Друзья сразу же очутились в совершенно другом мире. Настолько обстановка внутри не соответствовала серой, обшарпанной Тике снаружи.

Просторный, светлый зал высотой во все два этажа будто украшал художник, обучавшийся у непревзойденных мастеров древности. Дивные картины и гравюры, изображавшие прекрасных людей и их ласки; нежнейших цветов уютные кресла и шикарные диваны, так и манившие устроиться на них поудобнее; изысканные вазы; нарядная, но в то же время неброская лепнина — все здесь, включая витавший в воздухе ненавязчивый аромат полевых цветов, настраивало посетителей на легкий, игривый лад.

Пол устилали мягкие ковры и разбросанные повсюду подушки. На изящных одноногих столиках из красного дерева стояли не убранные с ночи хрустальные бокалы и пустые бутылки из-под дорогого вина. Довершала картину роскошная арфа, гармонично расположившаяся по центру зала.

Из-за колыхнувшейся в углу шторы, плавно покачивая бедрами, вышла немолодая женщина в халате нежно-зеленого цвета. Волнистые каштановые волосы с проседью плавным каскадом стекали ей на плечи. Остатки былой красоты еще проглядывались сквозь искусно наведенный марафет, но час их был уже близок. В холодном же блеске расчетливых глаз по-прежнему тлел давно забытый огонек некогда бушевавшего пламени.

Сделав Нику знак отойти в сторону и не мешать, Малеммил скинул плащ и, широко расставив руки, радостно воскликнул:

— Люсинда, любимая, иди же ко мне!

Женщина придирчиво, с ноткой недоверия, осмотрела представшего перед ней эльфа. Наконец уверившись, что это не шутка и не розыгрыш, она радостно всплеснула руками и бросилась в объятья давнего знакомого.

— Я так ждала тебя, Малем… — едва слышно прошептала она.

Не желая им мешать, Никаниэль сделал несколько осторожных шагов назад и сел на диван, оказавшийся настолько мягким, что тот буквально поглотил устроившегося на нем принца.

Замерев на несколько секунд, Люсинда отстранила от себя Малеммила, любуясь прелестными чертами молодого эльфа. Внезапно выражение ее лица кардинально изменилось и она, размахнувшись, отвесила своему визави звонкую пощечину.

— Я так ждала тебя, Малем! — гневно воскликнула женщина.

В ее голосе отчетливо слышались обвинение и горькая обида, которую она много лет хранила в самом сердце, но так и не смогла заставить себя забыть. Но несмотря на грозно сдвинуты брови и сжатые в струну губы, в глазах бывшей ночной бабочки затаилась искусно скрываемая радость долгожданной встречи.

— Люси, я… — попытался оправдаться Малеммил, но был тут же перебит.

— Ты столько обещал мне, говорил, что любишь… — наконец она заметила, что в зале есть еще кто-то. — Кого ты притащил?

— Это мой друг — Никанор. — Малем радостно попытался воспользоваться шансом сменить тему разговора. — Мы с ним…

Люсинда осекла его одним лишь взглядом. Ник никогда не видел товарища настолько неуверенным в себе и даже не подозревал, что это вообще возможно.

Тем временем женщина подняла руку и щелкнула пальцами. Из-за той же шторы, откуда появилась она сама, тут же выплыли две молодые девушки, одетые в… скорее раздетые, чем одетые. Хозяйка кивнула им в сторону гостя, а сама взяла за локоть Малеммила и отвела того в сторону, чтобы никто не слышал их дальнейшего диалога.

—… ничуть не изменился… — лишь донеслось до чутких ушей принца.

А жрицы любви уверенно перешли в наступление.

Изящно виляя отсутствующими хвостами, они, синхронно ставя одну ножку перед другой, игриво приближались к Никаниэлю. Длинные белоснежные чулки, натянутые выше колен, тугие корсеты с чашечками, скорее поддерживающими упругие полушария, чем скрывающими их, и невесомые юбки из полупрозрачного нежно-розового ситца длинной едва ли с ладонь — вот и весь наряд прелестных куртизанок.

Но самым удивительным оказались расы, которым они принадлежали.

Одна родилась плодом любви человека и эльфа, переняв практически всю изящность и утонченность длинноухих в сочетании с безудержной человеческой страстью. Другая же и вовсе прибыла в Тику из суровой пустыни, и была высокой, мускулистой, четырехрукой варваршей с кожей цвета густого тягучего дегтя и пышной шапкой угольных волос.