Путь. Автобиография западного йога - Уолтерс Джеймс Дональд "Свами Криянанда (Крийананда)" - Страница 114

«Я не знаю, как они встретят вас, Свами. Дело не только в том, что вы опоздали. Мы ведь только что завершили собрание протеста против последнего вторжения Китая на территорию Индии. Мы кровью подписали петицию к правительству!» Он помолчал, вслушиваясь в шум, доносившийся с холма. «Вы послушайте их!»

С вершины холма неслись громкие и злые выкрики: раздавались сотни протестующих возгласов; сотни ног возмущенно и нетерпеливо стучали о пол зала.

— Свамиджи, — почти умолял он, — пожалуйста, разрешите мне отменить выступление.

— Но я не могу согласиться с вами, — возразил я. — Это будет означать, что нарушу данное им слово.

— Я опасаюсь лишь того, что они дурно обойдутся с вами!

Поднимаясь на холм, я надеялся на лучшее. Когда директор колледжа несколько нервозно представил меня, я отметил, что студенты многозначительно посматривали на дверь. Обстоятельства были далеко не идеальными для чтения лекции о достоинствах медитации!

Поэтому я начал с энергичной речи на тему, так волновавшую их умы: вторжения Китая. Я представил им те же события, может быть, более четко, чем им пришлось слышать в тот день. По мере выступления я сначала ощутил проблески интереса, а затем — растущее одобрение. Постепенно, почувствовав их поддержку, я подал мысль, что, возможно, ненависть, войны и другие противоречия в обществе являются, прежде всего, результатом внутренней дисгармонии в самом человеке. Даже мы, заявил я, хотя и не питаем ненависти к другим, все же можем не иметь того внутреннего мира и спокойствия, которых бы желали. Поэтому, если хотим мира другим, мы должны изменить прежде всего не их, а себя.

К этому времени студенты уже явно желали слушать меня дальше. Я начал говорить о йоге и медитации. К концу выступления они засыпали меня вопросами. Многие хотели знать, как можно изучить йогу. Директор колледжа стал умолять их прекратить задавать вопросы, поскольку из Симлы скоро уходят последние автобусы, развозящие их по окрестным деревням.

В Индии, психологически «прислушиваясь» к аудитории и адресуя слушателям ту истину, которую они были способны понимать, я научился устанавливать контакт с людьми, стоящими на различных уровнях духовного развития, и побуждать их к медитации. В 1959 г. после лекции в колледже Махиндра, Патьяла, профессора говорили мне, что никогда в истории их колледжа ни один лектор не вызывал такого большого интереса. После моих лекций в аудитории публичной библиотеки Патьялы люди говорили: «Такого в нашем городе еще не было». Спустя несколько недель, в Нью-Дели, тысячи людей записались на мои занятия по йоге. Я стал известен в Северной Индии как «американский йог».

Я неохотно принимал пастырство, но теперь с большей охотой служил Богу в этом качестве через людей и более ясно чувствовал Его благословение на всем, что старался делать.

Прежде чем начать свои занятия в Нью-Дели, я пригласил наших местных членов Общества в номер гостиницы, чтобы обсудить некоторые планы. Они пришли с оглядкой, сидели тихо и осторожно предложили мне занять небольшое помещение в школе, где я мог бы выступить перед ними и их семьями и (может быть) несколькими друзьями. Однако я чувствовал, что Мастер советовал мне обратиться с его посланием к тысячам людей.

— Давайте возьмем в аренду большой шатер, — сказал я.

— Большой… шатер? — Они озабоченно сглотнули. — На сколько людей?

«Примерно на тысячу восемьсот человек», — ответил я. Выражение их глаз свидетельствовало о том, что они приняли меня за сумасшедшего. Наконец они уступили. Шатер был установлен на просторном участке Мейн Виней Нагара, в отдаленном районе Нью-Дели.

В день моей вводной лекции я медитировал в близлежащем доме. В четыре часа — время, объявленное как начало лекции, — пришел один из наших членов, чтобы сопроводить меня.

— Собралась целая толпа, Свамиджи, — произнес он безрадостно. — Около ста человек.

Сто человек — для шатра, способного вместить тысячу восемьсот! Позднее мне рассказали, что один из наших людей стал бродить около шатра, расстроенно сокрушаясь: «О, мы потеряем свою репутацию!»

«Мастер, — молился я, смеясь про себя, — у меня было такое чувство, что мы соберем по меньшей мере тысячу восемьсот человек. Это не было моим желанием. Если бы не пришел никто, это не смутило бы меня». Потом, вспомнив о склонности людей опаздывать, я сказал: «Давайте подождем немного».

Через семь минут этот человек вернулся и объявил: «Уже собралось двести человек, Свамиджи. Может быть, пора начинать?»

«Еще рано», — ответил я. Он ушел ломая руки.

В четыре с четвертью, облегченно улыбаясь, он вернулся. «Теперь собралось уже шестьсот человек. Может быть, начнем?» Я поднялся. За то короткое время, пока мы шли к шатру, толпа нарастала. А когда я взошел на кафедру, шатер был переполнен. В тот день меня слушали две тысячи человек. Большинство из них позднее записались для участия в моих занятиях.

К концу лекции я объявил: «На время этой недели занятий, для тех, кто пожелает иметь личные беседы со мной, будет удобнее, если я буду жить поблизости. Может ли кто-нибудь пригласить меня жить в его доме?» Вскоре пятьдесят или даже более человек подошли ко мне с приглашением. С тревогой я подумал, что мне придется отказать всем, кроме одного. «Мастер, — молил я, — чье предложение мне следует принять?» И тут я заметил человека, чей взгляд привлек мое внимание. «Я остановлюсь у вас», — сказал я.

Позднее Шри Ромеш Датт, мой хозяин на той неделе, признался мне: «Годы назад я читал «Автобиографию Йога» Парамахансаджи, и мне очень хотелось принять посвящение в крийя-йогу. Но я не знал, куда обратиться. Наконец я прочитал в газете о ваших лекциях в ста милях от нас, в Патьяле. Я решил взять отпуск в моем офисе и поехать туда, чтобы принять посвящение от вас. Но моя жена сказала мне: «Зачем ехать так далеко? Если у тебя есть вера, то Свамиджи приедет в Нью-Дели и совершит посвящение здесь. Более того, он остановится в нашем доме!» Поистине, Свамиджи, ваш визит в наше убогое жилище есть не что иное, как исключительное проявление благоволения к нам Бога!»

Читая лекции и разговаривая с людьми в различных штатах Индии, я постепенно стал понимать, как можно выполнить другое указание Мастера: писать. Годы я ломал голову над тем, что я могу сказать как писатель, чтобы хотя бы отчасти приблизиться к его глубокой философской и духовной проницательности. Я принесу пользу в качестве учителя или писателя, если буду знакомить людей с его посланием. Он Мастер, а я — лишь его инструмент.

И все же он говорил мне: «Еще так много предстоит написать!» Что он имел в виду? Через два-три года пребывания в Индии меня осенило, что путем писательства я мог бы «установить контакт» так же, как делал это, обращаясь к людям в своих лекциях, физически «прислушиваясь» к их нуждам. Я мог показать им, что даже мирских целей, к которым они стремятся, можно достичь, лишь если они будут учитывать духовные ценности. Сам Мастер, размышлял я, касался многих человеческих интересов. Возможно, я мог бы развить то, чего он касался только слегка. Сравнив его учение со ступицей колеса, я бы попытался показать, что множество спиц ведут к одной и той же ступице.

Одним из главных стимулов моего собственного духовного поиска было широкое распространение в наше время зла нигилизма. Для многих людей, ознакомившихся с теориями современной науки, трудно принять какие-либо моральные и духовные ценности. Идеализм они отбросили, как «сентиментальный». Среди окончивших колледжи интеллектуалов, которых я встречал даже в религиозной Индии, многие настаивали на том, что истина относительна, что не существует высших законов, что лучшим оправданием любого поступка является возможность избежать наказания. Многие из этих людей, неспособные совсем отказаться от моральных принципов, бросаются в объятия коммунизма с его материалистической моралью просто потому, что он позволяет притворяться, что веришь во что-то. Кроме того, очень часто, особенно на Западе, образованные люди, признававшие духовные ценности, не были в состоянии противостоять вызовам современной науки и вместо того, чтобы признать значение духовного, предпочитали «заметать его под ковер». Их верованиям, хотя и конструктивным, недоставало определенной интеллектуальной целостности.